Егор медленно обернулся, вперив взгляд в серо-зелёные глаза напротив, насмешливо наблюдающие за процессом. И только одного этого взгляда хватило, чтобы мозг быстро сгенерировал идейку разбить противную гордеевскую рожу просто за то, что он существовал на свете белом.

Когда он посмотрел прямо на Егора, желание усилилось раза в два за одно лишь мгновение. Рембез сжал руки в кулаки, не отводя глаз. Просверливая его убийственным взглядом, ощущая, что воздух начал со стремительной скоростью густеть.

Или это был Киричук, что стоял теперь позади правого плеча? Егор чувствовал, как одноклассник напрягся. А может, ему просто казалось? Всё-таки нервы накалились до предела, и мелкие детали воспринимались уже не так отчётливо. Он видел только Гордеева перед собой и явно понимал лишь одно: если ему сейчас сорвёт крышу, будет плохо.

Не для него самого. Для человека, что стоял перед ним.

– Ты тоже быстро приспособишься, не сомневайся.

Паша. Голос насмешливый и твёрдый. Толика юмора. Или львиная доля неприкрытой издёвки. Специально это было сделано или нет, но фраза разрядила обстановку от и до. Гордеев перевёл взгляд на Киричука, а Егор коротко хмыкнул, мысленно благодаря Пашу за вовремя вставленную реплику.

Если бы не она, его бы точно прорвало.

Артур фыркнул, засовывая руки в карманы брюк.

– Ну, у меня всё равно не будет это получаться так же хорошо, как у некоторых из вас, – язвительно кинул он, снова скрещивая свой взгляд с егоровским.

– Могу поспорить, что будет, – парировал Рембез.

– Тебя мне не переплюнуть, – хохотнул, оскалившись.

Всё грозилось сорваться к чертям собачьим прямо в эту самую секунду. И только чудо сейчас могло бы удержать Егора от решительного шага вперёд или очередной колкой ответной фразы. Казалось, что только чудо, но…

…остановило кое-что другое.

Лёгкое прикосновение.

Маленькая ладонь, которая едва ощутимо легла на его лопатку, отчего по спине прохладной дрожащей волной прокатились тонкие мурашки. И знакомый голос, прозвучавший в голове подобно раскату грома. Твёрдый, со стальными вкраплениями, оказавшийся спасением во всех смыслах этого слова.

Голос, который он ожидал услышать сейчас меньше всего.

– Тебе нечем заняться, Артур?

Гордеев мгновенно перевёл взгляд куда-то левее плеча Егора и тут же скривился, будто смотрел на что-то гадкое. И только было открыл рот, чтобы, видимо, сказать какую-то гадость, как осёкся, стрельнув глазами в Рембеза. Вспомнив, наверное, что за любое неосторожное слово или движение можно нехило схлопотать.

Особенно когда эти слова и движения предназначались девушке, стоящей сейчас рядом с Егором и приносящей облегчение и лёгкость одним своим появлением. Мягким прикосновением к плечу. Словно немая поддержка, но тем не менее до охренения значимая.

– Найду, чем, – выплюнул сквозь зубы, закидывая сумку на плечо и разворачиваясь рывком, чтобы уйти, предоставляя возможность взглядам всех присутствующих просверливать его спину.

– Вот и чудно, – прошипела Марина. Как разгневанная кошка.

А в следующий момент её рука уже исчезла. Словно этого прикосновения не было вовсе, оно тут же растаяло. Слух выцепил стук удаляющихся каблуков, вскоре утонувший в какофонии звуков, наполняющих шумное и светлое помещение школьного холла.

Егор пытался выловить остатки ощущений, которые мазались в памяти, растворялись и блёкли. Ему отчаянно хотелось вернуться на десять секунд назад. Чтобы снова почувствовать эту дрожь, что сбежала по позвоночнику вниз, рассеиваясь у поясницы. Тонкие пальцы и худую ладонь. Её рядом.

Она действительно подошла к нему. Пусть он не видел её лица, о чём, кстати, сейчас начал невыносимо жалеть. Но она подошла. Сама. Не хотела, чтобы назрел конфликт, который грозился вылиться в последствия посерьёзнее? Вероятно, но это ли было первопричиной?

А может, она просто решила помочь дать отпор? Чтобы не он один. Чтобы они вместе. Так ли? Егору хотелось верить, что так.

