Правда – она ведь не одна на всех. О какой правде он вёл речь?

Гордеев повторил её выражение лица, невинно вздёрнув брови и округлив глаза. Его кривляния не раздражали – ей вообще было плевать. Мозг лихорадочно соображал, и девушка часто моргала, перебирая в голове варианты. Любой из них мог быть верным, в конце концов. Она ведь не знала толком, в чём дело.

Поэтому уже собралась сдаться и просто дождаться Егора, как вдруг в памяти ярко сверкнул маленький отрывок сегодняшнего утра.

– Ты что?.. Ты не сказала ему?

– Да. Не сказала. Зачем ему знать? Он бы опять пошёл разбираться. Я не хочу, чтобы у него были проблемы. Артур того не стоит.

Тихий ужас от внезапного понимания накрыл с головой. Резко, будто по щелчку. Остро и бесповоротно. Марина явно ощутила, как увлажнились ладони, становясь ледяными и мокрыми. Захотелось вытереть их о брюки, но она не могла поднять рук. Уставилась на не прекращающего лыбиться самым неприятнейшим образом Артура и почувствовала, что начинает ненавидеть его ещё сильнее. Всем своим сжавшимся в тот миг существом.

А ещё – досаду. Она почувствовала досаду. Как сильно она жалела в тот миг, что не сказала обо всём Егору ещё вчера, когда они увиделись через пару часов после её стычки с Артуром.

Рембезу вряд ли было приятно узнать об этом от самого Гордеева. Чёрт возьми, от этого понимания хотелось натужно завыть.

– Что такое? – хохотнул Артур, привлекая внимание Марины. Она медленно перевела на него взгляд. И ощутила такое крышесносящее желание открутить ему голову, что становилось дурно. – Облажалась, Мариночка?

Именно в этот момент белоснежная дверь открылась, и в коридор вышла Оксана Андреевна, а за ней – Егор, собственной персоной. Тёмно-карие, почти чёрные, несмотря на яркий свет электрической лампы, одиноко светящей с невысокого потолка, глаза шилом впились в девушку, и она закусила губу, боясь разрыдаться от обиды, едва ли не вспарывающей живот прямо изнутри.

Мысли упрямо отказывались встать по местам, путались, разрывались, и она не могла сложить двух слов, принявшись наскоро подбирать их для предстоящего разговора. Выходило что-то нескладное, больше напоминающее оправдания. Она не хотела оправдываться. Она просто хотела всё выяснить.

Чтобы хоть немного прийти в себя, Гейден подняла глаза на классного руководителя. Та стояла к ним спиной, заканчивая разговор с фельдшером – тучной женщиной лет сорока, облачённой в белый тонкий халат. Ещё несколько реплик между ними – и фельдшер скрылась за дверью, а Оксана повернулась к девушке.

– Мариночка, мне пришлось задержаться. У вас всё было нормально? – добродушно поинтересовалась она, явно не замечая, как накалилась атмосфера в маленьком помещении, которое делили одновременно четыре человека.

Девушка не нашла ничего лучше, чем просто кивнуть, сжав губы.

– Чудесно!

Но Марина не видела во всём происходящем ничего чудесного, поэтому соглашаться с преподавателем не спешила. Только посмотрела на Егора, отмечая, с каким остервенением он пялился на сидящего сбоку от неё Артура, и не могла точно сказать, отвечает Гордеев ему тем же или нет. Вниманием завладели плотно сжатые губы, проснувшиеся желваки у основания скул и голое ожесточение карих глаз, грозящееся вот-вот вырваться за пределы тёмных радужек.

Сложившиеся обстоятельства коробили до невозможности, до зуда в горле, до подоспевших слёз, так и норовивших увлажнить глаза и ресницы. И ощущение, словно нечто скреблось острыми коготками прямо за лёгкими. Расчёсывало свежую рану, не собираясь прекращать.

– Ну что, мальчики, – обратилась к молодым людям женщина, посмотрев сначала на одного, потом на второго, благодаря чему Егор наконец-то оторвался от созерцания Гордеева. – В первый и последний раз. Ясно? Сегодня я звонить родителям не буду.

Доброты ей не занимать.

Егор кивнул. Возможно, Артур тоже.

– Спасибо, – поблагодарил Рембез. Голос прозвучал глухо, но спокойно.

