Не отнесла бы себя к человеку, что смущается каждого невпопад брошенного слова. Однако, сегодня мне почему-то было небезразлично, что обо мне говорит и думает собеседник. Я ощутила необъяснимое желание выглядеть в глазах незнакомого мужчины чуточку лучше, чем могла бы быть. Видимо поэтому вместо надменного выговора в сторону конюха, лишь небрежно прошептала:

– Сегодня в конюшне… не поймите неправильно. Я выкинула перчатки не потому, что вы меня дотронулись. Просто не люблю, когда влажная ткань касается кожи.

Это тоже являлось правдой. Бывало, старый граф выгонял меня под дождь в моменты, когда я отказывалась учить наизусть священные писания – подумать над своим поведением. Холодное мокрое платье, будто намертво прилипшее к коже – это чувство въелось мне в подкорку. Я просто хотела показать этому заботливому мужчине, что не собиралась его обидеть.

– Вы хотите сказать, что впредь я могу касаться вас тогда, когда пожелаю? – лукаво улыбнулся Адриан, без тени смущения заглянув в глаза.

– С…с чего такие выводы? Ах, я всего лишь попыталась быть хорошей хозяйкой, ясно? Не смейтесь!

Кажется, в тех книгах, что я залпом прочитала после смерти моего мужа, то, что происходило между мной и этим Адрианом, называлось невероятно пошлым понятием «флирт». Осознав, с кем позволила себе такое поведение, я тотчас нацепила более привычную мне маску равнодушия и благоразумия, отдавая приказ вернуться.

Как и ожидалось, не прошло и пары дней после того, как я отказала Эданну Брейнхорту, и моя рациональная матушка тотчас прислала мне гневное письмо примерно следующего содержания:

«Как можно быть такой недальновидной, Эстер?! В твоем-то возрасте!.. Оскорбила уважаемого человека, брата покойного супруга! Отвергла его благородные намерения! Теперь ты обязана отправиться к нему – не знаю, как у тебя получится вымолить свое прощение. Но если Эданн Брейнхорт не сделает тебе предложение руки и сердца снова – то мы навсегда лишимся возможности удвоить состояние покойного зятя!»

– Ах, матушка… Что вам это состояние, я ведь даже ребенка родить не смогу, дабы передать эти деньги и дворцы хоть кому-нибудь.

Моя мать всегда была такой. Будучи ее единственной дочерью, мне было не понять позиции, которую та принимала. Она напоминала женщину, которой приказали играть роль родителя – и, будучи исполнительной и искренней во всем, она ответственно выполняла все функции: родить, взрастить, одеть, обучить, отдать замуж. Я так привыкла к приказному тону, что внезапное ласковое прикосновение к своей макушке воспринимала случайностью.

Когда моя матушка сосватала меня графу – никто и не подумал высказаться против. Отец редко появлялся дома, все его заботы и сейчас были сконцентрированы по ту сторону океана, там, где он вел свой бизнес. Мужчины и без того не радеют душой влезать в подобные дела, в инициативность и непреклонность моей матери избавляли его от многих проблем.

Так я и стала женой в столь юном возрасте. Но сейчас я уже не была той шестнадцатилетней девочкой, что не имела право голоса, когда попала в чужой дом. Отныне я собиралась делать так, как решу сама.

В первую очередь я рассчитала пятидесятилетнюю компаньонку, определив свой выбор в сторону ровесницы. Ничего не имею против пожилых леди, но госпожа, которую выбрал для меня покойный муж, уже и ходила с трудом – она и сама была счастлива получить хорошую компенсацию на свое содержание подальше от старого поместья.

Зато теперь в дом вошла веселая и энергичная мисс Кэрри, урожденная дочь барона. Эта леди была мила и дружелюбна, во многих домах столицы ее с радостью принимали, как любимую подругу. Благодаря этому обстоятельству я собиралась расширить круг своих новых знакомых, а также узнать, как на самом деле проводят свое время молодые графини вроде меня.

– В доме министра Блэйка намечается большой и грандиозный прием, моя дорогая! – с трудом сдерживала себя от счастья новая компаньонка, едва вернулась с новостями. Ее задорные светло-русые кудри прыгали туда-сюда, пока она рассказывала о грядущем мероприятии, на котором мы с ней «просто обязаны побывать».

