Еще одно клише: благодаря Лере я постоянно нахожусь в каком-то неизвестном мне ране состоянии перманентного возбуждения. Но относится это не только к физическому влечению, которое, кажется, разгорается все сильнее по мере развития наших отношений: девушка пробуждает во мне целую гамму чувств, которые варьируются от теплоты и нежности до болезненной одержимости. Она заставляет мой мозг работать иначе, показывает мир другими глазами и учит видеть красоту там, где я видел обыкновенность.

Никогда я не надеялся встретить кого-то столь чудесного, как Лера. В ней невероятным образом сочетаются страстность и невинность, женственность и детская непосредственность, ум и дерзость, доброта и строгость, если того требуют обстоятельства. Иногда мне хочется ущипнуть себя — она так хороша и мне с ней так хорошо, что это кажется нереальным.

Наша с ней история развивается стремительно, словно отношения поставили на перемотку. Во многом это происходит из-за того, что мы оба понимаем — отведенное нам время в лагере неумолимо тает, а будущее неопределенное и туманное. Но, как бы то ни было, к концу первой недели нашей любви в лагере не остается никого, кто бы ни знал, что мы встречаемся. Даже Панин, которого я всячески стараюсь избегать, оказывается в курсе моих романтических отношений с его племянницей. К счастью, в них он больше не лезет.

Каждую ночь я засыпаю с мыслью, что завтра увижу Леру. Каждое утро просыпаюсь в нетерпении и жду встречу. По утрам мы вместе бегаем, днем пересекаемся на тренировках, по вечерам стараемся объединить свободное время отрядов, а ночи хотя бы раз в неделю проводим вдвоем, прячась в уединении моей машины или уезжая в город.

Дни летят, сохраняя в шкатулку воспоминаний простые, и в то ж время ценные сюжеты: как мы голышом купаемся в озере на рассвете, как любим друг друга в тени густых деревьев в чаще леса, как не можем расстаться по вечерам, подолгу говоря «до встречи» и целуясь до тех пор, пока нам хватает дыхания. Впервые за долгое время я ощущаю себя по-настоящему счастливым. И только одна вещь омрачает летнюю идиллию — не прекращающиеся ни на день звонки Романа, того самого парня, который вместе с Лерой попал в аварию.

Я с самого начала не делал секрета из того, как отношусь ко всей этой ситуации. Говорил Лере прямо, что он использует ее и манипулирует своим состоянием, чтобы ее контролировать, но она пропускала мои опасения мимо ушей. В конце концов, когда звонки внезапно прекратились, я начинаю подозревать, что она скрывает от меня сам факт того, что они общаются. При мне она больше никогда не снимает трубку. Думаю, она специально выключает звук на телефоне, чтобы я даже не понимал, когда этот Рома звонит. Несколько раз за две недели она уезжает к нему, чем приводит меня в состояние бессильной ярости. Я предлагаю отвозить ее сам и ждать ее в машине, но Лера категорически отказывается, настаивая, что навещать его — это ее и только ее обязанность, которой она не готова со мной делиться. Это злит, нервирует, расшатывает и без того хрупкую картину наших отношений, но, в конце концов, я вынужден принять это. Потому что, что еще мне остается?

Однажды утром, когда мы с ней отдыхаем после пробежки, привалившись спинами к поваленному бревну у озера, я завожу разговор, ход которого продумывал уже некоторое время.

— Лер, когда лето закончится, — начинаю я неуверенно, поглаживая ее ладонь, которая покоится на моей коленке. — Поехали со мной в Москву.

Она застывает. Поворачивает голову, ее выразительные фиалковые глаза затуманивается эмоциями, которые я не могу распознать.

— В Москву? — повторяет она шепотом. — Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Я снимаю квартиру, где мы вполне можем жить вдвоем. Я о тебе позабочусь.

Некоторое время она молчит.

— А моя учеба?

— У тебя же тоже последний год и диплом остался? — спрашиваю я, испытывая неимоверное облегчение от того, что она не отказала сразу, а серьез размышляет над моим предложением. — По необходимости сможешь ездить в университет, но зато мы будем вместе.

Она закусывает губу. Между бровей появляется складка.

— Ты не хочешь? Если это так — просто скажи. Насиловать тебя я не буду, — говорю резче, чем мне бы того хотелось.