Марина только сейчас обратила внимание на светло-бежевый антибактерицидный пластырь у уголка губы, которую ему разбил Гордеев.

Оксана Андреевна посмотрела на Егора снизу вверх, улыбнулась, мягко кивнув. Дотронулась до его плеча, легонько сжав, и прошла мимо, скрываясь за углом, оставляя наедине всех троих.

Марина с тяжело бьющимся сердцем ждала продолжения, уперев взгляд в стену напротив. На несколько секунд повисло молчание, и чётко слышны были крики и разговоры из общего коридора. А ведь точно. Перерыв до сих пор продолжался.

Благо, Гордеев долго рассиживаться не собирался. Поднялся со скамьи и, фыркнув, прошёл между ними, задев плечами и Егора, и Марину, заставив их невольно расступиться. Девушка легко поддалась, сделав два маленьких шага назад, а Егор в очередной раз разозлился и прикрыл глаза, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Одна секунда, вторая.

Мгновения после ухода Артура отчего-то сделались в двадцать раз тяжелее тех, что были до этого. Наверное, потому что Гейден отчётливо ощутила резко вспыхнувшее желание тоже покинуть это место. А ещё острый взгляд Егора на своём лице.

Он просто просверливал в ней сквозную дыру. И, судя по дискомфорту, который чувствовался кожей щеки, делал это не взглядом, а острющим буром.

Ладно, ведь ты сама хотела разобраться во всём. С этими мыслями Марина повернула голову, тоже посмотрев прямо на него. Отмечая про себя, что в карих глазах не было больше той ожесточённости. Но вместо неё там легко угадывались претензия и некоторое недовольство.

Что ж, сейчас или никогда. В конце концов они остались вдвоём, поэтому лучшей возможности, чтобы разобраться во всём, и подвернуться не могло. И Марина открыла рот, чтобы начать говорить.

Но слова не шли. Она тупо пялилась на парня и лелеяла слабую надежду, что не выглядела как полная идиотка. Поэтому, когда он сам поспешил проявить инициативу, девушка даже порадовалась.

– Почему ты не сказала? – спросил Егор, засовывая сжатые в кулаки руки в карманы чёрных брюк.

Вопрос был максимально простым, но Марина зачем-то усложнила его.

– О чём?

– О вашей вчерашней встрече с Гордеевым, конечно, – голос звучал ровно, и от этого сделалось легче. Спокойнее.

В глаза бросились растрёпанные волосы, расстёгнутый пиджак, полы которого приподнимались по бокам из-за сунутых в карманы штанов рук, и чуть покосившийся в сторону галстук. Марина едва поборола желание поправить его и сложила руки на груди, вцепившись ногтями в ткань шифоновой блузки. Вперила взгляд в персикового цвета стену справа от себя, пытаясь подобрать и сформулировать более-менее адекватно звучащие предложения.

Господи, он же не съест тебя.

Давай, смелее.

В самом деле. Чего она боялась? Девушка снова глянула на Егора, пожала плечами и без колебаний ответила:

– Я посчитала это не таким уж важным известием, чтобы трезвонить во все колокола.

Ответ Егору не понравился – он недовольно прищурил глаза.

– Да что ты говоришь? – выдавил он с деланым удивлением, а следом голос зазвучал грубее. – Значит, в этот раз ты просчиталась.

Марина знала: он злится. Чувствовала импульсы, исходящие от тела напротив. Воздух между ними вновь накалился до предела.

– Я не хотела ничего скрывать от тебя, – постаралась убедить она его. Звучало, однако, как попытка оправдаться, но Марина почему-то продолжила. – Мы просто…

– Просто что? – перебил юноша, приподнимая подбородок и взирая на неё со своей высоты почти что с вызовом.

Почему Егор решил, что может просто прервать её на полуслове и начать что-то требовать, да ещё и таким тоном, Марина не поняла. Поняла только одно: ей это однозначно не понравилось.

Он внимательно разглядывал её лицо, всё ещё ожидая ответа. Она не спешила его давать, чувствуя, как поведение стоящего напротив человека медленно, но верно начинает её подбешивать.

– Мы просто случайно встретились в магазине, он сказал мне несколько гадостей, и я его послала. Ничего нового, ничего необычного, – продолжила она, старательно игнорируя колючее чувство раздражения и – честно? – желание послать и Егора заодно. – Тебе так интересно было бы знать об этой незначительной мелочи?