Больно ей не было, страх тоже куда-то ушел. В голове, пока Люся следила за падением второй капли, возникла интересная мысль.

«Надо, наверное, их посчитать! Хоть узнаю, сколько "русалочек" плавает в море».

Девушка не видела, но только в море, в тот миг, когда кровь капала на жемчужину, одного из лайрсканов и его осталмен окутывал бирюзовый светящийся кокон.

Пляхбуль Журлясвотек, паркомель и первый глас расы лайрсканов в этом мире, стоял на берегу, высясь во весь рост. Его щупальца гордыми крыльями были расправлены за спиной, а роскошные вуалевые плавники между ними переливались прозрачной пленкой жемчужно-голубого перламутра.

Лайрскан с надеждой всматривался в светящиеся коконы, которых становилось все больше, и взволнованно ожидал возрождения выживших здесь представителей своего народа.

Лайрсканы выходили из морских вод, сказочно прекрасные, как тридцать три богатыря. Только вот было их не тридцать три, а всего пятнадцать. Отливающая серебристой бирюзой чешуя, густо-синие глаза без белков и, словно крылья за спиной, расправленные осьминожьи щупальца с колышущейся вуалью плавников между ними.

Каждый сдержанно преклонял колено перед Пляхбулем и занимал свое место около клумбы на стуле, словно они это неоднократно репетировали.

Жузниарисса, Ежов, госпожа Альданская и сама Люся, прижимающая к груди переставшую кровоточить, но немного болевшую порезанную ладошку, оказались в кольце из хищных мускулистых русалов.

Но почему-то волновало это только Пуговкину. Костя, застыв равнодушным Буддой, так и не вышел из своего непонятного транса после магической депиляции. Юфимия, пронзив взглядом невозмутимого главу шайки морских рыболюдей, тоже не двинулась с места. А Жузниарисса, подняв голову к небу, с тоской смотрела, как кружится рой жазотусов, переливаясь разноцветьем меховых тел и блестящей слюдой крыльев.

Людочка уже было открыла рот, чтобы спросить или закричать, она еще сама не решила, но тут лайрсканы запели.

Море вспенилось, в небе, несмотря на его безоблачную голубизну, загремели громовые раскаты, а песня, словно шелест волн, переплеталась с криками чаек, шуршанием песка и скрипучими трелями дельфинов и заполнила собой все пространство маленького пляжа. Она несла счастливую радость освобождения, и, хотя слов Людочка не понимала, смысл, выражающий тоску и счастье, радость и грусть, казалось, проникал по струнам души в самое сердце девушки. По щекам невольно потекли слезы, и она стерла их ладошками, даже не обратив внимания, что порез сильно защипало.

Взлетели ввысь последние звуки, плеснула в небо чистая, как горная речка, бирюзовая магия иномирного народа, и тут в воздух взмыл, кружась, обросший цветочками стул. Крутясь веретеном, он переливался в магическом спектре радужным блеском, наматывая на себя фиолетовые нити паучьей магии и широкие голубые ленты магии лайрсканов. Двигаясь словно марионетка, протянула к нему руки Юфимия Альданская, и с них тоже, пузырясь пенными всплесками, как игристое вино, тонкой струйкой плеснула серебристая сила магички.

Пуговкиной все это великолепие красок доступно не было. Она только, открыв рот, наблюдала за парящим стулом в цветочек и гадала, что может произойти дальше.

Правда, того, что хоть и старенький, но довольно крепкий деревянный предмет мебели вдруг взорвется миллионом разноцветных брызг, она совсем не ожидала. Радужный фонтан, выстрелив, как салют, во все стороны, залил небольшой каменистый пляжик и всех, кто на нем находился, включая кружащихся в небе насекомышей.

Вымокшая до нитки Пуговкина только ахнула от неожиданности. Словно спящий принц ото сна, из транса очнулся Костя, с недоумением оглядываясь по сторонам и рассматривая на своих руках крупные, переливающиеся, как опалы, радужные капли. Просияла и с улыбкой посмотрела на Люсю Юфимия, аккуратно, как драгоценность, втирая в кожу рук и лица живительную влагу. Морщинки на лице мадам стали меньше, исчезли пигментные пятна, и хоть двадцатилетней девчонкой она чудесным образом не обернулась, но стала, к изумлению Пуговкиной, моложе лет на десять.

