Я шустро присоединился к Кондратьеву и стал энергично раскапывать могилу, мысленно кляня отяжелевшую от влаги почву. Она весила вдвое больше против обычного, вызывая у меня опасения за жизнь полумёртвой старухи. Успеем выкопать её? Сколько вообще человек может провести в гробу под толщей земли? У меня даже не было предположений на этот счёт. Пять минут? Час? Сутки? Хрен его знает. Но в любом случае копать надо быстрее.

Сердце в моей груди отчаянно забилось, а в висках ритмично застучал пульс, словно отбивал одно-единственное слово «успеть», «успеть», «успеть»…

Кондратьев же быстро начал уставать. Лопата в его руках двигалась всё медленнее, с кончика носа срывались мутные капли пота, а изо рта вырывалось тяжёлое дыхание, добавляя к запаху мокрой земли стойкий аромат перегара.

— Чёртово похмелье… — прохрипел он, скользнув языком по верхней губе. — Чтобы я ещё раз так нажрался… да ни в жисть. Тем более перед такими делами. У меня сейчас сердце выскочит… Фух-х-х! Никита, а тебе точно нужна эта цыганка? Может, шут с ней?

— Нужна, — процедил я, стискивая от усердия зубы. — Ещё немного осталось.

Мы уже по пояс стояли в могиле, а вокруг нас высились кучи земли, в которой ползали жирные черви. Старуха действительно должна была лежать буквально под нами. И уже в следующий миг остриё моей лопаты ударилось во что-то, вызвав глухой, деревянный звук.

— Вот она родимая! — обрадованно улыбнулся Рыжик и стал счищать почву с крышки гроба.

Вскоре часть её предстала перед нами, после чего Кондратьев вылез из могилы, а я сунул остриё лопаты в щель между крышкой и самим гробом и использовал инструмент как лом. Тотчас протестующе заскрипели выходящие из древесины гвозди. А когда они полностью покинули её, я подцепил крышку пальцами и поставил её в вертикальное положение, обнажив нутро гроба. В нём, сложив руки на груди, в тюремной робе лежала высохшая чуть ли не до состояния скелета старуха. Мертвенно-бледная кожа натянулась на скулах, седые кудри сальными прядями разметались вокруг головы, глаза ввалились, а на бесцветных, сморщенных губах, обрамленных короткими волосками, блестела слюна, смешанная с кровью. Неужели не успели?! Померла?

Но тут вдруг старуха сильно закашлялась и распахнула глаза, один из которых был затянут бледно-голубым бельмом. И её пробуждение, да и в целом внешний вид, вызвали испуганный возглас Кондратьева:

— Батюшки святы, упырицу откопали!

Рыжик выпучил зенки, схватился за сердце и едва не сверзился в могилу.

— Упырей не бывает, — напомнил я ему, глядя на старуху. А та села в гробу и продолжила истошно кашлять в ладонь, порой сплёвывая окрашенную в алое слюну. — Это та самая цыганка. Если бы тебя бросили в темницу на пару лет, то и ты бы выглядел отнюдь не так хорошо, как сейчас.

— Верно, — мрачно проговорил парень, и на его физиономии мелькнула гримаса затаённого страха. Впрочем, она быстро уступила место решительно сведённым над переносицей бровям и сжатым в упрямую нитку губам.

Мне подумалось, что Кондратьев часто борется со страхом очутиться в тюрьме, ведь он, скорее всего, помогает бомбистам, а такое занятие в империи весьма строго карается. И сейчас Рыжик видит в лице цыганки своё возможное будущее. Ежели он попадёт в темницу, то выйдет из неё такой же разбитой калошей, что и цыганка, ну, если его раньше не освободят соратники.

— Всё, можешь уходить. Дальше я сам. Лопату только свою не забудь, — сказал я хмурому парню. — Думаю, за часок обернусь. Жди меня в телеге.

— А ты тогда могилу закопай. Да не запамятуй и не ленись, а то и расследование может начаться, ежели тюремные чины узнают о пустой могиле, — предупредил он меня, взял лопату и пошёл прочь. Но, прежде чем стихли чавкающие шаги парня, до моих ушей донёсся его раскатистый голос: — Взвизгнули гвозди, крышка долой! А в гробу том упырица с косой! Хм-м, нет, так не пойдёт. Откуда она косу-то взяла? Надо ещё поразмыслить.

Я усмехнулся и перевёл взор на откашлявшуюся цыганку, шумно дышащую широко распахнутым беззубым ртом с жёлтыми дёснами и воспалённым нутром.

