— За что?

Наши глаза встречаются, и на этот раз Лера не отводит свои. Смотрит прямо, сосредоточенно, может быть, даже с вызовом.

— За то, что умеешь признавать свои ошибки. Не все мужчины обладают этой способностью.

В ее словах, в том, как она их произносит, чересчур много личного. Такого, что подсознательно подталкивает к развитию темы, но что-то меня останавливает.

Лера говорит о мужчинах в множественном числе — неужели было так много тех, кто был к ней несправедлив и могу ли я быть среди них?

Пока я раздумываю над ее фразой, она с озабоченным выражением лица смотрит на экран вспыхнувшего новым сообщением телефона. Пробегается глазами по тексту, кривит и поджимает губы, потом убирает трубку в рюкзак.

— У тебя все нормально? — спрашиваю осторожно, удивленный такой реакцией.

— Да, — отвечает девушка коротко, избегая смотреть на меня.

Врет. Не нужно быть психологом, чтобы понять это. Но кто я такой, чтобы лезть к ней в душу?

Я задаю ей еще несколько нейтральных вопросов, но ее будто подменили: отвечает односложно, с трудом выжимая из себя слова. Эта формальная беседа неожиданно сводит меня с ума. Так хочется взять Леру за плечи, встряхнуть, проникнуть под ее безупречный фасад и найти там правду.

Что с ней происходит? Такая живая и жизнерадостная в лагере, но всякий раз, когда уезжает в город, возвращается или в слезах или в состоянии, которое я бы описал близким к отчаянию.

И появлению моему она, теперь уже очевидно, не рада. И вести со мной светскую беседу не намерена. Осознав это, я как-то быстро перехожу от состояния легкой эйфории к чувству дискомфорта, а следом — к ощущению вины. Хотя последнее вообще глупость, потому что я не сделал ничего такого, отчего должен чувствовать себя виноватым перед Александровой.

Я почти готов попытаться и выяснить, кто или что так сильно беспокоит ее, но в этот момент появляется официант с напитками и салатами, и я проглатываю готовый сорваться с языка вопрос.

Едим мы в напряженном молчании. Я больше не пытаюсь разговорить ее, она сама словно ушла в себя — вяло ковыряет салат в тарелке и смотрит куда угодно, но только не на меня.

Что, черт возьми, было в этом смс, которое так ее расстроило?

— Ты ведь в лагерь возвращаешься? — уточняю я, попросив счет.

— Да.

Я удовлетворенно киваю. Возможно, в машине она будет разговорчивее.

— Подвезешь? — вдруг спрашивает она тихо. — Если ты конечно… Если у тебя нет других планов в городе.

— Разумеется, — отвечаю я, посылая ей недоумевающий взгляд.

Она что, всерьёз думала, что я могу встать, попрощаться и уехать, оставив ее поздним вечером одну в городе?

Когда официант приносит кожаную книжку, я кладу на нее ладонь, не позволяя Лере даже взглянуть на чек.

— Я сама за себя заплачу, — вполне искренне протестует она.

— Глупости не говори, — осаждаю я этот порыв.

Я, конечно, не миллионер, но платить за ужин в моей компании девушка никогда не будет.

— Ты не должен… И вообще…

— Не должен и вообще, — подтверждаю я с усмешкой. — Но я все же это сделаю.

Лера очевидно смущается. Крутит в тонких пальцах лямку рюкзака и как-то тяжело дышит — волнуется. Но почему?

К машине мы возвращаемся в тишине. Сгущаются сумерки. Наш пусть проходит мимо Лунопарка, усыпанного огнями.

— Зайдём? — вдруг предлагает Лера.

Весь вечер она была напряженной и нелюдимой, а сейчас вдруг смотрит на меня с надеждой в глазах.

— Ты за весь вечер едва сказала мне пять предложений, а теперь предлагаешь прогуляться в парке аттракционов? — иронично уточняю я.

Она забавно морщит нос.

— Не будь таким занудой.

Смена ее настроения если и удивляет, то не настолько, чтобы я ей отказал. Я пожимаю плечами.

— Если хочешь, зайдем.

В парке все сверкает неоновыми огнями, какофония звуков прерывается скрипучим терском игровых автоматов. Парк совсем небольшой по площади, но аттракционов тут напихано предостаточно.

