Парень сначала вроде бы хотел меня поцеловать. А потом вдруг выкрикнул, что я его достала!
Вещи ему, значит, надо постирать?! Отлично, постираем!
– Кирилл хочет, чтобы я постирала его вещи, – говорю в итоге Даше. – Должна была явиться к нему через час, который, кстати, уже прошёл.
– Хм… Вещи постирать? А он про прачечную не слышал, нет? Или ему надо, чтобы именно ты унизилась?.. – Даша улыбается так сладко, словно мы говорим о конфетах. – Интересно, Киру пойдёт зелёный цвет?
Я сразу улавливаю то, к чему она клонит. Наши мысли схожи.
Из меня вырывается сдавленный смешок. Никогда прежде я даже не помышляла о том, чтобы испортить чужие вещи. Но, похоже, даже самых спокойных людей можно вывести из себя.
– Ты знаешь, где достать зелёнку? – заговорщицки шепчу подруге.
Она кивает, продолжая улыбаться, и направляется к двери.
– Скоро вернусь.
* * *
Примерно через десять минут я уже стучу в дверь комнаты Марата и Кирилла. В кармане моих джинсов пузырёк с зелёнкой. Мне и страшно, и волнительно от того, что я собираюсь сделать. Но уже поздно для того, чтобы передумать.
Дверь распахивается, и я вижу Кирилла. Он явно совсем не ожидал, что я появлюсь – это написано на его лице.
– Алиева здесь нет! – сразу отрезает парень.
Он стоит в дверях и не собирается впускать меня.
– Я пришла к тебе, – отвечаю спокойно. – Вещи твои постирать. Ты же сам просил.
Кирилл усмехается.
– Я передумал. Отдам в прачечную.
Нет, так дело не пойдёт.
– Так, значит, я больше не твоя рабыня, да? Тебе от меня больше ничего не нужно? – невинно хлопаю глазами.
– Ты моя рабыня до полуночи. Но стирать мне ничего не нужно.
Я с притворным негодованием смотрю Киру в лицо.
– А как же Тимур? Он знает, что ты освобождаешь свою рабыню от стирки? – делаю шаг назад. – Пожалуй, пойду спрошу у него, по правилам это или нет.
Начинаю пятиться. Дёрнувшись ко мне, Кирилл хватает меня за локоть. Тут же заталкивает в комнату и захлопывает дверь, словно отрезая нас от всего мира.
Здесь, с ним наедине, я уже не такая смелая, как секунду назад. Но отступать по-прежнему не собираюсь.
– Зачем тебе это, Белка? – строго смотрит на меня Кирилл.
– Мне? Но ты же сам попросил меня постирать, – продолжаю старательно ломать комедию.
– Ты так и будешь это повторять, да?
– Да. Буду. Ведь ты сам этого хотел. Или ты сказал про стирку, просто чтобы меня унизить?
Кир раздражённо вздыхает. И, всё ещё держа меня за локоть, силой тащит в ванную.
– Как видишь, здесь нет ни тазика, ни порошка. Как ты будешь это делать?
– Как-нибудь разберусь. Неси свои вещи.
Мне кажется, я очень хорошо разыгрываю покорность, и Кирилл не чувствует подвоха. Неудивительно… Ведь он считает меня наивной дурочкой.
Вздохнув, Кир выходит из ванной. Через минуту возвращается, держа в руках что-то мятое белого цвета. Это рубашка, в которой он был вчера.
– На. Бери. Раз тебе так хочется.
– И это всё? – разыгрываю возмущение, забрав рубашку из его рук. – Тебе надо постирать всего лишь одну рубашку?
– Нет, не одну рубашку, – цедит Кир сквозь зубы.
Он злится на меня. Но я не понимаю, почему. Разве не этого он хотел? Чтобы я постирала его вещи… Или он сказал это, чтобы порадовать своих новых друзей? Ведь им так нравится видеть меня униженной.
Тогда пусть Кир признается, что развлекал своих дружков, поэтому и придумал про стирку.
Но он не признаёт… И неожиданно начинает раздеваться. Стягивает футболку через голову – она тоже светлая. Хватается за резинку спортивных штанов.
Резко отворачиваюсь, чтобы не смотреть на этот стриптиз.
– Так я и думал! – фыркает Кирилл за моей спиной.
– Что думал? – отзываюсь я.
Вытянув руку в сторону ладонью вверх, просто жду, когда в ней окажутся штаны.
