— Как у вас с Лерой? — вопрос Паши застает меня врасплох, так что я даже вздрагиваю от неожиданности.

Матвей сегодня выходной, а мы с Пашей сидим в тени дерева, наблюдая, как мальчики учатся вязать узлы и ставить палатки на мастер-классе по выживанию в лесу.

— Нормально все, — я пожимаю плечами, не желая распространяться на волнующую меня тему. — Почему спрашиваешь?

— Ты в последние дни ходил хмурый и напряженный. Прости, если лезу не в свое дело, но я начал волноваться.

— С Лерой сложно постоянно быть счастливым, — невесело усмехаюсь я. — Она слишком непредсказуема, чтобы я мог расслабиться и просто плыть по течению.

— Значит, все-таки проблемы в раю? — проницательно уточняет приятель.

— У нее есть обязательства, которые меня раздражают, — отвечаю уклончиво, понимая, что не вправе откровенничать с другом о личных делах своей девушки. — Вот и все.

— Поэтому ее нет в лагере?

— Да.

Паша некоторое время молчит, но его любопытство явно пересиливает его тактичность. Впрочем, я его не виню.

— Это как-то связано с ее частыми выходными и звонками, о которых говорил Матвей?

— Да, — признаюсь я.

— Сочувствую, друг.

— Нормально все, — говорю я, но после непродолжительного молчания продолжаю: — Я просто, наверное, не был готов к тому, что для меня это будет так. Я рядом с ней не могу расслабиться, знаешь? Постоянно жду какого-то подвоха. Она со мной, но мыслями будто где-то далеко. Как солнечный зайчик, который скачет перед глазами, но поймать его никак не получается.

— Мне кажется, ты загоняешься, — замечает Паша. — Понятно, что ты на нее запал, но и девчонка, очевидно, от тебя без ума. Подумай сам, она отшила всех, а тебе сдалась без сопротивления.

— Я сейчас не об этом, Паш, — поясняю я растерянно. — Не о том, что между нами происходит, а о том, что я при этом чувствую. Понимаешь, когда я был с Дианой, мне было комфортно. Я не ревновал ее. Не сходил с ума, если ее не было рядом или она не сразу отвечала на сообщение. С Лерой я постоянно в напряжении. Будто жду, что что-то пойдет не так. Она лишает меня почвы под ногами и одновременно помогает ее обрести — это какая-то херня, которую я не могу объяснить.

Паша сдержанно смеется и хлопает меня по плечу в знак поддержки.

— Вроде, эта херня называется любовью.

— Да уж, спасибо, — саркастически отвечаю я. — А то я не знал.

К вечеру я эмоционально измотан и растерян. За весь день Лера написала мне лишь однажды, кратко ответив на вопрос, добралась ли она до места. Я помню, что обещал дать ей время и пространство для решения вопросов с тем парнем, но никогда еще держать свое слово не было для меня столь проблематично. Пару раз я почти срывался, чтобы поехать за ней. Останавливало меня только понимание того, что Леру это расстроит, а мне не хотелось уподобляться ее Роману, который играл чувствами и привязанностями, не заботясь о последствиях.

Когда мой телефон, наконец, вспыхивает новым входящим сообщением, на часах почти десять вечера, а отряд готовится ко сну. Мое тело бросает в жар, короткие волоски на затылке становятся дыбом, а грудь заполняется кислородом — словно до этого момента я весь этот утомительно долгий день не жил и не дышал, а теперь снова начинаю чувствовать.

«После отбоя буду ждать тебя на тропинке, ведущей к озеру».

Не в состоянии сдержать счастливую улыбку, я глазами ищу Пашу. Одного взгляда на меня ему достаточно, чтобы понимающе ухмыльнуться и кивнуть. Большего мне не надо — я мчу в душ и переодеваться. К свиданию с Лерой мне хочется быть во всеоружии.

Мы встречаемся на нашей тропинке, исхоженной вдоль и поперек, в десять пятнадцать и, даже не поздоровавшись, сразу начинаем целоваться. Мне сложно это объяснить, но сегодня наша потребность друг в друге достигает какого-то сверхъестественного уровня. Я знаю, о чем говорю, это не мои фантазии, — в том, как отчаянно Лера цепляется за меня, как жадно целует, как тесно жмется своим хрупким телом к моему, чувствуется нечто особенное. И если это не любовь, о которой столько говорят и пишут, то я не знаю, что это.

