– Нет, сынок, на гитаре я не умею играть, но петь всегда обожала. И брату очень нравились колыбельные, которые я пела для него в детстве. Может быть, он даже и помнит какие-то из них.

– Напоешь хотя бы одну из них для меня? – мягко просит Эдвард. – Я был бы рад послушать твое пение.

– Как-нибудь спою. А был бы твой отец вместе с нами, мы бы вместе спели что-нибудь для тебя. Уверена, что тебе бы понравилось.

– Конечно… – Эдвард на секунду бросает взгляд на высокое окно. – Слушай, мама, а ты не могла бы показать мне отцовскую гитару? Я хочу посмотреть на нее и попробовать поиграть.

– Да, конечно, она находится где-то в моей комнате. Посиди здесь, а я сейчас вернусь.

Ребекка мягко гладит Эдварду плечо, но затем медленно встает с кровати и покидает комнату, закрыв за собой дверь. Мужчина провожает ее немного грустным взглядом, а после слегка хмурится и призадумывается.

«Хм, интересно, если это правда, то почему я никогда не слышал, как отец играет на гитаре? – задается вопросом Эдвард. – Он всегда равнодушно относился к тому, что я что-то наигрывал, а порой его это и вовсе раздражало. Я всегда думал, что отец ненавидит мое увлечение музыкой и наверняка мечтал увидеть меня работающим с ним и Изабеллой. Но видя, что его сыночек не стремится к этому, то возненавидел меня и мое увлечение музыкой.»

Эдвард тихо хмыкает, бросив взгляд на пустой письменный стол.

«Тем не менее если мама говорит, что отец любил играть на гитаре и петь вместе с ней, то мне становится понятно, от кого мы с Терренсом взяли любовь к музыке и талант к пению и игре. Ведь кто-то же должен был быть в нашей семье, кто в свое время увлекался музыкой. Должна быть причина, почему я буквально жить не могу без пения и игры на гитары. И всегда мечтал работать с чем-то, что с этим связано. Даже если бы я просто работал продавцом в музыкальном магазине, то уже был бы счастлив оказаться среди кучи музыкальных дисков, виниловых пластинок и инструментов. Однако я не могу поверить, что отец и правда умел играть на гитаре и играл для мамы во время ее беременностей. Для меня это что-то вроде фантазии… Никак не сочетаются у меня эти вещи… Никак…»

Через некоторое время в комнату заходит Ребекка, держащая в руках черный гитарный чехол, который она протягивает Эдварду.

– Только сразу предупреждаю, на ней не играли уже очень много лет. Надеюсь, она вообще играет и не испортилась.

Эдвард неуверенно берет чехол в руки и начинает внимательно осматривать его, чуть позже медленно проведя рукой по нему. Он сразу же чувствует какую-то связь с этим инструментом, смысл которой не может объяснить, но которая заставляет его слегка улыбнуться. А через какое-то время мужчина осторожно, немного неуверенно расстегивает молнию на чехле и достает гитару темно-вишневого цвета, которая выглядит будто новая. Инструмент, покрытый лаком, благодаря которому он красиво переливается на свету, полностью расстроен, и все его струны сильно ослабевшие.

– Ух ты, какая красивая гитара! – восклицает Эдвард, не скрывая восхищения и широкой улыбки, пока он рассматривает эту гитару со всех сторон. – Ее как будто никто никогда не трогал до меня… Она как будто совсем новая.

– А мне очень нравится ее цвет, – признается Ребекка. – Такой приятный, вишневый…

– Согласен, очень красивый…

– И звучит эта гитара ничуть не хуже, чем выглядит.

– Правда?

– Да, попробуй немного поиграть на ней.

Эдвард начинает возиться с механическими головками на механизме гитары, долго закручивая и откручивая что-то, правильно настраивая звучание каждой струны и постоянно пробуя перебирать каждую из них. А пока мужчина настраивает гитару, он все больше чувствует особую связь, которая связывает его с отцом. Даже если сейчас он не рядом с ним, то мужчина будто ощущает его присутствие, пока держит в руках эту вещь. Эдвард чувствует себя намного лучше после того, как чувствует, что какое-то приятное тепло распространяется по всему телу и заставляет его скромно улыбаться. Это ощущение невозможно объяснить, но его хочется испытывать снова и снова, ибо оно безумно приятное и родное.

