Эти три момента - благо, красота и справедливость - еще более или менее обычны или, по крайней мере, более или менее понятны уже и сами по себе, если стоять на строгих позициях античного платонизма. Но вот дальше начинается у Прокла нечто более оригинальное, хотя уже и небольшое размышление заставляет признать эту оригинальность весьма последовательной и весьма понятной для платонизма. Именно в данном трактате Прокл рассматривает каждый член этой триады в свете всей триады, то есть так, что каждый член триады обязательно содержит в себе два других члена, но конструирует их со своей специфической точки зрения. Получается, таким образом, уже не просто триада, но три триады. И вот на этих путях Прокл и формулирует специфику красоты.
Итак, прежде чем сформулировать специфику красоты, твердо запомним указанную нами сейчас основную конструкцию трех исходных категорий. Именно, по Проклу, в данном трактате благо не есть просто благо, но тождество красоты и справедливости, данное, однако, как благо. И красота у Прокла не есть просто красота, но тождество блага и справедливости, данное как красота. И наконец, справедливость оказывается у него не просто справедливостью, но тождеством блага и красоты, данным как справедливость.
Отсюда, очевидно, мы и получаем более богатое и уже окончательное определение того, что такое красота.
Первый, самый главный и самый очевидный эстетический тезис у Прокла сводится обязательно к тому, что красота занимает среднее положение между благом, или добром, и жизненноподвижной справедливостью.
3. Красота и благо
Благо выше всего, так как оно максимальное сосредоточение всего, максимальная общность всего и совпадение всех противоположностей в одной неделимой точке. Ясно, что красота сама по себе не есть просто благо, но она есть раскрытие этого блага и структурное оформление его в эйдосе. А еще ниже красоты - справедливость. Но и эта справедливость ни в каком случае не существует отдельно. Она тоже есть излияние, или эманация, первоединого блага и последующей за ним красоты.
Вот как пишет Прокл о соотношении блага и красоты. Благо, как всеобщее сосредоточие всего, есть только начало ума и красоты, и начало пока еще не развернутое. Но благо в развернутом виде, когда оно Выявляет все скрытые в нем противоположности и этим противоположностям дает определенную структуру, создает из них эйдос, - тогда это значит, что благо дошло до своего крайнего проявления, до своей последней явленности, до своего предельного осмысления, до ума, а это и значит - до красоты. Приводимые нами в дальнейшем тексты из данного трактата Прокла переведены В.В.Бибихиным.
"В началах вещей благо возвышается над красотой, а красота превосходит справедливость. Благо водружено в неприступной сфере, предшествующей всему умопостигаемому; красота сокровенным образом заключена в умопостигаемых первоэлементах и явным - в предельных частях умного устроения. Благо единовидно выступает в изначальном порядке мыслительных сущностей, красота - в завершении мыслительного божественного исхождения" (107, 3-14).
Здесь имеется в виду платоновское учение о началах и концах в "Государстве" (VI 510 b, 511 а). К этому необходимо прибавить, что все такого рода противоположности, совпадая в первоедином, но противополагаясь в виде конструкции чистого ума (то есть, как говорит Прокл, умственные сущности, или лучше было бы перевести - "умные сущности", если бы не мешали ассоциации обыденной речи), являются для Прокла не чем иным, как богами. "Благо - в богах, красота - в умах, справедливость - в душах" (107, 14 - 108, 2). Другими словами, всякий бог уже коренится в самом благе, но достигает своего смыслового конструирования в уме и потому становится красотой ума.
4. Красота и справедливость
На основании трехпринципной диалектики соответствующую квалификацию получает у Прокла и соотношение справедливости с красотой. Он пишет:
"Отсюда, конечно, и справедливое есть одновременно красота, но не все прекрасное справедливо; и причина красоты подчинена благу, а всякая красота есть благо, но источник всех благ превосходит своей простотой любую красоту. Также и справедливость есть нечто благое, будучи соединена с благом через посредство красоты; однако благо само по себе запредельно как красоте, так и справедливости" (108, 2-11).
Далее, нам представляется вполне естественным то обстоятельство, что срединное положение красоты является причиной ее особенно большой значимости в низших сферах бытия. Мы часто бываем несправедливы или не хотим быть справедливыми, равно как и доброе только редко осуществляется среди нас и мы не хотим употребить усилий для его достижения. Но как раз поэтому и появляется на сцене красота, которая облегчает наш доступ и к справедливости и к благому.
"Сократ в "Федре" (250 b) говорит, что в здешних подобиях нет никакого отблеска справедливости и благоразумия. И вот лишь красоте выпала участь быть и очевиднейшим и одновременно наиболее влекущим (там же, 250 de). Поэтому где справедливое, там и прекрасное, и где прекрасное, там и благо, все равно, обращаешься ли ты к первым началам или к их воссияниям в низшем бытии. При этом благом питается все, потому что оно всему начало, прекрасным - лишь причастное эйдосу, а справедливым - лишь причастное душе" (108, 16 - 109, 12).
5. Красота и душа
С другой стороны, однако, делается весьма понятным и убедительным то обстоятельство, что во всем этом изображении феномена красоты Прокл иной раз не прочь базироваться именно на учении о душе, хотя в порядке диалектического процесса душа является только третьей категорией после единого и ума. Это понятно потому, что эстетические переживания обладают особенно большой интимностью и, как у нас обычно говорится в быту, "захватывают нас". Поэтому эстетическое выдвижение души на первый план отнюдь не противоречит Проклу в его трехпринципной теории бытия, а только подчеркивает особенную близость эстетического предмета к живой и разумно ощущающей душе.
Прокл пишет:
"В средоточии (en de toi mesoi centroi) же всего сущего, каковым и является душа, и благо, и прекрасное, и справедливое единятся друг с другом; и благое этой души прекрасно и справедливо, справедливое - одновременно прекрасно и благо, а прекрасное - вместе и благо и справедливо" (109, 12-17). И далее: "И хотя различие между отдельными моментами в данном случае весьма существенно, в душе все они с точки зрения триады друг с другом единятся, так что ее бытие есть жизнь и ум, жизнь - ум и бытие, а ум - бытие и жизнь. Это потому, что едина простота души и едино ее существование (hypostasis) ; и ни жизнь, ни мысль не привнесены в нее как некое добавление, но ее ум жив и бытиен, ее жизнь - разумна по своей сущности, и бытие - в своей основе разумно и живо. Поэтому цельная душа есть все одновременно и единство всего. В связи с этим, очевидно, благо в ней отличается красотой и справедливостью, и красота есть нечто совершенно благое и вполне справедливое, и справедливость сливается с красотой и благом" (110, 9 - 111, 7).
Таким образом, Прокл нисколько не нарушает своего диалектического процесса при получении трех основных принципов бытия, но все-таки в области третьего из этих принципов, а именно души, ему представляется особенно ярким единство блага, красоты и справедливости. Он подчеркивает нерушимость своей диалектической триады и прямо говорит как о различии ее отдельных моментов, так и об их тождестве. И при всем том красота больше всего другого прельщает его, и он не устает прославлять ее как связующее звено для всего, хотя, теоретически рассуждая, она, взятая в чистом виде, является всего только вторым моментом триады:
"Поэтому Сократ и соединил справедливость с благом через прекрасное, которое опосредствует и связывает их. Прекраснейшая связь, говорит Тимей (31 с), - та, которая в наибольшей мере единит себя со связуемым; но прекрасное, конечно, много лучше всякой иной связи связует и единит обе эти части - справедливое и благое" (112, 11-18).