— Все в порядке? — спрашиваю я, когда мы, прижавшись друг к другу лбами, пытаемся отдышаться после страстного приветствия.

— Все будет хорошо, — шепчет она, согревая теплым дыханием мою щеку.

— Ты ему сказала?

Она кивает. Длинные ресницы, скрывающие от меня выражение фиалковых глаз, дрожат, и мне кажется, что девушка в этот миг едва сдерживает слезы.

— Я понимаю, что тебе было тяжело, — шепчу я, беря ее лицо в свои ладони. — Но это хорошо и правильно, Лер. Ты умница.

На мгновение ее лицо искажает болезненная гримаса, но она быстро прячет ее за мягкой улыбкой, которая придает ей особую беззащитность и хрупкость. Нежность затапливает меня изнутри. Я ощущаю неконтролируемую потребность защитить ее, стереть с ее лица следы отчаяния и слез, сделать так, чтобы со мной она всегда улыбалась.

— У меня есть для тебя подарок, — говорю я, запуская руку в карман шорт.

— Что это? — отстранившись, Лера внимательно смотрит на бархатный мешочек на моей ладони.

— Открой и посмотри.

Она протягивает руку, чтобы взять у меня мешочек, но ее пальцы так дрожат, что она никак не может справиться с шнурком, который его стягивает.

— Давай я? — предлагаю мягко.

Лера нервно смеется и кивает, а я быстро развязываю мешочек и кладу на маленькую ладошку девушки серебряную цепочку с круглым медальоном.

— Это?.. — она обрисовывает пальчиком контур выбитого на металле рисунка и вопросительно заглядывает мне в глаза.

— Да, синичка, — подтверждаю я. — Я подумал, что в этом для нас будет что-то символичное. Думал подарить тебе в финале смены, но сегодня понял, что не хочу ждать.

Лера молчит и гипнотизирует взглядом кулон.

— Не нравится?

Когда она поднимает голову в ее глазах стоят слезы.

— Эй, ты чего? Шшш… Не надо плакать, — шепчу я, прижимая ее голову к своему плечу, поглаживая волосы, целуя в макушку. — Лера.

— Я просто тебя не заслуживаю, — прерывисто бормочет она. — Медальон прекрасен. А у меня нет для тебя никакого подарка.

— Ты сама как подарок. Самый лучший и самый дорогой, — признание сдавливает мне горло, но не потому, что сказать его было сложно — наоборот, это все чувства, от которых кружится голова.

— Ты не понимаешь, — сокрушенно отвечает Лера.

— Тогда объясни мне.

Она шмыгает носом и качает головой.

— Я хотела, чтобы эта ночь была особенной, — жалобно говорит она. — Но расклеилась, стоило мне тебя увидеть.

— Полагаю, это комплимент в мой адрес? — делаю попытку пошутить, чтобы немного отвлечь девушку, и мне это удается. Она слабо улыбается, а я смахиваю с ее щеки успевшую выкатиться из уголка глаза слезинку.

— Ты ведь никуда не спешишь? — спрашивает девушка, лукаво прикусывая губу.

В этот миг я с особенной ясностью понимаю, как сильны мои чувства к Лере. В каком-то смысле она вобрала в себе все качества, которые я всегда ценил в людях — доброту и нежность, дерзость и своеволие, внутреннюю силу и внешнюю деликатность, способность быть одной, а уже через секунду — совсем другой. Покорять своей яркостью, умилять своим очарованием, поражать глубиной и богатством своего внутреннего мира. Но главное — она вывела мою жизнь на какой-то совершенно новый уровень. Заставила посмотреть на простые вещи другими глазами, показала ценность отношений между людьми, научила открываться. Лето еще не закончилось, а я уже совершенно точно могу сказать, что Лера Александрова стала лучшей его частью. И я рассчитываю на продолжение осенью, зимой, весной и так до скончания века.

— До самого утра я в твоем распоряжении, — подтверждаю с улыбкой, разглядывая ее живое лицо. — Особенные планы?

— Я похитила у дяди ключи от гостевого домика, — говорит она заговорщически.

— Ты, что? — потрясенно повторяю я.

Гостевой домик в «Синичке» лишь один — Панин охраняет его, как цербер, и держит всегда готовым к заезду важных гостей из администрации или полиции. Вряд ли в его планы входит, чтобы на чистых простынях этого домика кувыркался я с его обожаемой племянницей.