Ноябрь пришёл незаметно, в одночасье: дороги и пожухлую траву припорошило белым снегом, люди вытащили из шкафов зимние пуховики и тёплые шарфы, вечером постоянно валил снег, огромными белыми хлопьями, но погода была в основном безветренной, и прятаться от холода не приходилось.

Гейден старалась не думать о том, как скоро эти маленькие каникулы завершатся, а сегодня календарь отсчитал первое ноября, и она поняла – до учебных будней осталось всего ничего.

– Я так понимаю, – начал Егор, наклоняя голову немножко вбок, не убирая рук с её плеч. – Дальше продолжать смотреть бессмысленно.

– Извини, – хихикнула Марина, сжимая губы. – Я не специально уснула.

– Ты милая, когда спишь, – улыбнулся парень, снова прижимая девушку к себе.

– Только когда сплю? – сделала попытку подловить его. Голос получился приглушённым, потому что лицом она зарылась в его грудь.

– Всегда.

У Марины даже не получилось в ответ обнять его, ведь руки она прижала к своей груди, и вытащить их оказалось немного проблематично из-за того, что он стоял слишком близко и отпускать её явно не собирался, поэтому девушка просто стояла, подпитываясь его теплом и склонив голову на его плечо. Улыбалась приятному вечеру и этим нежным объятиям, в которых её стискивали.

А потом Егор немного ослабил хватку, наклонился к ней, приподнимая к себе её лицо пальцами за подбородок, и поцеловал. Мягко, медленно, нежно. И она, наконец, высвободила руки, которым сразу нашлось место: на его плече и в его волосах на затылке.

Плед, придерживаемый им на её плечах, грел, но ещё сильнее грели его чувства к ней.

Он целовал её губы, медленно обсасывая то верхнюю, то нижнюю, и поглаживал большими пальцами кожу её рук сквозь плед и рукава футболки – она отчётливо ощущала эти прикосновения.

Под кожей тягуче разливалась нега, плавными волнами, с каждой секундой расплываясь всё сильнее и сильнее – Марина тонула в ней едва ли не с головой. И в этом поцелуе. Отдавшись на волю судьбе, на волю Рембезу, который сминал её рот нетребовательно и ласково, то и дело проводя влажным языком по её нижней губе.

Она плавилась в его руках.

Егор немного подтолкнул её назад, направляя. Девушка послушно сделала несколько шагов, пока не наткнулась на диван позади себя, и присела, не прерывая поцелуя, чувствуя, как падает с её плеч покрывало, потому что Рембез больше не держал его. Он опёрся ладонями о сидение по обе стороны от Марины – она ощутила, как под его руками прогнулась обивка дивана.

Поцелуй из нежного всё сильнее превращался в обжигающий, наполнялся притоками оглушающей страсти, которую не хотели сдерживать ни она, ни он.

Мир вокруг ощутимо покачнулся, и девушка почувствовала, как закружилась голова от обуявших её эмоций и ощущений. Комнату наполнили влажные звуки углубившегося поцелуя. Молодой человек поднял руку и коснулся кончиками пальцев подбородка девушки, надавливая, заставляя её приоткрыть рот, чтобы скользнуть в него языком.

А потом из неё вырвался то ли слишком шумный выдох, то ли в действительности слабый стон, но в тихом полумраке комнаты он показался каким-то слишком громким, и рука Егора скользнула на её затылок, зарываясь в волосы, сильнее прижимая её голову к себе. Язык настойчиво и требовательно шарил по её рту, а она отвечала, через несколько минут осознав, что цепляется за футболку на его плечах слишком сильно. Пальцы были напряжены до предела, и расслабить их не получалось.

Мысли – все до единой – покинули голову, и стало тихо, осталось лишь удовольствие и желание, которое тугим напряжённым комом росло внизу живота, девушка явно его ощущала.

Егор опустился на диван рядом с ней. Её ладонь переместилась на его щёку, поглаживая горячую кожу острой скулы. А потом она скользнула к нему на колени, ощущая, как его рука опускается на её талию, стискивая сквозь ткань футболки, посылая неровные ряды мурашек по животу и рёбрам. Прижимает к себе, и она трётся о его бёдра своими, а он стонет, глухо и низко, в её приоткрытые губы, а потом врывается в них языком, не позволяя отстраниться, не позволяя прекратить это безумие, дикое и невозможное, горячее. Вылизывает изнутри, трётся о её язык, всасывая, втягивая, кусая, и она сходит с ума, сидя на его коленях.