– Но я не представлена миссис Блэйк, – неуверенно возразила я девушке, в глубине души умирая от предвкушения. До этого все наши выходы в свет с моим мужем представляли из себя жалкое зрелище.

Лишь один раз я была на настоящем светском балу с графом – и после того как меня ангажировал на кадриль неизвестный мне генерал – мы тотчас ушли. Я помню, как сильно меня наказали в тот вечер за распущенность, ведь в силу возраста Рандел Брейнхорт не мог танцевать, да и, по его словам, не очень-то и любил, а я даже не приняла во внимание то, что скажут о его распутной жене его знакомые на следующий день после бала…

Простояв на коленях в нашей маленькой приусадебной часовне до рассвета, я подумала о том, что, как и мой супруг, тоже не очень сильно люблю танцевать.

Больше ни на один прием мы не появились в компании друг друга.

– Моя дорогая, мы сейчас же поедем к самой лучшей портнихе! Наши платья должны быть самыми лучшими в тот день! – тараторила без умолку Кэрри, заражая своим энтузиазмом. – Я уже отобрала самые модные фасоны. А вы знали, что в этом сезоне в моде лавандовый цвет? Как прелестно!..

Всю неделю мы с компаньонкой были заняты подготовкой к балу, и все поместье стояло на ушах. Слугам казалось, что грядет по меньшей мере второе пришествие, но Кэрри весело шутила о том, что обитателям графства Брейнхорт следует привыкать в подобной кутерьме – отныне мы не будем пропускать ни одного важного события в столице.

Некоторые старые обитатели поместья не выдержали подобных перемен, попросив разрешения уйти, а многие покинули графство еще до этого. Управляющий Мердек уведомил о своем расчете в тот же день, когда не стало Рандела Брейнхорта, и, пусть это означало лишиться единственного человека, которого слушались мои своевольные слуги, я все равно не стала умолять его остаться.

Незадолго до моего долгожданного возвращения в свет, управляющий Мердек отработал свой последний день, вручая мне ключ от своего кабинета-архива, что хранил в себе бухгалтерию поместья последние сорок четыре года. Всю жизнь он прислуживал моему почившему супругу, оттого не привык к «хаосу» – так он назвал поместье в моей собственности.

Провожая его до экипажа, я вспоминала тот день, когда прибыла в старое поместье – здесь же, у подъезда, мы столкнулись с этим старцем впервые. Глаза его украшали синюшные грыжи, а кожа напоминала куриную шкурку – за восемь лет он нисколько не изменился. Да и мой немного грустный и потерянный взгляд был тот же, вне всяких сомнений.

Те же люди, те же декорации. Даже чувство тоски и неопределенности немного похожи…

Окинув меня быстрым небрежным взглядом, Мердек впервые придал своим заплывшим глазам подобие небезразличного выражения, остановившись у входа в экипаж на пару мгновений.

– Я порекомендую вам более подходящего человека, Ваше Сиятельство, – поклонился старый слуга, который всегда смотрел на меня немного свысока. Не было бы неожиданностью, если б оказалось, что этот человек искренне ненавидит меня за то, что я собираюсь обладать местом, которому он отдал всю свою жизнь. – Новый управляющий вас не разочарует, даю вам свое слово.

– Спасибо.

Конечно, такого управляющего, каким был Мердек, мне все равно не сыскать, а по рекомендации лучше, нежели по объявлению. Прощание с последним стариком этого поместья все равно было бы неизбежным – мы оба знали, что не сможем играть роль госпожи и подчиненного друг с другом после всего, что было.

Всегда ли этот человек спокойно принимал то, как старый граф со мной обращается? Всегда ли с готовностью подавал розгу и запирал тёмный пыльный чердак – место моего наказания? Думая об этом, было крайне неожиданно услышать голос Мердека, что зазвучал с непонятной мне мягкостью:

– Мне искренне жаль вас, миссис Эстер, правда… Очень жаль. Я говорю это не потому что хочу оскорбить вас, нет. Дело в том … я правда думаю, что вы заслуживали другой жизни. Не той, к которой вас приучил мой прежний хозяин. Но, знаете, что происходит с овечкой, когда умирает пастух? – он не стал ждать ответа, просто надел черную шляпу, давая знак извозчику. – Всего хорошего, миссис Эстер. И будьте осторожны, получив эту самую «свободу», о которой вы так страстно мечтали.