— Прокатишься со мной? — спрашивает Лера, указывая на цепочную карусель.

Я отрицательно качаю головой.

— Ну же, — настаивает она, внезапно беря меня за руку. — Не будь таким скучным.

Короткого прикосновения оказывается достаточно, чтобы я испытал ощущение, словно выбивают почву из-под ног, те же эмоции, ту же бурю.

Я смотрю на бывшую девушку своего друга, на ее хрупкую, тонкую кисть, сжимающую мою руку. В груди снова что-то екает.

Если у меня есть хоть немного мозгов, я остановлюсь на этом. Прямо сейчас. Но, очевидно, мозгов у меня, когда дело касается Лера Александровой, нет, потому что сияние фиалковых глаз и робкая улыбка затмевают все доводы рассудка.

От неё сложно оторваться. Мягкий июньский бриз шевелит белокурые волосы, заставляет тонкую ткань платья льнуть к идеальному телу. Мой взгляд помимо воли скользит в скромный вырез, опускается на ее грудь, задерживается лишь на мгновение и снова возвращается к лицу.

— Один раз, — соглашаюсь я под барабанную дробь пульса, получая в награду какую-то испуганную, но, несомненно, искреннюю улыбку.

Катание на каруселях — точно не та активность, которой я планировал посвятить свободное время этим вечером, но, если я буду честен сам с собой, признаюсь, что давно так не кайфовал.

После двух кругов на цепочной карусели Александрова тянет меня на Автодром, где мы минут пятнадцать как подростки тараним друг друга на допотопных машинках, а потом — на скрипучее Колесо обозрения.

— Ты уверена, что это безопасно? — спрашиваю я, скептически осматривая древний аттракцион с пластиковыми сидениями и открытыми кабинками, по которым гуляет ветер.

В ответ Лера заразительно смеется.

— Доверься мне. Я уже каталась.

Давно стемнело. Колесо медленно несет нас вверх. Вокруг все, кроме темного неровного круга озера, горит яркими огнями. Лера напротив меня кутается в толстовку, скрестив руки на груди, и с неподдельным восторгом глазеет по сторонам. Я огней просто не замечаю. Вижу только ее. То, как ветер играет в ее волосах. Как нежный профиль четко вырисовывается на фоне темного неба. Как блестят ее глаза. И вдруг ясно понимаю, что пропал. Подсознательно боялся этого с момента первой встречи, именно поэтому так старался избегать ее, но все оказалось тщетно.

В своей жизни я ошибался много раз. Ошибся и в ней? Все, что я узнал об этой девушке за этот короткий отрезок времени в лагере, кричит о том, что она не может быть такой, какой я считал. Она добрая, искренняя, готовая прийти на помощь — в том, как она общается с детьми, абсолютно нет фальши. Тогда чем была эта история с Вадиком? Есть ли в ней двойное дно, о котором он умолчал?

Я испытывающе смотрю на Леру, которая сидит напротив. Женщины — сложные создания. Понять, что у них на уме, всегда непросто, но я еще никогда не встречал никого, кого бы мне хотелось понять больше, чем Александрову. Чем больше узнаю ее, тем загадочнее она кажется. И уж, конечно, нет в ней ничего общего с теми, с кем я встречался раньше.

— Красиво, правда? — с тихим вздохом говорит она, не отрывая взгляда от полоски огней на набережной.

— Да, — подтверждаю я тихо.

Разница лишь в том, что пока девушка восхищается миром вокруг, я смотрю только на нее, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не пересесть к ней поближе и не обнять.

Подумать только, как много всего может поменяться за считанные дни…

Внезапный звонок телефона нарушает волшебство момента. Лера нехотя лезет за трубкой, мгновение смотрит на экран, потом отключает звук и бросает телефон обратно в недра рюкзака. Ее лицо, еще недавно такое одухотворённое и безмятежное, теперь похоже на восковую маску.

В моей душе вспыхивает безотчетная жажда защитить ее от неведомого раздражителя, выведать, кто или что так сильно расстраивает ее, но Колесо обозрения как раз завершает свой круг и до того, как я успеваю предложить прокатиться еще раз, Лера встает, ясно давая понять, что прогулка подошла к концу.