— Как скажете, ваше благородие, — заулыбался возница, почуявший хороший прибыток.

За городом стало ещё прохладнее. А пролётка всё дальше и дальше катила по ухабистой дороге, стиснутой высокой травой, покорно сгибающейся под порывами ветра. Он холодил кожу лица и трепал волосы. Мерзкая погодка.

Я обхватил себя за плечи и стал вглядываться в сгустившиеся до чернильной черноты сумерки. Не покажется ли тюрьма?

— Долго ещё? — наконец спросил я у Кондратьева.

— Нет. Уже недалече, — ответил он и бросил вознице, который принялся на ходу зажигать масляный фонарь: — Любезный, не делайте этого.

— Но как же, господин? А ежели кто-то не углядит нас в темноте, да под копыта попадёт али ещё чего похуже случится?

— Не случится, — отрезал маг. — Поворачивай на перекрёстке, езжай ещё с полверсты, а там мы уже пешком дойдём.

— Ну ежели вы так хотите-е, — протянул возница, убрал фонарь под козлы и дёрнул поводья.

Лошадь послушно свернула на узкую дорожку, а я заметил выступивший из темноты указатель, на котором было написано полустершимися буквами «Сартусская тюрьма».

Извозчик, как и приказывал ему Кондратьев, проехал около половины версты, а затем натянул вожжи и выдохнул через губу:

— Тпрр-р-ру, родимая! — и добавил: — Стало быть, приехали, господа.

— Угу, — угукнул я, видя во мраке огоньки, расположившиеся на вышках и над воротами. Тюрьма была в паре сотен метров от повозки, и стояла она в чистом поле.

— Пошли, — сказал Рыжик, вставая с сиденья.

— Не торопись, — тихонько прошептал я, положив ему руку на плечо. — Оставайся в пролётке, а то этот извозчик не вызывает у меня доверия. Вдруг уедет? Один я к тюрьме пойду. Ты мне только поведай, что говорить.

Маг пожал плечами и проинструктировал меня. А я благодарно кивнул ему, спрыгнул на дорогу и, немного согнувшись, двинулся к тюрьме.

Постепенно в темноте вырисовывались мощная стена из серых блоков, безликие здания позади неё, колючая проволока и металлические ворота с громадными клёпками. В нескольких метрах от последних я попал в конус жёлтого света, льющийся со стены.

— Эй ты! А ну стой! Чего тут бродишь? — донёсся до меня грубый голос с одной из превратных вышек. — Иди отседова, пока дырок в заднице не наделал.

— Посылка у меня для Кривого, от матушки его!

— Для Кривого? А чего так поздно? — раздражённо бросил мужик, явно не признав во мне дворянина. — Ладно, дуй к калитке. Эй, Климка, отвори там, да Кривого позови!

Фу-ух! Вроде всё идёт по плану. Я торопливо подошёл к калитке, но та не открывалась минут пять. И лишь затем противно заскрипели петли, и толстая железная калитка отворилась передо мной, явив худого мужика в чёрной форменной одежде и кепке с гербом. На его побитой оспой усатой физиономии поселились хитрые зенки, один из коих страдал косоглазием.

— От мамки? — выдохнул он, держа перед собой керосинку, разбрызгивающую жёлтый свет.

— Ага, вот посылка, — сказал я и вложил в его мозолистую ладонь пятнадцать рублей.

— Ну, пойдём, — проронил Кривой, торопливо спрятал деньги в карман и шёпотом добавил, распространяя мощный запах чеснока: — Токмо времени у вас, сударь, будет мало. Уж не обессудьте, но я хлебным местом рискую. Не принято у нас устраивать такие свиданки.

— Ясно, — кивнул я и зашагал следом за своим провожатым.

Он сразу же взял хороший темп, да ещё и керосинку потушил, поэтому наш путь освещали лишь местные фонари, которые светили вполсилы. Кажется, местное начальство экономило на электричестве. Однако даже такое освещение позволило мне увидеть серые булыжники под ногами и бродящих по стене хмурых тюремщиков с винтовками через плечо. И ещё несколько тюремщиков с собаками встретились нам по пути. Они не стали задавать Кривому никаких вопросов, а наоборот — торопливо отвернулись, вроде как решили полюбоваться пропитанным безнадёгой и сломанными судьбами массивным зданием тюрьмы.

Внезапно Кривой сбавил шаг и указал на располагающееся прямо над булыжниками крошечное окошко, забранное решёткой.

