— Вот оно как было… Я видел Лоцмана как часть пророчества, заглядывая в будущее, но историю его жизни и судьбу его мира, конечно, узнать не мог. Что ж, будем надеяться на лучшее. Тайри, тебе надо поспать хотя бы пару часов, — сказал маг ласково, — на тебя смотреть больно.

— Ты прав. Я просто уже не чувствую себя человеком, — кивнула волшебница устало.

— Хочешь, я посижу рядом, пока ты будешь спать?

— Спасибо, но я не буду спать, — целительница потерла слипающиеся глаза тыльной стороной ладоней, — по крайней мере здесь. Я не могу оставлять Лоцмана одного.

Хранительница сняла перепачканную кровью и снадобьями зеленую робу, набросила на плечи плащ и ушла. А Герт остался мрачно смотреть ей вслед и злиться. Ну почему, почему она вечно возится с кем-то, а не с ним. Волнуется, лечит, помнит каждое слово, боится оставить хоть на минуту. Она ведь не слепая, должна видеть, кто по-настоящему к ней всей душой стремится. Ну ничего, Лоцман, так или иначе, исчезнет скоро — или свои заберут, или помрет от ранения. Тут-то и настанет его, Герта, счастливое время… Надо будет заглянуть в будущее, чтобы успокоиться на этот счет. Да, его учили, что по пустякам время тревожить не стоит, тем более, в личных целях, но кто теперь оглядывается на старые запреты?

Тайри тихо вошла в комнату и сразу устремилась к неподвижно лежащему Лоцману. Герт не соврал, хуже ему не стало, но и лучше тоже. Одри тихонько выскользнула в коридор, с первого взгляда поняв, что уговаривать подругу отдохнуть бесполезно. Хранительница села рядом с Дарреном, который дышал так легко, что его грудь почти не поднималась. Сжав обе его ладони, она попыталась сделать самое простое — поделиться силой, поддержать слабеющий организм. Почему на процедуру, не требующую изощренного волшебства, уходит весь накопленный запас, точно в бездну? Но как бы трудно ни было, Тайри не оставит его. Откуда-то всплыла уверенность, что они оба живы, пока она держит его за руки. Пока она держит его в этом мире, не давая уйти за Грань, как бы ни тянул Даррена в смерть непонятный груз вины. Надо всего лишь найти баланс, чтобы удержать его и не соскользнуть в небытие самой. Создатель, насколько бы проще было, если бы она знала причину! А что, если спросить Серые Зеркала? Они всегда отвечают правдиво…

Тайри не спала и не бодрствовала. Вокруг простирался странный зал, где зеркала всех видов и мастей стояли, на первый взгляд, в совершенно произвольном порядке. И только присмотревшись внимательнее, можно было угадать, где туманно-серебристые стекла образуют спирали и коридоры, отражаясь друг в друге. Целительница идет и идет между ними, не видя своего отражения. Ей холодно и неуютно, и неприятно давит на глаза рассеянный серый свет, какой бывает, когда низкие облака застилают небо.

Тяжелый дым клубится у ног, ластится, точно кот, только его прикосновения заставляют вздрагивать и прибавлять шаг, они холодны, как змеиная кожа. Тишина здесь такая плотная, что давит на плечи, заставляет опускать голову. В отчаянии Тайри кричит, но голос пропадает, точно в кошмарном сне. Целительница поворачивается к огромному зеркалу, в котором нет ничего, кроме пустоты, и спрашивает, что она должна сделать, чтобы Даррен остался жив и невредим. В ответ на ее вопрос оживает другое, за ее спиной. Точно в гладкой озерной воде Тайри видит сцепленные руки, переплетенные пальцы — свои и его. Потом картина меняется: золотой дракон тяжело взмахивает крыльями, рядом парит серебристо-серая, с синими крыльями, птица. Они связаны тонкой, но нерушимой алмазной цепью. Упадет дракон — и птице не жить. Но и обратное верно — цепь проходит через сердце дракона. Где-то на краю сознания знакомый голос едва слышно просит: держи его, девочка. Держи, потому что больше никому другому это не под силу…