— Осторожно! — В плечи девушки вцепились когтистые жесткие руки одного из лайрсканов и неожиданно резко дернули назад.

Костя от крика среагировал мгновенно, уйдя каким-то немыслимым полупрыжком-полукувырком из положения сидя в сторону, магичка окуталась щитом, взяв под него и стоящего у нее за спиной Четлика. А с неба, как цветные камни, градом посыпались застывшие прямо в полете жазотусы. Вокруг их королевы монолитной коркой нарастал сияющий кристаллический панцирь, и только переставший фонтанировать стул превратился в золотистый сгусток и висел на прежнем месте, искря и поблескивая на солнышке.

— Ну и чтоу это было? — Недовольный голос мокрого как мышь кота выразил всеобщее недоумение. — Чтоу пошло не так? Мы этой водичкой их как дустом притравили?

Мрачный Шавермур хмуро разглядывал тушки окаменевших паучков, усеявшие пляж вокруг статуи своей королевы.

— А если мы сейчас тоже вот так? Раз — и каминное украшение из прекрасного меняу? Ну и ваши страшненькие надгробия на этом пляжном кладбище целой расы. — Кот изо всех сил принялся отряхиваться, раздраженно ворча под нос о магах-недоучках, глупых проклятиях и безумных, рискованных ритуалах.

— Жизнь не покинула тело! – Пляхбуль, подойдя, дотронулся до покрывающей Жузниариссу корки. — С ней все хорошо. Наверное, нужно время.

— Думаю, если бы с ними что-то случилось, договор был бы аннулирован. — Госпожа Альданская пожала плечами и замысловатым жестом создала себе небольшое зеркало на длинной ручке. — Подождем. Тем более что осталось еще это.

С улыбкой разглядывая себя в отражении, Юфимия изящно махнула рукой в сторону золотистого летающего нечто.

Шарик размером с апельсин висел себе тихонечко, сверкая и переливаясь в воздухе, но никак больше себя не проявляя.

— Может, их как-то аккуратно собрать и положить рядышком? — заботливо предложила Людочка, садясь на корточки рядом с одним таким каменным бедолагой и раздумывая, стоит ли к нему прикасаться.

— Может, не надо? – Шавермур, забыв, что водичка, попавшая на него, не простая, тщательно вылизывал себя. Кот уже не помнил, что вопил про статуи, и занимался гигиеной, завистливо поглядывая на зеленого охранника магички, которому, похоже, импровизированный полив, наоборот, понравился.

Звук, внезапно раздавшийся одновременно отовсюду, взбудоражил всех. Казалось, кто-то огромный грыз орехи с очень твердой скорлупой. Пуговкина, все еще рассматривавшая каменного жазотуса, взволнованно вскочила на ноги, размахивая руками и тыча пальцем себе под ноги.

— Это... это, кажется, коконы! И они сейчас вылупятся! – Однако, видимо, догадливой девушке в связи с этим в голову пришли еще не очень радужные мысли, так как она бодренько рванула по гальке за надежную спину Ежова, добавив: — Неизвестно, что с ними там стало и кто оттуда вылезет.

Звук стоял уже невыносимый, все каменные оболочки покрылись сеткой трещин, но почему-то выбираться из них никто не спешил.

Зато задрожал и будто ожил золотистый «апельсин», оставшийся вместо стула. Он медленно и плавно опустился и, почти коснувшись головы застывшей статуей Жузниариссы, словно плюнул сгустком лучистого света.

Огромный, весь в трещинах, кокон королевы распался, и вера в добрую сказку у Людочки снова вернулась, хоть и не такая безоговорочно наивная, как раньше.

— Настоящая фея! — Девушка во все глаза рассматривала преобразившуюся королеву.

Хоть Жузниарисса и изменилась, но родство жазотусов с насекомыми никуда не делось. Только теперь королева не напоминала гибрид уродливого пауко-жука с человеком. Сейчас она больше походила на прекрасную бабочку. Небольшая голова с огромными глазами и длинным, как у Буратино, тоненьким носиком, золотая маска теперь выглядела на ней как экзотическая шляпка с двумя парами антенок, украшенных чуть позванивающими ажурными шариками-бубенчиками.