Это риторический вопрос, и я в принципе не жду на него ответа, но старик продолжает:

— Ты племянницу мою не обижай. Ей и так в последнее время нелегко пришлось.

— Не буду, — отчаянно краснея, бормочу я.

Дмитрий Сергеевич прячет руки в карманы своих джинсов и монотонно раскачивается на пятках. Создается ощущение, что он хочет сказать что-то еще, но он неловко молчит.

— Я пойду тогда?

— И не влюбляйся в нее, — вдруг выпаливает старик. — Она девочка видная, но в августе вернется к себе домой. Живет она, как ты понимаешь, не в столице. Ни к чему вам обоим создавать друг другу сложности.

— Сложности? — непонимающе повторяю я.

— Знаешь ты все, — устало вздохнув, говорит Панин. — Разбитые сердца никого не красят. Ты хороший мальчик, но Лера — она не для тебя.

— С чего вы взяли…

— Кирилл, избавь меня от этого, ладно? — перебивает меня Дмитрий Сергеевич. — Я может и старый, но глаза у меня есть. Все я про вас с самого начала понял. Еще в кабинете, когда вы «знакомились». Но вам обоим будет лучше, если дальше дружбы дело не зайдет. Ты сейчас можешь сказать, что это не мое дело, и будешь прав. Но Лера — моя племянница. Ближе ее и ее мамы у меня никого нет, поэтому я считаю своим долгом предостеречь вас обоих.

— Ей вы тоже это сказали? — спрашиваю я, ощущая прилив раздражения.

— Она сама все понимает.

— Послушайте, Дмитрий Сергеевич, — говорю я, тщательно подбирая слова. — Я вам действительно скажу, что происходящее между мной и Лерой — наше с ней личное дело. Вряд ли ваши предостережения здесь уместны.

— Но не озвучить их я не мог, — с внезапной грустью говорит старик. — Береги себя, мой мальчик.

С этими словами он поправляет шляпу и сгорбившись идет дальше по мощеной булыжниками дорожке.

Беседа с директором оставляет меня в неком замешательстве. Во-первых, я не припомню ни одного случая, чтобы Панин так бесцеремонно лез в чью-то личную жизнь, хотя романов в «Синичке» всегда было предостаточно. Во-вторых, в его словах о Лере чувствуется какая-то необъяснимая обреченность. Не то, чтобы я готов был попросить девушку переехать ради меня в Москву, но его железная уверенность, что с ней у нас все не продвинется дальше финала смены вызывает вопросы. Ну, и в-третьих, меня смущает то, что по его словам Лера «все понимает». Что именно она понимает? Что у нас нет будущего или что она не хочет даже того настоящего, которое есть сейчас?

Погруженный в свои мысли, я дохожу до нужного мне домика с красными флагами. За большим деревянным столом перед ним сидят девчонки из первого отряда и под руководством Кати рисуют акварели. Заметив меня, вожатая как-то недобро улыбается и встает со своего стула.

— Что потерял опять? — понизив голос, чтобы нас не слышали девочки, спрашивает она.

— Я Леру ищу.

— И почему меня это не удивляет? — ее голос пропитан сарказмом. — Только после разговоров с тобой она без настроения ходит, и сейчас очевидно с тобой общаться не хочет.

— Кать, где она скажешь или нет? — нетерпеливо спрашиваю я. — Это для меня очень важно.

— Важно, конечно, — она кривит губы. — Все у вас всегда важно.

— Послушай… — раздраженно начинаю я, не желая слушать отповедь, может быть, и вполне заслуженную.

— Она пошла в медпункт с одной из девочек, — перебивает меня Катя. — Но тебе к ней лезть сейчас не советую. Она злая и обиженная. Дай ей остыть.

— Мне надо с ней поговорить, понимаешь?

— Понимаю. Но сейчас не надо.

— Мне надо, — настаиваю я.

— Себя хоть послушай! — резко бросает девушка. — «Мне», «я». Разок хоть о ней подумай. Я говорю, тебе, что Лере сейчас не до тебя. У тебя был шанс с ней поговорить — ты его мастерски разбазарил. Так что теперь подождешь.

Я в замешательстве смотрю на Катю. Вот уж от кого не ожидал подобной отповеди — так это от нее. Что же Лера ей рассказала?

— Просто поверь мне, — вдруг говорит она, пытливо вглядываясь мне в глаза. — Дай ей время хотя бы до вечера.