Через некоторое время Эдварду удается настроить гитару, которая теперь звучит как положено. И убедившись в этом, он решает попытаться наиграть какую-то мелодию, чтобы проверить, так ли она хорошо звучит, как говорит Ребекка. Мысленно отсчитав до трех, мужчина начинает брать совершенно случайные аккорды и перебирать струны в произвольном порядке, после чего по всей комнате начинают раздаваться тихие звуки красивой, но немного грустной мелодии. И сам Эдвард явно в восторге от того, насколько здорово играет этот инструмент.

– Ты права, мама, эта гитара действительно звучит просто превосходно, – перебирая струны с легкой улыбкой на лице, говорит Эдвард. – У меня еще никогда не было столько потрясающей гитары. У миссис Ричардсон была совсем не такая…

– И этой гитаре уже больше двадцати лет, – отмечает Ребекка. – Твой отец был совсем молодым, когда покупал этот инструмент – тебя и Терренса еще даже не свете не было… И потом он оберегал эту гитару как зеницу ока и обращался с ней очень бережно.

– Удивительно, что она так хорошо сохранилась, и на ней даже нет ни одной царапинки.

– Сначала твой папа оберегал ее, а теперь и я внимательно слежу за ней.

– Такую хорошую вещь и правда надо беречь.

Эдвард продолжает наигрывать какую-то спокойную мелодию на гитаре, а Ребекка в этот момент с легкой улыбкой слегка покачивается в такт.

– Знаешь, Эдвард, а ведь ты сейчас играешь мелодию, которую часто любил исполнять твой отец, – признается Ребекка.

– Правда? – искренне удивляется Эдвард. – Но я же просто играю ту мелодию, которая у меня сейчас на уме.

– Когда ты был маленьким, твой папа и очень часто играл эту мелодию для тебя. Я помню, как ты искренне радовался, когда он начинал перебирать струны. Издавал какие-то звуки и хлопал в ладоши…

– Э-э-э… – Эдвард слегка хмурится и прерывает свою игру на гитаре, перекрыв все струны ладонью. – Но он же ушел сразу после того, как я родился! Как такое возможно? На какое-то время отец отдал меня бабушке Маргарет, а спустя пару месяцев забрал меня с собой и ушел от тебя!

– Мы с отцом и правда время от времени отдавали тебя твоей бабушке, ибо нам было тяжело, а она нам очень помогала. Но в остальном ты не прав.

– То есть, как это? Хочешь сказать, отец ушел от тебя не сразу же после моего рождения?

– Нет, милый. Твой отец ушел от меня, когда тебе был год, а Терренсу уже исполнилось три. Это произошло спустя несколько дней после его дня рождения…

– Год? Значит, после моего рождения вы еще год жили вместе?

– Да, практически год я занималась воспитанием Терренса и заботилась о тебе. Но когда мы с твоим отцом поругались, то он забрал тебя с собой и ушел. И я с тех пор больше не видела тебя и осталась одна с маленьким Терренсом на руках. Несколько раз я пробовала поговорить c твоей бабушкой Маргарет, но она сказала, что Джейми не привозил к ней Эдварда и куда-то пропал.

Немного потрясенный Эдвард округляет глаза и несколько секунд о чем-то думает.

– Ох, если честно, ты поразила меня этим признанием… – немного неуверенно говорит Эдвард. – Я всегда полагал, что жил с бабушкой, а потом меня забрал отец и женился на другой. Но оказалось, что я еще год прожил с матерью и братом.

– Скажи, а ты совсем не помнишь хотя бы какие-то моменты из того времени? – интересуется Ребекка. – Вдруг ты смутно помнил меня, отца или своего брата?

– Нет, ничего не помню… – качает головой Эдвард. – Но если бы помнил, то не удивился бы, когда увидел у отца фотографию какого-то парня, поразительно похожего на меня.

– Наверное, и твой брат не помнил тебя. Хотя я не забыла, как он часто играл с тобой и с интересом наблюдал за тем, как я кормила тебя или качала в кроватке. Бывали моменты, когда твой брат и сам помогал мне. Конечно, у него получалось не очень, но я не забуду, как тепло он принял тебя. Терренс не ревновал, когда мы с твоим отцом стали уделять тебе больше внимания, ибо ты был еще маленьким.