А потом она всё же отстраняется – на несколько секунд. Смотрит в его глаза, разгорячённые, блестящие, тронутые поволокой, щемящей страстью. Ловит зацелованными губами его шумные выдохи, ощущая не пойми откуда взявшуюся храбрость. И скользит к его шее, чувствуя, как пальцы в её волосах и на талии непроизвольно сжимаются сильнее.

Касается ртом его кожи под ухом. И он вздрагивает, разрывая тишину комнаты очередным низким стоном, от которого Гейден теряет голову, чувствуя дрожь по всему своему телу, словно в лихорадке.

У него, кажется, напрягаются все мышцы разом, когда она прикусывает и тянет на себя разгорячённую кожу, ощущая под зубами толпы бесконечных мурашек. Втягивает, с лёгким свистом, когда слышит его прерывистое дыхание, граничащее со стонами.

Он задыхается, буквально. От внезапности её действий или от ощущения удовлетворения. Марине хотелось верить, что ему нравится. Потому что ему однозначно нравилось.

Его рука скользит по её телу вверх, к плечам, затем – к лицу, не разрывая контакта с кожей. Пальцы сжимают маленький подбородок, поворачивая к себе её голову, чтобы беспрепятственно впиться ртом в её приоткрытые губы, вынуждая вновь ощутить его твёрдый влажный язык своим.

И несколько громких залпов кряду раздаются в её голове, когда его рука исчезает с затылка, скользит по позвоночнику к пояснице и сжимает ягодицу, пододвигая ближе. Почти насаживая. Насколько было возможно, чтобы сквозь слои одежды она почувствовала, как он хочет.

Как они оба хотят.

Стон срывается с её губ, он ловит его языком, отводит её подбородок в сторону одним движением пальцев, вынуждая рвано хватать воздух звенящей от напряжения комнаты. Скользит по линии челюсти и кусает мочку уха, отчего Гейден дёргается в его руках, выпускает ткань футболки из онемевших пальцев и оглаживает линии мышц на напряжённых плечах.

Наконец возвращается к её рту, мягко кусает нижнюю губу, всасывает в себя, и целует в самый уголок рта, и шепчет. И шёпот этот кажется таким громким, пронзительнее любого крика, и разрывается в голове ярким салютом, оглушительно и отчаянно.

– Я люблю тебя… Пожалуйста, никогда не уходи. Всегда будь рядом, слышишь? Рядом со мной.

Нормально ли в таких ситуациях забывать, как дышать?

Марина не знала. Но она явно не могла сделать ни одного глотка воздуха, замерев в его руках. Мгновение показалось бесконечным. Он смотрел на неё, находясь в нескольких сантиметрах, положив руки на её лицо, оглаживая нежную кожу большими пальцами. Дышал приоткрытым ртом, и Гейден ощущала каждый его выдох, пока ладони скользили к его согнутым в локте рукам, останавливаясь на предплечьях, чувствуя контакт кожи к коже, отвечая мягкими ласками, поглаживая запястья.

Марина не смогла разобрать безобразно-счастливые мысли, что роем клубились в голове. Что-то о том, как он был великолепен сейчас. И как сильно она любит его тоже.

Яркой вспышкой мелькнула мысль: а знал ли он, насколько отчётливо сейчас его глаза передают каждую его эмоцию? Горящую, сильную, разрывающую. Звенящую. Наверное, да, потому что Гейден не сомневалась: её глаза сейчас кричали ему то же самое.

Перед глазами мелькнуло небольшое красное пятнышко на шее под его ухом, оставленное ею же, прежде чем его губы снова накрыли её рот. Только теперь в десятки раз нежнее.

Марина услышала тихий стук в дверь и тяжело поднялась с дивана, откладывая телефон, где листала ленту инстаграма. Завела скользнувшую к лицу прядь волос за ухо, окунаясь в полумрак коридора, и протянула руку к ручке входной двери, второй проворачивая ключ в замочной скважине. Раздался щелчок замка, и дверь открылась. А за ней – взгляд Лисовской, как всегда немного озорной.