— Ну, что, гражданка Джофранка, пора платить по счетам. Как и договаривались, я вызволил вас из темницы, а теперь вы мне помогите избежать судьбы моей печальной.

Джофранка протянула мне иссохшую руку с выпирающими венами и узловатыми пальцами с обломанными жёлтыми ногтями, под которыми затаились полоски грязи. Но я справился с приступом брезгливости, схватил руку цыганки и помог ей встать на ноги. А та прошепелявила, щуря здоровый глаз, словно отвыкла даже от такого света:

— А теперича, касатик, ты… дай мне свою ладонь…

— Вот, — вытянул я правую руку.

Старуха обхватила её своими ручонками, понюхала мою раскрытую ладонь, а затем медленно облизала её нездорового цвета языком. У меня аж мурашки по спине побежали, а левая рука хотела дать бабке оплеуху, дабы спасти правую от надругательства, но я и тут проявил чудеса выдержки — не отшатнулся, руку не убрал, а лишь поморщился.

— Стоит… стоит Она за твоей спиной, — прошептала бабка, хитро улыбаясь серыми губами. — Реки уше окрасились кровью… Недолго тебе осталось небо коптить. Шдет Она лишь того, када шавистник руку шанесет…

— Смерть ждёт, когда завистник руку занесёт? — «перевёл» я, сохраняя видимое спокойствие, хотя внутри меня всё заледенело, а органы начали со слезами на глазах прощаться друг с другом.

— Верно, верно, — кивнула цыганка и наконец-то отцепилась от моей руки. Я тут же вытер её об штаны и сунул в карман.

— И что мне делать? Как избежать смерти? Может есть какой-то выход?

— Все вы ишете выход, никто судьбу принять не шелает.

— Да какая-то глупая у меня судьба, — прошипел я, почувствовав, как моя выдержка дала трещину и гнев принялся рваться наружу. — На кой чёрт я тогда попал в это тело? Чтобы прожить пару недель, не сделав ничего существенного?! Для чего всё это было?

— То мне неведомо, — пожала костлявыми плечами старуха и втянула воздух ноздрями, из которых торчали седые волоски.

— Неужели вам нечего мне посоветовать?

— А што ты от меня хочешь? Я простая цыганка. Мне неведомы шамыслы Смерти, иные миры и то, как ты попал в это тело. Я лишь иногда вишу будушее, — прошамкала Джофранка и повесила на грудь лохматую голову. — Я могу токмо пошелать тебе удачи. А теперича вытаскивай меня из могилы. Сама я не выберусь.

— Может вас в город отвезти? — хмуро предложил я, покинув могилу.

— Нет, касатик. У меня свой путь, — отказалась бабка и ухватилась за протянутую мной руку.

— Вы только полицейским на глаза не попадайтесь. Хорошо? — произнёс я, вытащив старуху из могилы. Она весила, как пара кирзовых сапог.

— Не волнуйся. Никто меня более не увидит, — усмехнулась цыганка и посеменила в туман.

Я пару секунд смотрел ей вслед, а затем принялся закапывать могилу, попутно мрачно размышляя. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Смерть уже стоит за моей спиной и облизывается! Когда этот мразный завистник поднимет свою руку? Сегодня? Завтра? На следующей неделе?! И кто он? У меня завистников и недругов образовался целый вагон и маленькая тележка. И что теперь? Избегать со всеми ними встреч? Так Смерть нам может устроить и внезапную встречу. К примеру, я решу свалить за океан, а там уже Морозов окажется. Гадство! И что делать?! Бабка не помогла, она лишь удачи пожелала! Хм-м-м… Удача. А это идея…

Мой мозг заработал на полную мощность, пока руки орудовали лопатой. А когда могила была закопана, у меня уже сформировался кое-какой примитивный план. Ещё поборемся! Я воинственно тряхнул лопатой, и экономным бегом помчался в сторону дороги.

Под ногами чавкала грязь, а высокая трава всё с той же охоткой вытирала капли дождя об мои штаны, но я не обращал внимания на такие мелочи. Теперь у меня были цель и надежда. Они подгоняли меня не хуже хлыста, благодаря чему я быстро выскочил на дорогу перед телегой.

Мартын спал на козлах, свесив голову на грудь, а Кондратьев приводил в порядок свою одежду. Он держал источающую магический туман ладонь над левой штаниной и довольно смотрел как потёки жидкой грязи превращаются в сухие ломти.