Надо же. Марина пришла к нему на помощь. Осознавать это было малость забавно, и он улыбнулся краем рта, воскрешая в памяти уже расплывшееся прикосновение снова и снова.

Он даже не сразу заметил, что парни молчали. Что напряжённо смотрели на него, но напряжение это было немного разным. У Киричука – полное понимание, у Гарипова – абсолютная дезориентация. И не замечал ровно до тех пор, пока тишину между ними сам же Миша не прервал. Коротко присвистнул и наклонился чуть вперёд, понижая голос, выуживая Егора из мира ощущений.

– Эй, это правда, что ли, что ты врезал ему на День Знаний?

Егор удивлённо вскинул брови, принявшись перебирать в голове варианты, откуда могла просочиться эта информация в люди. Свидетелей тогда не было. Разве что Гордеев сам мог обсудить это с людьми, которые не умели держать язык за зубами.

Коротко переглянулся с Киричуком. Последнего, по всей видимости, тоже волновал вопрос конфиденциальности.

– Это слишком громко сказано. Просто немного поцапались, – отмахнулся Егор, пожимая плечами. Обсуждать эту тему не хотелось. В конце концов это касалось только его и Гордеева.

– М-да уж, – протянул Миша, приподнимая брови и невесело усмехаясь. – Ну, он так-то человек такой себе. Ты не первый с ним цапаешься. Артур больше выпендривается, нежели что-то делает. Хотя задницы умеет лизать отменно. Все учителя в восторге. Но вот в организаторской это мало помогает. Хотя, что удивительно, его всё-таки поставили ведущим на сегодняшнем концерте, и…

Что?

Остальная часть монолога пролетела мимо ушей. Егор около нескольких бесконечно долгих мгновений отчаянно старался понять, о чём конкретно сейчас сказал Гарипов.

На каком сегодняшнем концерте?

Не на том ведь, где ещё одной ведущей является?..

Мозг упрямо отказывался впитывать слова лопочущего одноклассника. Глаза метались по холлу, пока не наткнулись на знакомый русый затылок, и паззл тут же сложился в единую цельную картинку.

Не вызвавшую у молодого человека ни единой радужной эмоции.

Осознание потихоньку наполняло голову. Что-то тяжело закипало в нём, грозясь перелиться через край и прикипеть к сознанию, вызывая реакцию. Бурляще-опасную, дикую, бешеную.

Он был готов прямо сейчас пойти и разорвать Гордеева на куски.

Глаза резко вперились в Пашу, а губы спокойно – в противовес кипящим внутри эмоциям – поинтересовались:

– Что? Ведущим на концерте?

Киричук, кажется, искренне не верил в то, что Рембез слышал об этом впервые. Глаза округлились, брови в немом удивлении взметнулись вверх.

– А ты не знал?

Егор не ответил. Только красноречиво округлил глаза в ответ и покачал головой, чувствуя, как холодеют все внутренности. От потрясения или от бешенства, он не различил. Только ощущал эту жалящую ледяную волну, что укрыла изнутри. Он чуть не заскулил, как подбитая псина.

– Марина ведёт сегодня с Гордеевым, – медленно продолжал Паша, и теперь в его синеватых глазах мелькнул намёк на беспокойство.

За его, Егора, душевное состояние? Вот смешно. Поздно уже беспокоиться, друг.

«Марина ведёт сегодня с Гордеевым».

Мысль всё набирала в голове обороты и теперь на крутых виражах не вписывалась в траекторию, заезжая прямо по стенкам черепной коробки, отчего все размышления сбивались, и приходилось начинать сначала. Думать, рассуждать. Анализировать.

Создалось ощущение, будто кто-то сейчас давил на воспалённую мозоль, прикладывая с каждым разом всё больше усердий.

Нет, сначала Егор просто не поверил в сказанное. Не воспринял всерьёз и был практически на девяносто девять процентов уверен, что Миша, а затем ещё и Паша – ошибаются. Просто путают что-то, ну с кем не бывает.

Однако взгляд Киричука уже успел откинуть все эти мысли из головы. Вымести со скоростью экспресса. И звучный гудок напоследок, чтобы ему капитально взорвало изнутри мозг. Взгляд, не менее потрясённый, чем его собственный, но здесь причина недоумения крылась совершенно в ином.