— Анатоль Иванович, а вам помощник в этом деле не нужен? Я готов поработать даже носильщиком, уж больно мне любопытно поглядеть на эти символы.

— Отчего же не нужен? Нужен, — кивнул Сафронов. — Вы человек толковый, так что я совсем не против вашей компании, сударь.

Разговор с Анатолем Ивановичем затянулся. Ему явно нужен был собутыльник, а бутылок у него хватало. После опустошённой первой, на столе возникла вторая. И у меня появилось стойкое ощущение, что даже в полупьяном состоянии я отсюда не уползу. Сафронов будет поить меня до тех пор, пока беспамятство не обрушится на организм Никитоса, не привыкшего столько пить. Мне нужно было срочно спасаться…

— Анатоль Иванович, а разве у вас сегодня нет лекций? — проговорил я, почувствовав, что язык уже не слишком охотно повинуется мне.

— Я нынче поутру взял несколько дней выходных, — промычал мужчина и налил ещё по рюмочке. — Давайте выпьем, Никита, за успех нашего совместного с Черновым мероприятия. Ежели всё выгорит, то иметь такого человека в должниках — невероятная удача.

— Значит, ехать надо в пятницу? — на всякий случай уточнил я, запив свой вопрос горькой водкой. — Ух-х-х, до самых печёнок пробрало.

— Именно, в пятницу, — качнул головой Сафронов, опорожнил тару и даже не поморщился. Однако его заставил поморщиться деликатный стук в дверь. — Кто там?! Никого сегодня не принимаю!

— Анатоль Иванович, позвольтеш мне войти. Это Ядвига Робертовна вас беспокоит.

Мужчина нахмурил брови, пожевал губы и раскрыл рот, явно чтобы прогнать девушку, но я отрицательно покачал головой. Анатоль со стуком захлопнул "варежку" и вопросительно посмотрел на меня. А я ответил:

— Давайте её впустим.

— А как же это? — удивился Сафронов, обвёл рукой бутылки, рюмки, а затем указал на своё раскрасневшееся от алкоголя лицо с мутными глазами глубоководной рыбы, страдающей бессонницей. — Мне слава пьяницы не нужна.

— Не беспокойтесь, уж что сударыня Квятковская и умеет, так это держать язык за зубами. Можете быть покойны. Она никому ничего не расскажет.

— Что ж… — пожал плечами преподаватель и громко бросил в сторону двери: — Входите сударыня, но не извольте осуждать меня!

Ядвига проскользнула в кабинет, сразу же прикрыла за собой дверь и без тени удивления глянула на пьяного Сафронова, задравшего подбородок.

— Поминаем клуб любителей всего мистического, — указал я на бутылки и усмехнулся. — Он официально умер, не прожив и двух недель. Печальная участь. Полагаю, вы как раз хотели узнать, что дальше будет с клубом? Всё, его нет.

— Грустно, — проговорила полька и неожиданно добавила: — Пшудари, налейте и мне тоже.

— Ого! — изумлённо выдохнул Сафронов, округлив зенки. — А вы умеете удивлять сударыня. Прошу вас, присаживайтесь, вот свободный стул. А вы, Никита, исполните волю сударыни. Сейчас только дастану ещё одну рюмку…

Мужчина извлёк из ящика стола рюмку, а я наполнил её водкой и поставил перед Ядвигой, усевшейся на стул подле меня. Она взяла её и хмуро произнесла:

— Как у васж говорят? Не чокаясь?

— Верно, — поддакнул Сафронов и схватил свою тару, которую я тоже напомнил. — Ну, пусть земля будет пухом нашему клубу. Авось ему на смену когда-нибудь придёт что-то более жизнеспособное.

Мы выпили и закусили, а затем я украдкой посмотрел на Ядвигу. Она пыталась удержать на физиономии равнодушное выражение, однако крошечная слезинка и подрагивающие крылья носа выдавали то, что водка изрядно потрепала её пищевод.

— Ну, Анатоль Иванович, позвольте нам с Ядвигой Робертовной откланяться, — проговорил я, вставая со стула.

— Куда вы? Куда? Бутылка ещё не пуста! Вы что же делаете, право слово? — искренне возмутился мужчина и с неудовольствием посмотрел на меня.

