– Я все ещё наблюдаю за ней, - это звучало вполне убедительно. – У графини много гостей, она часто выезжает в свет. Если мы устроим вылазку прямо сейчас – никому из нас мало не покажется.

Барни кивнул, будто бы принимая мою точку зрения, но я слишком хорошо его знал, дабы поверить в это.

Может, хозяйка Брэйнхорта и права – и наше сходство куда сильнее, чем я думал. Ведь я и сам все еще не знаю, чего именно хочу. Даже когда мне кажется, что уже давно все решил. Хотя… Давно ли?

Данная моему отцу клятва о том, что я продолжу его начинания, помогала мне в самые тяжелые времена держаться – это был смысл жизни для меня, и причина смерти для отца. И, проживая год за годом, я действительно становился сильнее. Но вместе с тем и вопросов становилось все больше и больше?

Есть ли смысл в такой жизни? Есть ли смысл в отцовской смерти? Эти бунты решат ли хоть что-нибудь в существовании вилланов? Вот этих вилланов, что сидят в любой день и пьют до тех пор, пока их туши не выпрут ногами из таверны?

Этих вилланов, которые мечтают ворваться в чужое поместье, дабы отвести свою черную душу, только и всего?

Но что еще я могу сделать?.. Был бы хоть кто-нибудь, кто смог мне объяснить. Был бы хоть один человек, который захотел бы выслушать меня, принять мои объяснения и указать, где я ошибся?

– Эй, Адриан, сукин ты сын! Неужели уже уходишь? – пьяную блажь Барни едва ли можно было разобрать с первого раза.

Я лишь кивнул, даже не глянув – заметил ли мой товарищ этот жест. С утра он все равно ничего не вспомнит, а мне завтра выходить на службу. Если Эстер подойдет ближе и почувствует этот удушающий смрад дешевого кабака – больше и на шаг ко мне не приблизиться. Хотя… учитывая то, что произошло между нами на днях, я не удивлюсь, если она и так не захочет приблизиться даже на сотню ярдов.

Что, если завтра, едва графиня увидит меня, тотчас прикажет уволиться? Она не из тех, кто с завидным равнодушием переносит любые интрижки, да и я не хочу делать вид, будто между нами ничего не было.

Целовать её было до безумия приятно… А как подумаю о том, что никто и никогда не делал с ней этого – тотчас хочу пробраться в ее комнату, пока все поместье будет спать, схватить ее нежное, невинное тело и делать такое, что графиня даже и представить никогда в своей жизни не могла! Да, я готов записать себя в настоящие извращенцы.

Жаль, что она отказалась от продолжения. А ведь так явно хотела! Она и сама этого не поняла, но я-то видел, как она смотрела на меня, как горели ее щеки.

Я нравлюсь Эстер Брейнхорт. И я хочу ее – всю, без остатка. Откровенно признаюсь себе в этом, даже если понимаю, что нельзя. Почему женщины не могут быть так же искренны? Или конкретно эта пока не поняла, чего же она на самом деле хочет?

Может она и права – похожи мы с ней.

Я хотел остановить вилланов, что, используя имя моего покойного отца, творили свои злодеяния, пообещал им, будто помогу добиться своих целей куда быстрее. На деле пытался попридержать их. Предлагая им поместье графини Брейнхорт, я не думал, что «глупая ничтожная вдова», как называли ее все вокруг, окажется такой, какой была Эстер на самом деле.

Это все ее глаза – такие светлые, огромные и наивные, как у потерянной на лугу коровы... Это они производят впечатление, что она пуста внутри, как стеклянная банка. На самом же деле, это не пустота – а прозрачный родник. Чистый, свежий и немного прохладный – едва прикоснешься губами, и не сможешь отделаться от желания попробовать снова. Не отвертишься от осознания того, какой же этот родник прозрачный – видно каждый отполированный потоком камешек на самом дне ее души.

Как я мог позволить себе осквернить этот источник? Тем более, помочь своре мерзавцев смешать прозрачную воду с грязью?

Я очень долго лежал на койке своей дешевой комнаты, перебирая обрывки фраз, что она успела мне сказать за время моей службы, убеждаясь, что скорее бы умер, чем дал Эстер в обиду, или же позволил себе обидеть ее сам.

