– Повторюсь: сбрасывать со счетов нельзя никого. Надо к ней съездить. Убедиться.

– Если только Митю украла эта твоя… – прошептала Инна.

– Она не моя.

Поездка к Диане ожидаемо ничего не дала. Только время зря потеряли. Пока ехали, телефон Романа разрывался, однако не было ни одной утешительной новости или даже хоть сколько-нибудь обнадеживающей.

– Как думаешь, какие у нас шансы? – глухо спросил Дементьев.

– Ну… – замялся Роман. – Шансы есть всегда. Было даже – нашли пацана спустя два года. Правда, он бегунок был. Но обычно первые сутки самые решающие. Но у нас еще и сутки не прошли. Так что ты не накручивай себя раньше времени.

– А данные с камер долго отрабатывают?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Да по-разному. В нашем случае… даже не знаю. Там слепая зона обширная. И камеры так расположены, что не особо и разглядишь те же номера.

Дементьев высадил Романа у школы, где поисковики организовали оперативный штаб, и решил заехать домой. На душе было тяжело еще и из-за Инны. Он видел, что её извечная «броня», трескалась и осыпалась как скорлупа, и попросту боялся за жену.

Но Инну он обнаружил дома в относительном спокойствии. Бледная до синевы, с воспаленными глазами, она еще находила в себе силы заниматься Машей. Когда он пришел, она лишь мазнула по нему взглядом, но ни о чем спрашивать не стала. Он сам сказал:

– Диана ни при чем.

Внешне Инна никак не отреагировала, лишь еле заметно напряглась.

– Мне кажется, мы что-то упускаем, – продолжил он.

– Что?

– Не знаю. Просто ощущение такое, словно… – он не мог сформулировать то, что чувствовал. Да и чувство это было слишком смутным, ускользающим.

– Ощущение, – горестно усмехнулась Инна. – Наш Митя неизвестно где, а ты…

Она не договорила, покачала головой, продолжив кормить Машу. Немного постояв в задумчивости, Никита зашел в комнату Мити. Здесь уже побывали, конечно, и оперативники, и Роман. Всё осмотрели, а девушка из полиции даже отпечатки сняла. И непонятно, что еще хотел он здесь найти.

Дементьев перебирал книги на полках, передвигал игрушки, даже в шкаф с одеждой заглянул.

– Никита, что ты ищешь? – в дверях возникла Инна.

– Что-нибудь, – пробормотал он.

Он и в самом деле не знал, что хочет найти. Какие-то тайны, о которых они с Инной не знали? Ну, это глупости, конечно. Митька слишком маленький и совершенно бесхитростный, чтобы что-то скрывать. И все равно Никита продолжал выдвигать ящики, листать какие-то тетради. Может, это была вдруг проснувшаяся интуиция. А, может, ему просто надо было чем-то себя занять, чтобы не тронуться умом от собственной беспомощности и страха.

В углу стоял пластиковый ящик с кубиками от конструктора. В них Митя давно уже не играл, но выбрасывать не разрешал, сразу начинал рыдать, как только Инна в очередной раз порывалась от них избавиться.

Дементьев пошарил рукой, потом вовсе перевернул ящик, высыпав разноцветные кубики на пол.

– Что ты делаешь? – повысила голос Инна.

Никита молчал, глядя на находку. На дне ящика оказалась фотография. Обычный школьный снимок класса, видимо, с какого-то праздника. В первом ряду нарядные девочки с белыми бантами, во втором – мальчики, вон их Митька с краю. А в центре – Оксана Викторовна. Только вот лицо ее было полностью исцарапано. Причем это явно было не обычным детским баловством, вроде того, как пририсовывают усы. Нет, в этом читалось что-то личное, ожесточенное.

– Ты это видела? – Никита протянул фотографию Инне.

Взглянув, она покачала головой. Потом раздраженно сказала:

– Сейчас-то что об этом говорить? Ну, обиделся он на учителя, испортил снимок. Это так важно? Что, больше не о чем сейчас думать?

– Не знаю, но мне не нравится это.

– Никита, приди уже в себя! Наш сын пропал, а ты…

– Я хочу поговорить с ней.

– Разве с ней не говорила полиция? Или ты думаешь, она тебе скажет что-то такое, чего не сказала никому?