Пришлось вернуть свою пятую точку на стул и прикончить бутылку вместе с Сафроновым и Ядвигой. И лишь после этого мужчина отпустил нас лёгким кивком, сложил руки на столе, опустил на них голову и практически сразу же захрапел. Видать, он уже не раз так отдыхает после «трудов праведных». И мне бы тоже не мешало отдохнуть. Да только отдых мне пока может только сниться… Полька пьяно покачнулась, выйдя из кабинета. И мне пришлось подхватить её под руку. А она возмутилась, что-то сказав по-польски, и попыталась вырвать свою лапку. Однако я не выпустил её и прошептал на порозовевшее ушко возмущённо пыхтящей девицы:

— Ядвига Робертовна, вы как-то слишком быстро опьянели, так что уж позвольте мне свершить святотатство: вывести вас под руку из университета и отвезти домой. А то сами вы, того и глядите, пол поцелуете. Благо, что хоть сейчас занятие идёт, а то бы вас студенты засмеяли.

Полька немного посопела, а потом величаво кивнула мне и посеменила рядом, перестав артачиться. И она даже сумела придать своему лицу относительно трезвый вид. Правда, чуть не упала уже на ступенях, ведущих прочь от главного входа, но я вовремя подхватил её и дальше чуть ли не в обнимку пошёл с ней, заметив несколько удивлённых взглядов, брошенных редкими студентами, сидящими на лавочках. Однако это был последний промах Ядвиги. До машины она сумела дойти без происшествий и даже смогла задать мне вопрос, усевшись на заднее пассажирское сиденье:

— Откуда… ик… у вас… как же это на русском?

Она защёлкала пальцами. А я и так понял, что она имела в виду, потому уверенно ответил, плюхнувшись за руль:

— Наследство получил. Дом, автомобиль и ещё кое-чего.

— Автошмобиль! — ликующе выдохнула полька, озарив салон широкой улыбкой, которой я прежде не видел на её мраморных устах. — Так откуда у вас… а-а-а… вы уже ответили. А вы, пшударь, довольно… довольно… — девушка покрутила рукой в воздухе, а затем этой же самой рукой махнула и повалилась на сиденье, будто на диванчик, а, учитывая её малый рост, заднее сиденье и вправду могло служить для неё чуть ли не диванчиком. По крайней мере, уснула она на нём довольно быстро, и ей даже не помешало тарахтение мотора.

Я помнил, где жила Ядвига, поэтому пригнал автомобиль прямо в её двор-колодец, а потом открыл заднюю дверцу. Девушка продолжала спать, иногда что-то бормоча на польском. Разбудить? Я потрепал её за плечо, но она проигнорировала мои попытки прервать её сон, да ещё, кажется, курвой меня назвала. Пришлось пойти иным путём.

Моя рука цапнула её ридикюль и нашарила в нём бронзовый ключ с кожаной биркой. На бирке красовалась цифра тринадцать. Хм, а полька не из суеверных. Я сунул ключ в карман, удостоверился, что во дворе никого нет, взял девушку на руку и понёс её к парадной. Дверь мне кое-как удалось открыть ногой и войти внутрь. Тут полька рефлекторно обхватила рукой мою шею и прижалась к груди. И мне стало гораздо проще подниматься по истёртым ступеням.

Ядвига же вдруг, не открывая глаз, зашептала:

— Гжегож… не уходи… не покидайш меня снова… я так скучаю по тебе… в Кракове всё напоминало о тебе, потомуш и уехала…

Дальше девица перешла на польский, а из уголка её глаза выкатилась слезинка. Мне же не составило труда догадаться, что некий Гжегож, скорее всего, разбил сердце полячки. Возможно, после этого она и превратилась в холодный кусок мрамора. Мне даже стало немного жаль Ядвига. Но жалость не помешала мне всё-таки растормошить девицу около еле съёмной квартиры.

— Что? Где мы? — прошептала полька, медленно хлопая ресницами.

— Вы стоите возле двери своей квартиры. Вот ключ. Я открою им дверь, а вы войдёте и ляжете спать. Ясно?

— Ясно. Ик… ой, простите, — девушка прикрыла ротик ладошкой и прижалась спиной к стене. А я шустренько открыл дверь и увидел миленькую прихожую с полосатыми бело-зелёными обоями.

— Благодарю, пшударь, — кивнула мне Квятковская и исчезла в квартире.

— Не за что, — ухмыльнулся я и стал спускаться по лестнице.

Ну всё теперь можно возвращаться в особняк почившего Петрова. Я вышел во двор, уселся за руль автомобиля и потряс головой, пытаясь выгнать опьянение. Оно уходить не собиралось, но вроде бы зрение и мышление не были сильно затуманены, поэтому я без особой опаски снова выехал на дорогу и медленно-медленно поехал в сторону особняка. И хоть он располагался недалеко от квартиры Ядвиги, но добирался я до него вдвое дольше обычного. Зато прибыл целым и невредимым. Оставил машину перед воротами и вошёл во двор. А тут уже Гришка деловито ходил с ведром серого густого раствора и шпателем.