Да, будет лучше, если она примет решение меня уволить. Тогда мне не придётся доводить дело до конца – для моей миссии нужно будет найти другой дом – там, где издеваются над вилланами, а не обещают их освободить без причины!

Пов. Эстер.

В последнее время в поместье витает неописуемая атмосфера.

Я наблюдала за окружающими меня людьми и за самой собой, понимая, что все будто сговорились странно себя вести. Мне во что бы то ни стало хотелось доказать Адриану, что случившееся между нами совершенно перестало волновать меня, то и дело заглядывая в конюшню – по поводу и без, но всего, чего я могла добиться – неловкого молчания между нами и странных взглядов со стороны конюха.

Будто он терялся в догадках, что же я затеяла.

Кэрри тоже начала ломать спектакль – я не могла по-другому назвать ее показательно вызывающее поведение… Будто желая оправдать свои слова, сказанные мне в тот день в экипаже, когда мы возвращались с ипподрома, теперь она вела себя фривольно не только с редкими гостями поместья, но и со слугами, по-настоящему приставая сперва к немому садовнику, что чуть было не уволился от страха, и даже к Адриану – я была свидетелем того, как грубо выставил девушку из стойла этот обычно мягкий, улыбчивый человек.

Но напрасно я решила, что на этом безумия моей компаньонки были окончены. На днях я застала ее и моего управляющего в дровнике. Они целовались.

– Зачем вы так себя ведете? – спросила я Кэрри напрямую, вызвав в свой кабинет в тот же вечер.

– Хочу на личном примере продемонстрировать вам, что потакание своим желаниям – не преступление, – высокомерно заявила девушка, пребывая в настоящем восторге от своей же неразборчивости.

– Не преступление, возможно, – сдержанно согласилась я. – Но смотреть на вас – то еще испытание. Я буду вынуждена найти себе новую компаньонку, если вы не возьметесь за ум.

– Ах, вы угрожаете! Давайте, давайте! – принялась кричать обиженная Кэрри. – Это вы так мстите мне за то, что у вас у самой ничего не получается с мужчинами?! Так позвольте вам сказать: ваша компаньонка в этом не виновата! Она, напротив, сделала все возможное, чтобы вывести вас в свет, чтобы отыскать вам обворожительного кавалера – и вот как вы отблагодарили ее!

– Милая Кэрри, желаете погрузиться в бездну – не стоит тянуть туда людей вслед за собой. Я поняла вашу свободолюбивую позицию, и, может, в какой-то мере восхищаюсь вашей решимостью – но это совершенно не значит, что мне хочется жить так же.

– Вы не можете этого не хотеть! Все женщины одинаковы – просто не нашелся «тот самый», который бы попрал все ваши закостенелые убеждения!

Думаю, я выглядела, как скала, непреклонная в этих самых убеждениях от и до, но… Мне было понятно, что хочет сказать Кэрри. Более того, я уже испытала это на себе.

Отвести взгляд от теплых карамельных очей, что смотрят в ответ с такой непритворной нежностью… Оттолкнуть горячие ладони, от которых по всему телу неминуемо прокатилась волна желания… Это очень трудно. Даже сейчас, не в силах заснуть от бессонницы, я перебирала эти скудные, краткие мгновения в своей голове, не понимая, как мне удалось удержаться от искушения.

Поэтому какая-то часть меня очень хорошо понимала Кэрри. Но, как и сказала моя мать: «Влюбиться – не страшно. Упасть в пучину страстного безумия – вот, что непростительно».

Иными словами – даже обуреваемая самыми сильными чувствами, женщина должна отдавать себе отчет.

– Да, женщины действительно одинаковы, насколько я успела заметить, – согласилась я с Кэрри, лицо которой непривычно покраснело от гнева. – Но мужчины – нет. Никто не даст вам гарантию того, что такой образ жизни не закончится для вас плохо.

– Что ж, вот и посмотрим, отчеканила девушка, без позволения покидая кабинет.

Не приходилось сомневаться, что так она это не оставит.