Свисты и громкие улюлюканья тут же перебили Алёну Дмитриевну, которая понимающе замолчала, подпирая лопатками сцену за своей спиной и радостно оглядывая развеселившихся одиннадцатиклассников. Приковавших взгляды и девятки с десяткой в том числе, обернувшихся в своих креслах и разглядывающих фигуры за собой, особенно вальяжно расположившиеся на своих местах.

Конечно, выпускники ведь. Выпускникам можно.

Они владели особыми привилегиями – их было не очень много. Но они были. И само ощущение того, что твой класс в этой школе является самым старшим, мудрым, возглавляющим эту условную иерархию, дарило то приятное чувство умиротворения, когда хотелось идти по коридорам, ловя восторженные взгляды младших, высоко подняв подбородок, натянув на губы эту дежурную самодовольную улыбку.

Это был их последний год, и стоило провести его на ура.

– Да-да, мы все поняли, насколько я вас обрадовала, – продолжила организатор, мягко посмеиваясь, складывая руки на груди. Она общалась со студентами легко и свободно, как со своими воспитанниками, заряжая тем позитивом, которым искрилась сама. – Но теперь отнеситесь к этому со всей серьёзностью, иначе мы просто ничего не будем проводить. От вас нужна идея и сценарий – мы поможем вам всё это воплотить в реальность. Годится?

Громкое и синхронное «да» стало ей ответом, и женщина удовлетворённо улыбнулась, кивая.

– В таком случае, в понедельник я жду представителей от каждого класса с вашей идеей, и дальше будем соображать, как поступим. Спасибо, что пришли, всего вам доброго и прекрасных выходных!

Голоса тут же наполнили большое помещение. Старшеклассники пожелали Алёне того же самого и неровными цепочками потянулись к выходу, приступая к бурным обсуждениям касательно наступающего праздника. Видимо, незамедлительная обратная реакция порадовала организатора, и она улыбнулась ещё шире, ожидая, пока учащиеся покинут зал под громкие разговоры, смех и шум.

– Ну, я так и знал, впрочем, – самодовольно сообщил Паша, закидывая руки за голову.

– Вообще-то это мы вам сказали об этом, – напомнила ему Диана.

– А, – Киричук нахмурился. – Ну да. Точно. Я забыл.

И девушки рассмеялись.

Рваный поток студентов вскоре поредел и рассыпался: все разошлись, кто куда, по своим делам, занятые активным обсуждением. Марина и не подразумевала, что в этом году новость о том, что им предстояло подумать над своим праздником самим, вызовет такой ажиотаж, но, наверное, оно и к лучшему.

Кажется, в понедельник в организаторской такой тишины и напряжения, какие повисли в воздухе в прошлом году между собравшимися, наконец не будет.

– Ну давай, хвастайся, сколько идей тебе уже пришло в голову, – Егор хитро прищурил глаза, повернув голову чуть вбок, прекрасно зная, что попал в точку: Марина, как ни крути, думала о вчерашних словах Алёны и наверняка набросала уже себе что-то в голове, хоть они с классом и договорились обсудить все идеи завтра, собравшись где-нибудь на нейтральной территории в городе.

Щёки девушки тут же вспыхнули румянцем, и Егор невольно усмехнулся.

– Не так уж и много, – неуверенно ответила она, смущённо отводя глаза в сторону.

– Ну сколько? – допытывался Егор, грея в руках высокий бокал с эспрессо.

– Ну, пять, – призналась Марина, хмуря тонкие брови и обиженно выпячивая губы. Пальцы оглаживали сосуд с таким же горячим напитком, только вот девушка в отличие от Егора остановила свой выбор на чае с малиной.

Взгляд невольно коснулся её шеи и остановился на маленьком пятнышке, уже сходящем с нежной кожи, практически полностью спрятанном за объёмным воротником тёплого серо-голубого мешковатого свитера.

Если бы у них вчера получилось остаться наедине, Егор знал, пятен на шее бы прибавилось – и у него, и у неё. Но весь вечер они гуляли по городу, неспешно вышагивая, увлечённо разговаривая и то и дело пытаясь пихнуть друг друга в большие пушистые сугробы. А в сторону дома направились, только когда основательно продрогли.

