Судя по звукам, Эдвин едва сдерживает хохот, глядя на бледного как мел стражника.

— Милейший, что с вами? — незаметно продышавшись, спросил волшебник неизмененным голосом.

— Да так… Показалось, что ваша… ваш кот говорил.

— Вам бы позаботиться о своем здоровье, мистер. Коты же не говорят, что вы? Хотя лысых котов мало, и люди часто чувствуют себя неуютно рядом с ним.

— Я вот на него смотрю, и мне кажется, что он смеётся.

— Для вашего образования — коты открывают рты, когда им жарко. А у этого котика даже шерсти нет, поэтому ему очень жарко. Солнышко-то сегодня светит дай духи.

— А трясется он почему?

— Ох ты ж…

Эдвин наклонился ко мне и потрепал по холке.

— Ну что ж ты, дружище? Я же говорил, что тебе не стоило есть ту больную мышку.

Вот гад, а. Я едва сдерживаюсь, а он ещё подначивает.

Эдвин положил два пальца мне на голову и дал краткий импульс гармонии. Сразу похорошело, хотелось не смеяться, а мурлыкать.

— О, а вы волшебник? — спросил стражник.

— А-ага, — нараспев ответил Эд.

В этот момент раздались шаги, а спустя буквально пару секунд ворота приоткрылись. За ними стоял шкафообразный патлатый здоровяк и пацан лет тринадцати.

Шкаф смерил взглядом сначала Эдвина, а потом и меня. Осмотрев, он махнул нам рукой, развернулся и пошел обратно, не дожидаясь нашего ответа. Шкет остался у ворот.

Мы прошли по поросшему травой дворику заброшенного завода и вошли в открытую дверь.

После яркого солнечного утра в заводе было прохладно. Свет легко пробивался в помещение через окна второго этажа — перекрытий не было. Большую часть помещения занимала линия явно старых то ли станков, то ли ещё каких-то приборов.

Дальний конец помещения был приспособлен под складское помещение (что нелогично, так как двор, удобный для подвоза сырья и отвоза продукции, остался позади). Над широкими дверями склада строители приспособили широченное, почти панорамное окно кабинета начальника цеха.

Пахло пылью, плесенью, деревом, консервами, пивом и, совсем-совсем чуть-чуть, кровью. Мне здесь сразу не понравилось.

В помещении было на удивление живо — трое человек в углу перебрасывались многогранными костяшками, ещё трое перетаскивали какие-то ящики по помещению и передавали кому-то в окно.

Здоровяк (тут, в криминале, принято в качалки ходить, что ли?) провел нас через все помещение к дальнему его концу. Там мы по лесенке поднялись к кабинету начальника. Сопровождающий вошел первый, мы же зашли следом. Сам он остановился около двери, а нам коротким движением подбородка указал направление в центр комнаты.

В кабинете сохранилась старая обстановка — высокие картотечные шкафы для документации, узкая конторка, массивный деревянный стол с креслом и ещё два кресла напротив стола.

За столом сидел высокий блондин. Мне с моим-то ростиком было не особо что видно, только лишь его внимательные темные глаза, шрамик на щеке и край расшитой бисером жилетки поверх тёмно-синей блузы.

— Здравствуйте, — обозначил поклон Эдвин.

— И вам того же, — отозвался Амир (а это явно был он). — Итак, у вас ко мне какое-то дело. Я несколько занят в этот день, так что не смогу уделить вам много времени.

— О, мистер…

— Амир Лаз-гау, так же известный как Амир Быстрый.

— Эдвин Моуз, не слишком известен для прозвищ. У меня к вам есть небольшая просьба. Мне стало известно, что вы управляете старым городом?

— Тц. Какой осведомлённый, — поморщился Амир. — А можно узнать, откуда?

— От чудесника Ульриха.

— О, — Амир удивился. — А откуда вы его знаете? И как контактируете? Вы новый куратор?

— Я не куратор. Просто я буквально вчера убил Ульриха.

Воцарилась тишина. Я слышал частое сердцебиение здоровяка у двери, а вот Эд и теневой граф выглядели спокойными.

Тишину нарушил Амир.

— Не буду скрывать, что это приятная новость. Самовлюблённый ублюдок получил по заслугам. Позволите поинтересоваться, как вы это провернули?

— Секрет фирмы, — невозмутимо ответил Эдвин.

