— Идёт, — усмехнулся я и покачнулся из-за того, что карета тронулась в путь. — Спешу сообщить тебе последнюю новость. Морозов в письменном виде принёс мне извинения.

— Да ты что! Ай да трус! — ахнул дворянин, выгнув брови. — Ну-ка дай мне почитать сей опус, ежели не жалко.

— Ты думаешь, что этот трофей достоин того, чтобы я постоянно носил его с собой?

— Тогда поведай, что Морозов написал.

Я вздохнул и слово в слово повторил, что давеча прочёл. А потом мы с Рыжиком ещё четверть часа перетирали кости Морозову, который только на словах был ого-го, а на самом деле оказался банальное сыкло. И мы могли бы ещё минут пять вербально пинать его, но тут карета остановилась возле трёхэтажного белоснежного воздушного особняка, украшенного лепными девами с печальными ликами и крестами. А посеребрённые ангелочки на фасаде блестели, как яйца чистоплотного кота. Сколько же всего это стоит?

— Кхам… а мы точно по адресу? Тут ли живёт служитель божий? — пробормотал я.

— Тут, не изволь сомневаться, — усмехнулся Кондратьев и глянул на дверцу, кою с услужливой улыбкой открыл возница.

Рыжик первым ступил на брусчатку, а я уже после него покинул карету и двинулся к особняку. Да-а-а, что б все так жили. Хороша хибара.

Возле дверей нас встретил слуга в ливрее и повёл по коридорам с мраморным полом. Эхо наших шагов отражалось от картин с библейскими мотивами, от хрустальных люстр и изящной французской мебели из красного дерева.

Вскоре мы добрались до просторного, светлого зала, в котором обнаружился целый выводок благородного вида молодых людей, восторженно слушающих убелённых сединами господ. Помимо них, по залу степенно ходили обряженные в рясы благолепные старички с длинными бородами, а вот дам я тут совсем не увидел. Печально.

— Никита Алексеевич! — неожиданно раздался знакомый голос.

Я повернул голову и заметил Леопольда Христофоровича Тихого. Он шёл ко мне с радостной улыбкой, углы которой почти добирались до пышных бакенбард.

— Ты гляди, как улыбается, точно должника стародавнего увидал, — тихонько произнёс Кондратьев и следом громко добавил: — Моё почтение, Леопольд Христофорович!

— Добрый вечер, судари, — отозвался тот, скользнув небрежным взглядом по Рыжику.

— Рад вас видеть, — вставил и я свои пять копеек, а затем взял бокал вина, предложенный слугой с подносом.

— О! Отведайте, отведайте вино, — пропел Тихий. — Оно тут просто волшебное. Монахи знают толк в этом дивном напитке и у себя в подвалах не хранят кислятину.

— Да, в самом деле великолепное вино, — проронил Кондратьев, который тоже взял бокал и сделал несколько глотков.

— Никита Алексеевич, позвольте я вас познакомлю с архиепископом, — ласково проговорил мужчина, деликатно взял меня под локоть и потащил в сторону тучного старика в просторной рясе, вышитой золотой нитью. Рыжика он с нами не пригласил, но тот не обиделся. Взял с подноса второй бокал вина и принялся бродить по залу.

Возле его высокопреосвященства, на удивление, обнаружился лишь один человек — прыщавый паренёк с зализанными набок волосами и длинным носом. Он что-то шептал на ухо благосклонно кивающему Серафиму, похожему на доброго дедушку с лучистыми глазами, носом-картошкой и округлыми щеками. Но когда мы с Тихим приблизились к ним, паренёк перестал нашёптывать, кивнул Христофоровичу и спешно удалился.

— Ваше высокопреосвященство, позвольте представить вам Никиту Алексеевича, студента моего университета. Очень способный молодой человек. Мастер проклятий. Он однажды чуть не угробил мой кабинет своей силой, — восторженно проговорил Тихий, словно расхваливал товар, который надо бы поскорее продать.

— Рад знакомству, — улыбнулся старик, сложив руки на внушительном пузике.

— А уж как я-то рад, не описать словами, — прожурчал я и тут же добавил, памятуя о своей проблеме: — Нас будто сама судьба свела. Вы, кстати, верите в судьбу, ваше преосвященство?

— На всё воля Божья и только его.

— А ежели мне кое в чём не очень нравится его воля? Её можно изменить? Молитвами, к примеру.