— Что ты? — она мотает головой. — Я хочу. Просто много сложностей…

— Это ты усложняешь. На самом деле, все проще, чем тебе кажется. В конце концов, когда-то ты уже срывалась с привычного места и начинала все заново, — напоминаю я. — Я же предлагаю тебе начать все заново со мной.

Лера облизывает губы и склоняет олову набок, отчего каскад ее блестящих светлых волос падает на лицо, скрывая от меня его выражение.

— Давай не будем загадывать, — просит она мягко, но я улавливаю в ее словах необъяснимую горечь. — У нас впереди весь июль. Это то, что я сейчас готова тебе пообещать. Время покажет, что будет дальше.

Это не тот ответ, на который я рассчитываю, но единственный, который я получаю. Потом Лера тянется ко мне, трется носом о мои губы и целует. Я поддаюсь ей, включаюсь в ее игру, но не по-настоящему. Меня неотступно преследует мысль, что девушка от меня отстраняется. Снова. И что в ней скрыты сразу несколько миров, и как бы я ни старался, доступ у меня есть далеко не к каждому.

Весь следующий день Лера занята. Она отвечает на мои сообщения с задержкой, не появляется на обеде и полднике и только перед ужином мне удается прижать ее к стене и потребовать объяснений.

— Много дел, — отвечает она уклончиво. — Встретимся после отбоя, да?

— Лер, — говорю строго, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Если у тебя что-то произошло — я хочу знать.

Она улыбается мне, привычным жестом проводит рукой по моему плечу в попытке успокоить.

— Все нормально.

— Это из-за того, что я вчера сказал? Из-за Москвы? — вглядываюсь в ее лицо, стараясь по реакции понять, что ее волнует, но Лера собрана и закрыта. Не подкопаешься.

— Это не из-за Москвы, — ее голос звучит тихо и немного обиженно. — Не думай так, пожалуйста. Неужели ты всерьез считаешь, что я не хочу быть с тобой? После всего, что было?

— Я не знаю, что думать, — я развожу руками. — Ты в последние дни ведешь себя странно, и мы почти не видимся.

— Я же сказала — много дел, — говорит она спокойно. — Дядя попросил меня помочь ему с документами — я сегодня половину дня провела у него в кабинете, разбирая архивы.

— А мне почему не сказала?

— Ты не спрашивал, — защищается она. — Я пойду, ладно? Очень проголодалась.

Когда девушка уходит, я долго смотрю ей в след, пытаясь погасить необъяснимую тревогу. Да, она действительно может быть занята. Да, она не обязана отчитываться передо мной обо всем, что у нее происходит. И все же, с ней что-то не так. И я могу поспорить на что угодно — это не связано с документами Панина.

Раздосадованный поведением Леры, я с трудом дожидаюсь вечера. Терпеть не могу эти игры — если для нее что-то изменилось, поменялись приоритеты или даже отношение к нашим встречам, я хочу это знать, а не прибывать в блаженном неведении.

После отбоя в вожатской как-то особенно много народа. Похоже, наш трюк с камерой «гоупро» приняли на вооружение все отряды, поэтому от каждого сегодня пришли минимум по двое вожатых. Мне эта тусовка не по душе — очень шумно, очень многолюдно и полно ребят, с которыми я вообще не общаюсь. Я привык к более камерным посиделкам, а сегодня тут аншлаг. И ради этого терять время, которое я могу провести наедине с Лерой? Нет уж, спасибо.

— Давай уйдем? — шепчу я ей на ухо, не упуская возможности слегка прихватить зубами мочку.

— Давай, — соглашается она с готовностью.

Но прежде, чем уйти, к моему удивлению тянется к столику с алкоголем и хватает пластиковый стаканчик с Аперолем, который намешал Матвей. За все время, что мы знакомы, я видел ее с алкоголем в руках два или три раза, а вечеринок у нас было предостаточно еще в Екатеринбурге. Еще более подозрительно, что пока мы идем по тенистым аллеям лагеря к моей машине, она полностью опустошает стаканчик и бросает его в урну. Если до этого у меня были сомнения, что я надумываю проблему, то теперь я уверен — Лера недоговаривает. И будь я проклят, если сегодня не вытрясу из нее правду.