Наступила ночь, и из темноты и лунных лучей соткался у окна Скайяр. С минуту он смотрел на происходящее, потом, тяжко вздохнув, сделал два решительных шага и стал за спиной замершей в своем поиске и ничего не видящей вокруг Тайри. Дракону страшно — потому что его леди сейчас очень близка к смерти, а он ничего не может с этим поделать. И помешать он ей не в силах, потому что нарушит долг куда более древний, нежели его личная клятва роду Джехона. Воин всегда и везде обязан защищать Князя — Хранителя, даже ценой собственной жизни. И чести, если понадобится. Что значат люди перед долгом крови, который не нуждается в подтверждении, а рождается с каждым драконом его касты? И кому какое дело, если, исполнив этот древний долг, один Крылатый не сможет больше жить? Потерять леди для него равносильно потере собственного ребенка, пусть у Ская детей еще не было, но память предков послушно подсказывала, каково это…

Дракон думает еще несколько долгих мгновений и решается. Он отдаст Тайри столько сил, сколько сможет, а там будь, что будет.

— Простите меня, мой князь. Простите, моя леди. Возможно, мой поступок покажется вам неправильным и неразумным, и излишне фамильярным… — говорит он негромко, скорее для собственной уверенности, ведь его не слышат, — думаю, вы ничего о нем не узнаете, и слава Творцу за это. Но по-другому я просто не могу. Если я сейчас потеряю вас — обоих или каждого в отдельности, мне останется только взлететь туда, где кончается дыхание, и сложить крылья.

Синеглазый тихо опустился рядом с целительницей, крепко обнял ее за плечи, прижал к себе и спрятал лицо в ее рассыпавшихся волосах. На утро он будет бесполезен, туп и малоподвижен. Хорошо, что есть Фаэ, и завтра ее дежурство.

Глава15

А потом собираю я сердце в кулак.

Там за ребрами страх, там за ребрами мрак,

там ни слова, ни трав, ни рубинов утра,

но в кулак собираю я сердце.

Здесь ничем не согреться, никак не спастись,

но сердце я грею, как птицу в горсти,

и ищу в нем хоть слово, хоть призрачный блик,

когда солнце касается краем земли.

Мария Гуцол (Амариэ)

— Госпожа! Госпожа Хранительница, проснитесь! — один из королевских адъютантов осторожно тряс ее за плечо.

Тайри вздрогнула, открывая глаза.

— Что… что случилось?

— Его величество сейчас будет здесь. С гостями, — офицера аж передернуло. Леди Даллет, вспоминая вчерашний разговор с Гертом, быстро догадалась, о ком говорил посланец Орданна.

— У меня есть пара минут? — не встречать же их заспанной и непричесанной. То, что ее сморило, не удивительно, но вот почему после сна она чувствует себя совершенно выжатой?

— Да, я думаю, государь не будет очень спешить, — понимающе ухмыльнулся офицер.

— Отлично, — волшебница встала, с наслаждением потянулась и взяла в руки гребень. — Скажите, лейтенант, почему вам так не понравились эти… гости?

— Они смотрят на нас, как на насекомых. Или как на мебель, в зависимости от статуса и чувства собственного превосходства. Такое впечатление, что разговариваешь, как минимум с полубогами… — парень снова скривился от неприятных, судя по всему, воспоминаний, а потом сказал тише, — говорят, они соотечественники Лоцмана. Но ведь он…

— Совершенно не такой? — слабо улыбнулась Хранительница.

Адъютант кивнул в ответ, видимо, устыдившись своего неуместного многословия.

— Чего-то подобного я и ожидала. Спасибо, что предупредили, лейтенант. Габриэль говорил…

— Предупрежден — значит, вооружен, — отчеканил офицер, коротко поклонился и вышел.

Тайри горько усмехнулась, едва удержавшись от падения в омут воспоминаний. Нет, сейчас, как никогда, важно настоящее. Это чудо, что Даррен жив, и ему, как будто, немного лучше. И она обязана выстоять, чтобы там не напридумывали его драгоценные соотечественники. Целительница глянула на себя в зеркало, показала отражению язык и отправилась за ширму — приводить себя в порядок.

Когда дверь распахнулась перед молодым королем и его гостями, леди Даллет отпустила неподвижную ладонь пациента и поднялась, чтобы приветствовать монарха, как велит этикет. Поклонившись гостям куда менее низко, она молча замерла, рассматривая пятерку уроженцев благословенного Ирольна. Они и правда походили на Лоцмана, но лица, за исключением самого старшего из них, были грубее и проще. Из некоторых превосходство так и перло… Да и с виду походные одежды выглядели почти как придворное одеяние, сверкая драгоценностями и золотым шитьем.