— Кха… — аж поперхнулся старик, услышав такие крамольные речи. Однако он не приказал сейчас же тащить меня на костёр, а вместо этого осторожно сказал: — Человек не способен изменить волю Божью. Мы можем лишь смириться.

Поговорив с архиепископом, пришёл к мнению, что мне его мировоззрение чуждо. Смириться? Вот уж дудки! Я буду биться до конца даже с самой Судьбой. Но, признаться, слова Серафима подпортили моё и так не радужное настроение. Хотелось бы услышать что-то более вдохновляющие. Да и архиепископ, кажется, остался не в восторге от диалога со мной. В общем, мы разошлись недовольные друг другом.

Я принялся фланировать среди гостей по мраморному полу в поисках Кондратьева. А тот как сквозь землю провалился. И что мне тут делать? Впустую тратить время? Нет уж, увольте. Лучше отправиться в доходный дом и потренировать «Длань удачи». Ежели Рыжик ещё тут, то он сам виноват в том, что ему придётся возвращаться в одиночестве.

Придя к этой мысли, решительно двинулся к выходу и на прощание кивнул Леопольду Христофоровичу. Тот кивнул в ответ и одарил меня приклеенной улыбкой. Вероятно, он уже жалел, что позвал меня сюда.

Слуга проводил меня к выходу и даже был столь любезен, что поймал извозчика. Я уселся в покачнувшуюся карету и произнёс:

— Площадь Восстания магов, милейший!

— Шибко домчу, ваше благородие, глазом моргнуть не успеете! — заверил меня возница.

Карета дёрнулась и понесла меня по городу. Тьма уже набросилась на уличные фонари, а окна источали мягкий жёлтый свет. В воздухе же вдруг появился какой-то еле уловимый сладковатый аромат, будто мы проезжали через цветник. Что это за херня? Аж голова разболелась. Я потёр двумя пальцами виски, а потом глянул на свои ладони. Они расплывались, словно у меня резко испортилось зрение. Да какого хрена?! И тут я понял… Меня же травят прямо в эту секунду!

Тотчас попытался открыть дверцу кареты и на ходу выпрыгнуть из неё, но рука отказалась служить своему законному хозяину. Она безвольно повисла, будто из неё вынули все кости. А следом и моя голова упала на грудь. Сознание улетело куда-то во мрак, и абсолютно непонятно какое время оно там путешествовало. Возвращалось же сознание крайне неохотно… Сперва появилось ощущение холода, потом «очнулись» затёкшие мышцы и в уши проник звук капающей воды. В голове появилась острая боль. И наконец-то ко мне вернулась полная ясность мысли.

Я открыл глаза и увидел тьму. Кромешную. В ней даже не проступила никакие силуэты. Меня будто бросили в каменный мешок, да ещё и приковали к стене. Стоило дёрнуть руками, как раздался звон цепей, а в запястья впились холодные железные обручи. Ноги не заковали. Сам же я лежал на спине. Одежду с меня не сняли, но явно хорошо пошарили в карманах, да и швы с подкладкой, наверное, прощупали. Ботинок тоже не лишили. Кто же похитил меня? Что за твари? Тот самый завистник?!

В груди вспыхнул гнев, а зубы сами собой скрежетнули. Дерьмо! Как теперь выбираться отсюда?! Магия! Я с громадным трудом отрешился от терзающих меня эмоций, ухнул в транс, но тут же выпал из него из-за чудовищной боли, вцепившейся в запястья сотнями острейших иголок.

— А-а-а! — непроизвольно простонал я, видя перед глазами вспыхнувшие искорки.

Память Никитоса услужливо подкатила мне тачку дурнопахнущей информации. Оказывается, существует сплав под названием рудит, который вызывает жуткую боль у мага, впавшего в транс. В прочие моменты рудит ощущается, как обычная голубая сталь. Существуют истории, рассказывающие о героях сумевших преодолеть боль и магичить в кандалах из рудита. Но эти истории ходили среди дворян на уровне трактирных баек. И я понимал из-за чего в них мало кто верил. Боль была просто дикой, ослепляющей, после которой теряешь контроль над мочевым пузырём.

Но, конечно же, я попробовал ещё раз ухнуть в транс, однако всё закончилось очередными стонами, кругами перед глазами и чуть не откушенным языком. Гадство! Даже пот на лбу выступил.