– Нет. Ничем я не болею, не переживай.

– А почему тогда она так сказала?

– Потому что… Да просто твоя бабушка была не в духе.

С минуту Митька озадаченно молчал.

– Пап, а почему ты дома не ночуешь? Только не говори опять, что так надо. Вы с мамой поссорились?

Снова повисла пауза.

– Я обидел маму. Очень сильно, – мрачно ответил Никита.

– Так ты извинись! И вы помиритесь.

Дементьев не нашелся, что ответить. Молча смотрел на дорогу, стиснув челюсти.

– Пааап, ну, пожалуйста! – канючил Митька. – Ну, вернись домой!

Тем же вечером, после очередного «тебе пора», он преградил собой кухонный проем, не давая ей пройти, и твердо сказал:

– Инн, я никуда не уйду, пока мы не поговорим.

Она могла сколько угодно держать лицо и делать вид, что ей все равно, но в тот момент её глаза резанули Дементьева такой болью, что горло свело спазмом и голос дрогнул.

– Я знаю, Инн, я очень перед тобой виноват. Страшно виноват. Это была ошибка. Я очень сожалею… – нужные слова никак не шли на ум. Одни только банальные фразы, которые не могли выразить и малой доли того, что было на душе. Эти слова даже ему казались ничтожными. Впрочем, Дементьев никогда не умел красиво говорить. – Дай мне доказать, дай всё исправить… хотя бы ради детей… Клянусь, что этого никогда больше не повторится. Я люблю тебя. Я без тебя… я не могу без тебя. Инн, я же вижу, тебе тоже плохо… Что угодно сделаю для тебя… для нас…

Инна прервала его.

– Перестань, пожалуйста. Нет больше никаких нас. Я не смогу быть с тобой. Никогда. Это не обида и не злость во мне говорят. Я просто больше тебе не верю.

– Но тебе ведь самой плохо…

– Ну, конечно, мне плохо, – она горько усмехнулась. – У меня ведь вся жизнь рухнула. И ты ошибаешься, если думаешь, что можешь что-то наладить. Нет, Никита, это конец, пойми ты уже. Не все ошибки можно исправить. И когда ты тут, мне еще хуже, как ты не поймешь! Я как будто снова и снова переживаю это… Вижу тебя, а вот здесь, – она прижала ладонь к груди, – будто нож проворачивается… раз за разом. Я задыхаюсь от боли, когда ты рядом.

Инна судорожно вздохнула, словно сейчас заплачет, но моментально взяла себя в руки. Потом посмотрела на него.

– Не приходи сюда. Пожалуйста. Хотя бы какое-то время не приходи. Не мучай меня.

Только тогда он понял, что это конец, безоговорочный, бесповоротный. Осознал, что Инна отсекла его от себя навсегда, и всё, ради чего он жил, рассыпалось.

В тот вечер Дементьев уходил и чувствовал себя как человек, которому сообщили, что он смертельно неизлечимо болен. И в запасе у него – всего ничего.

Настоящее время

Время ползло мучительно медленно. Каждая минута растягивалась до бесконечности. Ждать было невыносимо. Душа рвалась прочь. Хотелось самой бежать в темноту улиц, искать, звать. Казалось, сердце подскажет, где Митя. Но координатор сказал: кто-то должен все время находиться дома. Дома…

Этот дом, еще недавно уютный и родной, теперь вдруг стал казаться тесной клеткой, душной тюрьмой. И совсем тяжело было находиться рядом с ним, с Никитой. Даже не глядя на него, Инна чувствовала, что он делает, куда смотрит. Его близость и сейчас заставляла сердце болезненно сжиматься и кровоточить. И в то же время Инна понимала: не будь сейчас его рядом – одной было бы гораздо страшнее. Только пусть он не смотрит на нее вот так, не касается её…

Молчаливое тягостное ожидание вдруг прервал телефон. Звонили Никите. Инна повернулась к нему в надежде: вдруг какие-то новости от поисковиков. И тут же отшатнулась, поняв по выражению его лица – звонит она. Диана.

У Никиты всегда лицо было как открытая книга. И сейчас он, схватившись за телефон с нетерпеливой надеждой, сразу переменился. Нахмурился и смутился одновременно. Бросил на неё сконфуженный взгляд и вышел с телефоном в гостиную.