— Вона её камера. Ступайте, сударь, а я тута подожду. Но как махну рукой, сразу же вертайтесь.

— Понял, спасибо, — сказал я и в полутьме пошёл к окну. Присел возле него на корточки, просунул кисть руки сквозь ржавые прутья решётки и постучал по толстому грязному стеклу.

— Хто тама стучит? — долетел до моих ушей еле слышный шепелявый голос. Несмотря ни на что я узнал его и на мгновение вернулся на ту дорогу возле кладбища. Меня аж мороз по коже продрал, а во рту появился кислый вкус земли. Тьфу!

Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, а затем жарко проговорил:

— Уважаемая Джофранка, мы с вами однажды встречались на дороге около Богословского кладбища, там недалеко ещё стоял ваш табор. Это было три года тому назад. Я тогда ещё подростком был. Выбежал с кладбища и врезался в вас, а вы предсказали мне кое-чего…

— Плипоминаю, плипоминаю, — прошамкала старуха, вроде бы поближе подойдя к окну. — Ты хто, касатик? Первый али второй?

— Второй. Никиту, как вы и сказали, сгубила любовь.

— А ты, видать, хотись исбешать своей судьбы? Кха… кха… — зашлась в надсадном, нехорошем кашле цыганка, а потом смачно сплюнула.

— Верно говорите. Вы можете мне помочь? Хотя бы советом? Я буквально час назад мыл оцарапанные руки в реке, и её воды пусть и немного, всего в одном месте, но покраснели от крови. Вы это имели в виду, когда изрекали предсказание? — спросил я и затаил дыхание, слыша, как в ушах барабанит пульс.

— Моша и енто… — лукаво выдала цыганка и снова принялась кашлять. И я как наяву увидел, как она сплёвывает на пол холодной камеры сгустки крови. — Сперва ты мне подмохни, касатик. Вышволи меня из темницы. Не хочу тут подыхать. Хочу в последний раш на солнце посмотреть, пройтись по траве… Кхам… кхам… Тьфу! Совсем одолела меня хворь. Я долго не протяну. Ушо чувствую Её дыхание на своём шатылке. Рядом она… костями стучит да шелезной косой гросит.

— А как мне вас вытащить из тюрьмы? — опешил я и всем телом содрогнулся, когда чуть ли не над моей головой хлопнули крылья и раздалось ехидное «карр-р-р». Ворона чёрной тенью спланировала на булыжники тюремного двора и принялась прыгать по ним, глядя на меня блестящим глазом.

— Помозгуй, касатик, помозгуй. Чую, понадобится тебе моя помош-ш… ох, понадобится.

— Эй! — вдруг раздался приглушённый возглас Кривого, начавшего рьяно махать рукой.

— Ладно, я вытащу вас, но вы уж постарайтесь не помереть в ближайшие дни, — быстро протараторил я и двинулся к косоглазому, которого уже потряхивало от напряжения.

Он чуть ли не силком попёр меня к воротам, нервно косясь на вход в здание тюрьмы. И Кривой вздохнул с явным облегчением, когда выпроводил меня за пределы исправительного учреждения. А я шмыгнул носом, засунул руки в карманы и побрёл по дороге, слыша шелест травы, пригибаемой колючими порывами ветра.

Итак, разговор с цыганкой состоялся, но хитрая старуха ничего мне толком не сказала. Вроде пообещала помочь, но хрен его знает чем именно. Может, она просто даст мне совет, где лучше рыть могилу? Однако мне сто процентов надо вытащить её из тюрьмы. В нынешней ситуации лишь на неё вся надежда. Твою мать… как же меня бесит такое положение дел!

Внезапно очередной порыв ветра принёс таинственный голос извозчика:

—… А ему так и сказал, демоном, видать, был соседушка наш. Всем ведь известно, что демоны электричества боятся. А он как за тот провод схватился, так и околел. Как пить дать демоном был: либо сам, либо внутри он у него жил. Я ж ещё чего вспомнил… Он ведь самогонку глотал, как не в себя. Не могет простой человек стокмо пить, сударь.

— Да-а, — со смешком согласился с ним Кондратьев.

А вот мне было не до смеха. Хмуря лоб, я прошёл ещё несколько метров и залез в пролётку, кою уже освещала взошедшая луна, проглядывающаяся сквозь рваное полотно облаков.

— Гони обратно в город, — приказал я извозчику.