Перед уверенностью Кати меркнет моя собственная — теперь я склонен довериться ее чутью и не спешить к Лере. Хотя все внутри меня протестует против этой задержки.

— Я не пойду за ней сейчас, — со вздохом признаю я свою капитуляцию. — Можешь ее номер телефона продиктовать? Напишу ей позже.

Забив под диктовку комбинацию цифр в свой мобильный, я в расстроенных чувствах возвращаюсь в отряд. Ничего не хочу — только бы скорее наступил вечер. И зачем только я согласился ждать?

За ужином Леру я вижу лишь мельком. Она заходит в столовую, будоража меня одним своим видом, о чём-то болтает с Ларисой и снова уходит. Когда я пытаюсь разыскать ее позднее, оказывается, что она уехала в город на Скорой вместе с девочкой, которой днем требовалась медицинская помощь.

Уже в кровати я пишу ей смс с просьбой встретиться со мной, но оно так и остаётся непрочитанным. И я засыпаю с неприятным сосущим ощущением в животе и предчувствием, что зря не доверился себе и не нашёл Леру днём.

Рано утром меня будит настойчивый стук в дверь нашего домика. Я резко сажусь на кровати. Паша на соседней койке делает то же самое, непоколебимым остаётся только сон Матвея, который спокойно дрыхнет несмотря на шум.

Натянув на себя шорты, я босиком подхожу к двери и сталкиваюсь нос к носу с Катей.

— Лера с тобой? — спрашивает она встревоженно.

— Нет, конечно, — отвечаю я, протирая глаза.

— Кир, я не знаю, что делать, — едва не плача, говорит Катя. — Она пропала.

— В смысле? Она же уехала в город.

— Она вернулась вечером. Перед сном сказала, что прогуляется и до сих пор не вернулась.

— Звонила ей?

— Ее телефон остался на зарядке в домике.

— Может быть, она у Панина?

Катя отрицательно мотает головой.

— Охранник сказал, что видел, как она выходила за территорию вечером.

— И не вернулась?

Девушка всхлипывает, а меня вдруг прошибает холодный пот.

— Кирилл, вдруг с ней что-то случилось?

Когда я выбегаю из домика своего отряда, наспех натянув толстовку и кроссовки, с хмурого неба моросит дождь. Ещё очень рано, но воздух непривычно влажный и прохладный. Даже не верится, что вчера безжалостно палило солнце, и температура стояла за плюс тридцать.

На улице я один. Катя в это самое время, должно быть, объясняет Паше, что случилось, потом они вместе пойдут к Панину — таков был наш план. А я не могу ждать: если Лера попала в беду — каждая секунда на счету. Я не позволяю себе удариться в панику, но на душе неспокойно и от волнения скручивает желудок. Рядом с лагерем лес, а она хрупкая девушка. И она не должна быть там, или где бы то ни было, одна в такое время.

Где искать Леру я не знаю. Но первым делом бегу к КПП, через которое, по словам Кати, она накануне вышла за территорию лагеря. До того, как прийти ко мне, девушка успела сделать круг вокруг лагеря и перекинулась словами с охранником, который, судя по всему, видел Александрову последним.

Я добегаю почти до указателя «Синички», потом сворачиваю обратно, прикидывая, куда Лера могла пойти из этой точки. И пошла ли? Что если кто-то забрал ее прямо с парковки на машине? Но если она уехала, то почему не взяла с собой телефон? Почему никому ничего не сказала?

Снова расспрашиваю охранника про вчерашний вечер. Он подтверждает, что видел, как Лера выходила. Никуда не торопилась. Была одна. Ушла в сторону леса и больше не возвращалась. Мне хочется наорать на него: спросить, почему он не поднял тревогу раньше — в конце концов, из лагеря ушла не просто вожатая, а племянница директора, но все это сейчас бессмысленно.

Недолго думая, я бегу к озеру. Именно туда, к дальнему берегу, где много дней назад я подглядывал за Лерой. Бегу той же тропинкой, внимательно глядя по сторонам, спускаюсь к пляжу, кричу ее имя, но вокруг тишина, прерываемая лишь резкими звуками, издаваемыми дикими птицами, и — ни души.

Дождь все усиливается, порывами налетает пронизывающий ветер, забираясь под одежду, небо затягивают низкие свинцовые тучи.