И снова резануло по живому. Предатель… Уж хотя бы здесь, сейчас, в такую минуту мог бы не общаться со своей любовницей. Неужели он не понимает, как унижает этим… Инна сглотнула ком и на пару секунд крепко зажмурилась, не давая слезам проступить.

Из гостиной донесся его раздраженный голос:

– Что ты хотела? … А ты откуда знаешь про Митю? … Инна сказала? … Звонила тебе сама? … Нет, не нашелся… Послушай, я не хочу быть грубым, но я же тебя просил: не звони… Нет, ничего не надо… Да чем ты можешь помочь? … Всё.

Никита вернулся на кухню, посмотрел на Инну в смятении, прикусил нижнюю губу. Очевидно, хотел спросить и не решался заговорить с ней про эту женщину.

– Да, я ей звонила, – отчеканила Инна, опережая его вопрос. – Как и Климову. Потому что не могла найти.

– Ясно. А откуда у тебя ее номер?

В другой раз, в их прошлой жизни, Инна бы со стыда сгорела, но сейчас было плевать.

– Твоя Диана тебе звонила. Это была суббота. Где-то месяца два назад. Ты тогда пошёл с детьми гулять, а телефон оставил дома. Я ответила. Хотела сказать, чтобы перезвонила позже. А она сразу сбросила. Минут через тридцать перезвонила снова и снова молча сбросила. И да, после этого я сохранила ее номер. Всё прояснили?

– Она не моя. Инн, у меня с ней правда больше ничего…

– Прекрати. Я ничего не хочу знать. Избавь меня от всего этого… – Инна, судорожно выдохнув, простонала: – Господи, когда уже этот координатор придет. Может, сами ему позвоним? Ну невозможно так… вдруг пока мы тут ждем, наш мальчик…

– Не накручивай себя раньше времени. Сейчас я его наберу.

Но тут загудел сотовый Инны, а на экране высветилось Мама. Инна обреченно ответила на вызов. Мать тут же заголосила в трубку:

– Ну что? Митя вернулся домой? Почему не звонишь? Сказала же, что позвонишь! Держишь мать в неведении! Смерти моей хочешь?

– Митя… – произнесла Инна, и горло перехватило спазмом.

– Что Митя?! – кричала на том конце Алла Арнольдовна. – Что Митя?!

– Его еще нет, – с трудом выдавила Инна и прижала ладонь ко рту, чтобы снова не разреветься.

– Как нет?! Как это нет? Где он? Ты там что, совсем с ума сошла?! Полицию срочно вызывай. Дура! Какая же ты дура! Это же всё твой вахлак! Он украл ребенка, а ты…

Инну мелко затрясло. Внезапно обессилев, она позволила Никите забрать у нее телефон и сбросить вызов. Позволила даже отвести ее в комнату, усадить на диван, укутать пледом.

– Тебя всю знобит. Давай я тебе горячего чаю налью?

Инна качнула головой.

– Позвони координатору, – попросила она.

Но звонить не пришлось, Роман пришел сам.

– Ну что? Есть что-нибудь? – в унисон спросили они.

– Пока ничего, но отчаиваться не надо. Мы лишь опросили соседей, одноклассников, обошли близлежащие дворы. Плохо, конечно, что уже темно. Но сейчас наши вместе с полицией обходят все подъезды окрестных домой. Проверяют подвалы, чердаки, люки. А мы с кем-нибудь из вас давайте наведаемся к вашим родственникам.

– Мити у мамы нет, она только что звонила, – вымолвила Инна.

Но координатор настоял, что надо проверить все и каждого, а спорить с ним сил не было.

Вместе с Романом к Алле Арнольдовне поехал Никита. Не было их чуть больше часа, и за это время Инна едва с ума не сошла. Металась по комнате, не находя себе места.

Всю жизнь далекая от религии, тут она бормотала шепотом, сумбурно, неистово: «Господи, если ты есть, верни Митеньку. Умоляю, Господи. Пусть только он найдется! Пусть только он будет жив…».

Вернулись от матери они ни с чем. И почти сразу ушли. Никита вместе с поисковиками отправился обходить дворы и улицы. А для неё время как будто остановилось…

Паника сменилась тяжелым оцепенением. Правда, потом, среди ночи, проснулась Маша, вся в слезах. И через не могу приходилось как-то справляться с собой, кормить её, качать, успокаивать, загоняя вопль ужаса в самую глубь души.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ А утром пришёл Никита. Инна, подскочив с дивана, кинулась к нему, но увидела его лицо и остановилась в страхе.