— Ну да, ну да, — граф постучал пальцами по столешнице. — Итак, полученная вами информация достаточно актуальна. Что же в таком случае вы хотите от меня?

— Все просто. Хочу, чтобы вы сняли эмбарго с алхимической лавки Фольди.

— А, этот заказ. Да с удовольствием. Вредить ведьме — вредить самому себе. Однако вы должны понимать, что таким образом я наживу проблем с Шенном. Больших проблем.

— Это я понимаю. Вы ведь не в восторге от Шенна, я вас правильно понял?

— Мягко сказано, — Амир откинулся на спинку кресла. — Ублюдок пришел в город, за неделю навел шороху, убил одного графа и запугал остальных, в том числе и меня. Признаться, нервишки сдают, когда на твоих глазах свежуют лучшую боевую тройку.

— А как на это отреагировали твои люди?

— Ну, до лучшей тройки люди тоже были, поэтому те, кто на меня работает, наложили в штаны почище меня, — невесело хохотнул Амир. — На самом-то деле ничего веселого нет. Новости, что ты принес, удовлетворили меня, но в то же самое время они сулят большие проблемы.

— Проблему с Даудом я решу, — твердо отозвался Эдвин.

— Хах? И как же?

— Ну я же справился с неуязвимым чудесником.

— Тоже верно, но этого маловато.

— Хм, — Эд задумался. — Ты слышал о банде Беррика в Нользе?

— А кто не слышал о Беррике?

— Моя работа.

— Так может любой сказать.

Эд, немного подумав, вытащил через воротник свой свисток. Амир резко втянул воздух сквозь зубы, а шкаф едва заметно дернулся.

— Понял, — отозвался граф, чуть погодя. — Верю. То есть, недовольство Шенна я могу перенаправлять на тебя?

— Ага. Думаю, с парочкой червивых я справлюсь.

— У него больше, чем парочка червивых.

— Трое червей, один зажигалка и один глубинщик.

— Тц. Удивительная осведомленность. Ну да ладно. Твоя просьба — снять блокаду с лавки?

— Да. И дать мне инструмент сонитиста. Военного образца, струнный, гитарная модель.

— И где я тебе его найду?

— Неужели инструмент — такая великая цена за смерть Дауда?

— Я постараюсь что-нибудь сделать. Когда ты планируешь с ним разобраться?

— Когда он вернётся в город.

— Что ж, порешили, — Амир протянул ладонь Эду. Волшебник ее пожал. — Я не могу гарантировать, что мы найдем именно тот инструмент, что тебе нужен.

— Мне определенно нужен военный струнный. Идеально — гитарный. Скрипичный не подойдёт никак.

— Понял. Надеюсь, ты понимаешь закон молчания?

— Понимаю. Меня не волнует тень города.

— Ну и славно. Кузнец, проводи его обратно, — кивнул Амир шкафу.

***

— В этот раз повезло, — выдохнул Эдвин, когда мы отошли от завода на достаточное расстояние.

— В смысле?

— Ну, вообще, я был готов их перебить. Но Амир, — волшебник покачал головой. — Он ничуть не слабее меня. Я почувствовал от него гармоники Вьюги. Он сильный, умеет использовать свою силу на полную катушку. Наверное, даже нащупал свой предел Амадея. Могли бы быть проблемы.

— Что?

— Что "что"?

— Что за предел Амадея?

— Это особенность каждого волшебника. Рано или поздно, скорее поздно, каждый практик понимает, что больше не может проводить ещё больший импульс. Он упирается в свой предел, который описал вертексиалист Амадей. Его преодолеть невозможно, это абсолютный предел потенциала развития волшебника или ведьмы. Однако, чтобы его нащупать, нужно выложиться на полную, почувствовать дыхание смерти на своем загривке. У каждого волшебника он свой, у кого-то выше, у кого-то ниже.

— Ого, даже не знал об этом. А ты, Эд?..

— Достиг ли я? Да, я знаю свой предел Амадея. И он достаточно высок для сонитиста. Повезло.

Это немного разочаровывающая информация. Я полагал, что развитие волшебника не ограничено ничем, кроме его старания, но теперь я знаю, что существует некий предел.

А что, если мой предел совсем близко? Я ведь кот, в конце концов. Коты отличаются от людей. И как теперь это узнать?