Никита с сомнением взглянул на жену. Может, она права, и он отвлекается на всякую ерунду. Но смутное свербящее чувство отчего-то именно сейчас стало острее.

Учительница эта… Оксана Викторовна… сколько раз он с ней встречался? Два, три? Ну, если не считать мельком.

При ней всегда возникало у него странное ощущение, неуловимое и некомфортное. Правда, последнее он списывал на то, что Митя ее недолюбливал. А сейчас понял вдруг – нет, было что-то еще. Но что?

– У тебя есть ее адрес?

– Чей?

– Оксаны Викторовны.

– Откуда? Если тебе так приспичило, можешь позвонить директору. Наверняка она знает.

Директриса не знала, но дала Никите номер секретаря, и та спустя пару минут скинула ему в сообщении адрес Митиной учительницы…

– Никита, а что мне делать? – глухо спросила Инна, когда Дементьев уже собрался выходить. – Я не могу просто сидеть в четырех стенах. Я с ума схожу.

Голос ее дрогнул. Никита оглянулся на жену. В воспаленных глазах стояли слезы. А сквозь них буквально вопило отчаяние. И мольба. Он видел – Инна доведена до крайней точки. Этот ее несгибаемый внутренний стержень, который всегда помогал стойко сносить любые тяготы… его будто не стало. И сейчас Инна просто не понимала, что ей делать, как вообще быть.

Когда-то его мать, впервые пообщавшись с Инной, сказала ему наедине:

– Тяжело тебе с ней будет.

– И ты туда же! – вскинулся он тогда в раздражении. – Что вы все к ней цепляетесь? Сначала Клим: «Королева, белоручка… поиграет и сбежит…». Теперь вот ты…

Но мать только покачала головой.

– Нет, Стас не прав, конечно. Никуда она не сбежит. И никогда не предаст. Но она слишком твердый человек. В ней совсем нет гибкости.

– Да ну и пусть, – отмахнулся он, «не сбежит и не предаст» было для него куда важнее и ценнее.

– Такие не гнутся. Такие только ломаются, – зачем-то добавила мать.

И теперь он видел – так и есть. Сейчас Инна была совсем другой – ранимой, беззащитной, потерянной. Он смотрел на нее – и сердце сжималось, а в груди щемило нестерпимо. Дементьев развернулся, шагнул к ней, притянул к себе.

– Инн, потерпи немножко. Я обещаю, я все сделаю, чтобы найти Митьку. Чтобы его вернуть. Только потерпи. Ты держись только. Я знаю, что это тяжело, что невыносимо, знаю… Ты очень нужна Маше. И Митьке… и мне…

Инна вырываться не стала. На его слова кивнула, потом мягко отстранилась.

Когда Дементьев вышел из подъезда, его окликнул Стас Климов. Он как раз вышел из такси, пожал водителю руку и направился к Никите.

– Ну что? Пока глухо?

Дементьев кивнул.

– Прости, что вчера не приехал. Когда Инна позвонила, мы с мужиками уже… забухали, короче. Дёма, ты скажи, что надо? Чем помочь? Ты же знаешь, я всё, чем могу… А ты сам сейчас куда?

– Да хочу к Митькиной классной съездить.

– Я с тобой.

Климов плюхнулся на сиденье рядом с Дементьевым, и салон быстро наполнился перегарным духом.

– Капец, от тебя выхлоп, – вздохнул Дементьев, выезжая со двора.

– Так, говорю же, вчера мы… А что там с училкой?

– Да не знаю. Но какая-то она мутная. С Митькой у них конфликт был, хоть Инна и говорит, что все решилось. Но, по-моему, ни черта там не решилось. Я фотку нашел у Митьки, он ей все лицо выцарапал.

– Думаешь, причастна? – хмыкнул Климов, но тут же осекся. – Извини, брат, просто представил себе. Так-то звучит бредово. Ну, вспомни, кто из нас с училками не рамсовал?

Дементьев не ответил. И вообще замолчал надолго, переводя сосредоточенный и мрачный взгляд с навигатора на дорогу. Что тут ответить? Что у него дурное предчувствие? Это даже на уровне диалога с самим собой звучит абсурдно. Да и не обязан он ничего объяснять.

Но Климову долгое молчание давалось тяжело. Спустя несколько минут, он снова заговорил, уже на другую тему.