Трудно оценить степень отражения реальных перемен в тактике, которую мы видим в этом описании. Нет оснований сомневаться, что, какова бы ни была их реальная административно-тактическая структура, византийские войска всегда строились таким образом, чтобы обеспечить наличие флангового охранения, резерва или арьергарда и основных сил, которые обычно делились на центр и два фланга, левый и правый. Тем не менее существуют неоднократные сообщения источников о том, что ромеи по крайней мере в ситуациях, когда их противниками были персы, строились в единую неразделенную линию. Возможно, это отражает общую тенденцию ведения войны против тех врагов, которые, как персы, сами имели обыкновение выстраивать войска в одну линию, что описано и в «Стратегиконе». Особенно это было характерно, когда основной силой армии была конница, как это видно в случае с сарматами, готами и теми же персами[1490].
Сообщения о сражениях в «Истории» Феофилакта Симокатты, описывавшего войны последней четверти VI в., как правило, являются слишком общими, чтобы оказать нам какую-либо помощь, даже несмотря на то, что описание большой победы ромеев над персидским царем Хосровом I позволяет предположить, что эта победа была одержана благодаря глубине главной боевой линии. А, следовательно, обе армии были выстроены в единую линию (Theoph. Sim., III, 14, 2–8)[1491]. Точно так же в 586 г., в битве при Солахоне, персидские и византийские войска, согласно описанию, были выстроены тремя большими отрядами, но в единой боевой линии (Theoph. Sim., II, 3, 1–4, 11). Другое описание подготовки к сражению против аваров в 598 г. равным образом предполагает, что византийская армия, разделенная на три части: центр, правый и левый фланги — и имеющая обоз, а также, возможно, небольшие отряды на флангах, чтобы прикрывать их от обхода со стороны противника, не имела при этом ни специального арьергарда, ни второй линии (Theoph. Sim., VII, 14, 2–3). Описания Феофилакта наполнены риторикой, и нам трудно понять, можно ли на них положиться. Впрочем, более ранние описания Прокопия Кесарийского и Агафия ясно показывают, что византийские войска постоянно строились в единую боевую линию, и только небольшой резерв находился непосредственно при командующем, а оба фланга были защищены небольшими охранениями и передовыми отрядами. Подобную ситуацию можно видеть в сражении при Тагине (Буста Галлорум) против готов в 552 г., а также в битве на реке Вультурно в 554 г., когда войска были построены в единую боевую линию с центром и обоими флангами, имеющую значительную глубину, а воины имели различное вооружение в зависимости от их места в строю и рода войск. В этом сражении Нарсес имел два небольших резервных отряда, находившихся за каждым из флангов, чтобы обойти войско франков и ударить им во фланг. Хотя и эти описания остаются неясными, они, похоже, отражают сложившуюся практику и очень близки к описаниям, имеющимся в более раннем трактате Вегеция (Procop., BG, IV, 29–32; Agath., II, 8, 1; III, 26, 8)[1492].
Рис. 126. Построение пехоты X в. в каре.
По: Dawson Т. Byzantine Infantryman Eastern Roman Empire с. 900 — 1204. Osprey Publishing Ltd, 2007. Pl. В.
Рис. И. В. Кирсанова.
Такое построение, при условии, что оно было надежно прикрыто с флангов, а обоз и запасные лошади находились в тылу небольшим арьергардом, было, похоже, стандартным линейным боевым построением, используемым, судя по комментарию в «Стратегнконе», как против германцев на западе, так и против персов на востоке. Впрочем, трактат имеет в виду преимущественно конные формирования, расположенные в единой глубокой боевой линии. Именно от этой тактики он советует отказаться в пользу более подвижного, хотя и меньшего по глубине порядка. Как видно из этого сочинения, главной причиной данной рекомендации была необходимость более эффективного противостояния степным кочевникам-аварам, чей боевой порядок также состоял из раздельных элементов — кланов и основанных на родственных связях группах — и в результате был признан более подходящим[1493].
Эффективность действий пехоты и конницы зависела как от дисциплины и наличия работоспособной структуры командования, так и от оружия, качества лошадей и корпоративного духа. Похоже, что византийская армия VII–X вв. особенно страдала от недостатка дисциплины. Показательно, что «Тактика» Льва VI рекомендует, чтобы спешенные кавалеристы не находились слишком близко от места, где были привязаны их лошади, на случай, что они будут охвачены паникой и попытаются оставить свое место в строю, спасая животных. Другим требованием Льва является то, чтобы военачальник старался освещать в позитивном свете все приметы и предзнаменования, которые циркулировали в лагере и могли привести к деморализации солдат. Таким же образом автор «Тактики» отмечает, что храбрые солдаты часто погибают именно потому, что не подчиняются своим офицерам и бросаются в атаку на врага, не соблюдая необходимого порядка (Leo, Tact., IX, 48; XX, 78, 176)[1494].
Рис. 127. Построение пехоты X в. черепахой, или fulcum.
По: Dawson Т. Byzantine Infantryman. Eastern Roman Empire с. 900 — 1204. Osprey Publishing Ltd, 2007. Pl. В.
Рис. И. В. Кирсанова.
Порядок, дисциплина и сплоченность, опора на коллективные действия, а не на индивидуальную доблесть — таковы были те качества, которые, как считали византийцы, отличали их и их методы ведения войны от методов их противников. Порядок и дисциплина постоянно упоминаются в военных трактатах, они же как прямо, так и косвенно фигурируют во многих нарративных источниках. Так, например, различия между византийскими дисциплиной и порядком и торопливостью и недисциплинированностью франков постоянно подчеркивает «Стратегикон» Маврикия (Maur., XI, 3)[1495]. Это же повторяет писавшая в начале XII в. Анна Комнина, которая окончательно превращает это различие в полноценный стереотип. На самом деле франкские военачальники XII в. были зачастую очень способными тактиками, которые могли провести предположительно более утонченных византийцев и, как это вскоре станет вполне очевидным, простое существование военного дисциплинарного кодекса и принятие римской военной дисциплины не является доказательством того, что подобная дисциплина всегда вводилась силой или же это вообще надо было делать[1496]. Сам факт и качество руководства были ключевыми предпосылками существования эффективной дисциплины. Впрочем, хотя византийское восприятие самих себя и своих врагов было обременено множеством ценностных суждений, оно тем не менее отражает центральную роль военной дисциплины и римских традиций в византийской военной мысли.
Начнем с того, что в период между 640 и 680 гг. византийские армии осмеливались противостоять арабам в открытом поле лишь в крайне редких случаях. Это отразилось на осторожности в стратегическом мышлении, что стало теперь обычаем или привычкой. Но подобная ситуация отражала и явное тактическое превосходство арабской армии и прежде всего — более значительное использование пеших стрелков, которые, однако, передвигались на лошадях или верблюдах совместно с кавалерией. Невозможно сказать, стало ли избегание сражения нормой в период 640–680 гг. или же это просто отражение мнения некоторых источников. Конечно, они почти не упоминают об открытых столкновениях между обоими противниками. Византийские успехи ограничивались возвратом крепостей в Малой Азии или вдоль гор Тавра, ранее захваченных арабами. Так Аморий был взят мусульманами в 669 г. и вновь отвоеван византийцами в том же году. Кроме того, ромеи разгромили одну из арабских армий, участвовавшую в нападениях на Константинополь в 674–678 гг., предположительно в последний год этой «осады». Наконец, они успешно обороняли сам Константинополь (Theoph., а. 6169)[1497].