– Ты совсем не смелая, Ася. Да ты даже не можешь посмотреть на меня в трусах! А мы ведь раньше бывали вместе и на реке, и в бассейне. И ты уже видела меня в трусах. И я тоже видел тебя в купальнике.
Кирилл подходит ближе. Его голос – низкий, напряжённый – теперь звучит возле самого затылка.
Я громко сглатываю. Кир прав, мы бывали вместе на речке. Позапрошлым летом. Мама сама отвезла нас, когда температура на улице поднялась до аномальной отметки в сорок градусов. В общежитиях, конечно, есть кондиционеры. Но мы были детьми и хотели купаться.
В голове сразу всплывают воспоминания…
– Ась, плыви сюда! Или ты боишься?
Переплыв неширокую речку и оказавшись на противоположном берегу, Кирилл начал поддразнивать меня.
– Ничего я не боюсь, – пробубнила я. – Просто не хочу.
Конечно, я врала. Течение было ужасно сильным, а вода была чертовски ледяной. А за свои почти шестнадцать лет жизни я не очень преуспела в плавании.
Да, мне было страшно.
– Ты пытаешься выглядеть смелой, но ведь это не так, Ась! – выкрикнул Кирилл с той стороны реки. – Ты же боишься, Ася! И просто признайся в том, что испугалась. Тогда я помогу тебе переплыть. Я люблю честность!
Сначала я упрямо покачала головой. Но Кирилл так классно нырял там, на той стороне. И ему словно было весело и без меня… Поэтому я наступила своей гордости на горло и, сложив ладони рупором возле губ, закричала:
– Да, я боюсь!.. Слышишь меня? Мне страшно! Я плохо плаваю!
Кирилл перестал нырять и поплыл ко мне.
– Видишь, это несложно – говорить правду, – беззлобно сказал он. – Ну что, поплыли? Не бойся, я помогу тебе…
Он переплёл наши пальцы под водой и поддерживающе сжал мою руку. Я бросила взгляд через плечо. На высоком берегу стояла мамина машина. Моя мама сидела внутри и говорила с кем-то по телефону. Кажется, этот телефонный разговор волновал её намного больше дочери.
Я согласно кивнула:
– Поплыли.
Кирилл отпустил мою руку, и мы начали грести к другому берегу. Парень всё время был рядом. Помогал, когда меня сносило течение. И очень скоро мы оказались на другой стороне реки. Вода тут была спокойнее и даже чище. Мы долго резвились в воде. Брызгались, играли в догонялки… А потом, устроившись на песке возле самой воды, лежали на спинах и смотрели в небо. Держались за руки, и наши пальцы были переплетены.
Потом мама вышла из машины и позвала нас…
Да, в тот день Кирилл был в трусах. Но всё же ситуации совсем разные.
Я всё ещё держу руку ладонью вверх в ожидании штанов парня. Сначала слышу шуршание, а потом эти самые штаны оказываются на моей ладони. Медленно поворачиваюсь лицом к Кириллу. Он стоит в одних трусах.
– Хм… Решила показать свою смелость? – усмехается Кир.
– Да вот вспомнила кое-что… То, что ты предпочитаешь честность, – напоминаю ему о его словах, сказанных тогда на речке.
Кирилл хмурится. Его взгляд, до этого устремлённый на моё лицо, тут же опускается вниз, к ногам.
– Ладно, стирай, раз тебе так хочется, – сухо бросает парень, а потом сразу уходит.
Минуту назад, когда всплыли воспоминания о том чудесном дне на реке, у меня, возможно, ещё были сомнения в том, что я собираюсь сделать. Но сейчас их нет.
Зашвырнув одежду в душевую, включаю воду. Дырку слива я затыкаю. Достаю пузырёк с зелёнкой, и когда одежда погружается в воду, щедро обливаю её. Там, куда капнул зелёный раствор, пятна получаются очень яркими. А от окрашенной воды вещи полностью становятся бледно-зелёными. Все, кроме штанов. Они чёрные, но с белыми полосками. Точнее, уже с зелёными.
Выключив воду, выкидываю пустую бутылочку зелёнки в мусорное ведро. В этот момент в ванную входит Кирилл, уже полностью одетый.
– Ась… Знаешь, что насчёт честности?.. – начинает было он, но тут его взгляд упирается в зелёное месиво в душевой.
На лице парня отражается целый спектр самых разных эмоций. От шока до неприятия. От отрицания до злости.