Время было уже достаточно позднее; Егор мягко поцеловал девушку у её квартиры, прощаясь, снова тая от нежности, что разливалась негой по всему телу, и поспешил по ступеням вверх, чувствуя тёплый взгляд у себя между лопаток, а через несколько секунд слыша щелчок закрывшейся двери.

Сегодня они встретились тоже только ближе к вечеру. Погода снова была нелётная, поэтому девушка предложила посидеть в кофейне недалеко от главной площади. Егор, недолго думая, согласился, вспоминая, как давно ему хотелось простого эспрессо и уютной атмосферы какого-нибудь тихого кафе.

Заведение Марина выбрала что надо, они уселись за самый дальний столик у окна и теперь потягивали свои напитки не спеша, увлечённые спокойным разговором. Прямо над столиком висела лампа с тёмно-бордовым торшером-полусферой, кидающая на них тёплый приятный свет. В окно бился ветер со снегом, и от того, что на улице было так холодно, здесь, в тёплой кофейне, становилось вдвойне уютнее.

– И почему я не удивлён? – усмехнулся Егор, откидываясь на высокую спинку диванчика с яркой рыжей обивкой.

– Потому что тебе лишь бы поиздеваться, – съязвила в ответ ему Марина, растягивая губы.

Подняла одну руку, заводя прямые пряди за уши, и вернула ладонь к горячему бокалу, царапая коротким розовым ноготком ободок сосуда.

– Потому что ты мило злишься, – поправил Егор, наблюдая, как девушка улыбается в ответ и качает головой. Мол, какой он неисправимый.

Даже если так, пусть. Он говорил ей уже это, и не раз. И готов был повторить ещё столько же, а то и больше.

Если она после каждого раза будет так смущённо улыбаться и краснеть, то хоть каждую минуту.

Егор скользнул взглядом в сторону. Кофейня была практически полная, но это не ощущалось так, как могло бы. Люди, сидевшие то небольшими компашками, то парами, как они с Мариной, переговаривались негромко или вовсе молчали, погружённые в свои мысли, наслаждаясь тишиной. Видимо, атмосфера, наполнившая помещение, на всех воздействовала успокаивающе и умиротворяюще, и становилось тихо и лениво, когда это тепло забивалось под кожу, делая тело тяжёлым, а голову – лёгкой.

– Расскажешь? – спросил молодой человек, возвращаясь глазами к Марине, которая, кажется, разглядывала его, пока он не видел.

Девушка тут же моргнула и подняла брови. Видимо, он отвлёк её от каких-то размышлений, потому что голубые глаза были тронуты лёгкой поволокой. Однако Марина оправилась в мгновение ока, вспомнив, наверное, о чём до этого у них шёл разговор.

– Завтра ты всё услышишь, вместе со всеми, – она хитро улыбнулась, поднося бокал к губам и делая небольшой глоток своего напитка.

– А что, разве у меня нет никаких привилегий? – Егор подался вперёд и подпёр ладонью щёку, наблюдая, как шире растягиваются губы на её лице. Тёплый свет падал на щёки и нос, и длинные ресницы, которые она опустила на несколько мгновений, бросали тени на нежную покрасневшую кожу.

– Ты, кажется, уже слишком привык к ним.

– Может быть и так. И отвыкать не хочу, – заявил он, подняв брови и улыбнувшись.

Марина рассмеялась. Смартфон, лежавший на столе дисплеем вверх, активно завибрировал и сверкнул. Пальцы потянулись к самсунгу и слегка приподняли, поворачивая экраном к лицу. Взгляд наткнулся на определитель.

И рука дрогнула – только лишь от неожиданности.

Тонкие руки в его волосах, на лице, шее, по груди вниз, к животу. Требовательные пальцы и влажные поцелуи, хозяйка которых хотела. Безумно хотела его, он чувствовал. И что самое забавное – он также чувствовал, как сильно и дико ощутимо не хочет её в ответ.

Головная боль – его, её. Такая разная головная боль. Одна – от горького несчастья, разбитого сердца, вечного недосыпа и стрессов, другая – от ощущения, что его никак не могут отпустить. Оставить в покое. Он хотел уйти – и ему бестолково не дают это сделать.

И чёрт знает, какая головная боль сильнее.