В отношении морфологии и анатомии он совершенно правильно расчленяет растения на корень, побег и листья, выделяет мякоть («мясо») и волокнистые элементы, понимает роль жилок в листьях растений, но не всегда различает плоды от семян. Странным является то, что ни античная древность вообще, ни Феофраст в частности не имели представления о связи цветков с плодами растений, хотя, например, капрификация инжира и тогда широко применялась.
Если ему и не могли быть доступны тонкие процессы опыления и его последствий, понятые гораздо позднее Камерариусом и Кельрейнером в Петербурге (XVIII в.), то все же удивительно, что он не заметил связи между цветением и образованием плода. Основной причиной этой ошибки было то, что как его современники, так и он сам считали, что некоторые деревья и травы не цветут, но в то же время приносят плоды, а с другой стороны, тогда принимали за плоды некоторые образования на деревьях, например галлы, образующиеся на листьях вследствие укола насекомыми. А так как такие «плоды», естественно, никакой связи с цветками не имели, то отсюда ясна и причина такой ошибки. В отношении некоторых растений Феофраст колебался, цветут ли они или не цветут, и вообще он просмотрел цветение у растений, имеющих невзрачные мелкие цветки. Однако тут же мы встречаем исключения, так как он, например, замечательно тонко описывает строение сережек лещины, разбирая простым глазом их мелкие детали.
В связи с отсутствием у древних представления о поле у растений, которое создалось не ранее конца XVI в., и Феофраст не имел такового. Однако он, как и его современники, различал «мужские» и «женские» экземпляры у деревьев, без всякой связи с действительностью, хотя в некоторых случаях (двудомные растения, как тополь) эти определения, конечно, совпадали. Замечательно, что это представление, как и некоторые другие, долго сохранялось в быту. Например, на Украине еще недавно на баштанах «знатоки» различали «кавун» и «кавуниху» по размерам рубца от отпадения венчика на верхушке арбуза!
В отношении строения растений Феофраст различает кору, древесину и сердцевину. Эти составные части растений образованы, по Феофрасту, четырьмя элементами: соком, волокнами, жилами и мякотью («мясом»), причем для характеристики их он привлекает качественные категории противоположностей — влажное и сухое, теплое и холодное.
Впрочем, в другом своем сочинении («Причины растений») он подвергает критике отнесение одних деревьев к горячим, а других — к холодным, как устанавливаемое всегда спорным рассуждением, а не чувственным восприятием.
Описания листьев у некоторых растений даны Феофрастом поразительно верно и позволяют нам легко узнать, о каком растении он говорит. Однако его представление о листьях некоторых растений очень своеобразно. Например, листья пихты он считал перисто-сложными, принимая молодой облиственный побег за лист. Наоборот, перистые листья финиковой пальмы он принимал за ветви, несущие простые ланцетные листья. И это представление надолго пережило Феофраста, отразившись в наименовании пальмового листа «ваией».
Современная ботаника многим обязана Феофрасту, — особенно в области ботанической номенклатуры, в которой множество родовых и видовых названий растений ведет свое начало от «отца ботаники». Текст «Исследования о растениях» пестрит знакомыми всем ботаникам именами (для простоты они даются в латинизированной форме); Agrostis, Adiantum, Aegilops, Andrachne, Myrica, Dictamnus. Современная ботаника не всегда придает эти названия именно тем растениям, которые так называл Феофраст. Например: Daphne Феофраста обозначает Laurus nobilis, Sisymbrium — Mentha aquatica, Ptelea — Ulmus glabra, Achras — Pyrus amygdaliformis, Aira — Lolium temulentum. Однако есть немало названий, которыми обозначаются одни и те же растения и у Феофраста, и в современной ботанике, — такие, как Orchis, Mespilus, Scammonia, Scolymus, Sonchus, Tribulus. Несовпадение же названий произошло потому, что ранние европейские ботаники обильно черпали из богатой феофрастовской лексической сокровищницы задолго до того, когда были выяснены действительные объекты, описанные им.
Тщательный просмотр «Исследования о растениях» убеждает нас в том, что Феофраст знал и описал чрезвычайно большое количество растений, особенно имея в виду то обстоятельство, что нередко близкие виды одного рода рассматривались им как одно и то же растение. В классе хвойных растений он различает сосны, пихту, можжевельник, кипарис, а также Callitris.
Все сосны он обозначал одним общим названием «рейке», но виды Pinus brutia и P. halepensis он иногда называет также «pitys». Можжевельники он обычно называет «kedros», но характерно, что он вовсе не выделяет знаменитый ливанский кедр, столь широко известный всей древности и в большом количестве ввозившийся в безлесный Египет. Также не выделяет он и туи. По-видимому, первый у него слился с соснами, на которые он действительно похож по облику и древесине, а вторая — со сходными также можжевельниками.
Чрезвычайно интересно выяснить, сколько же видов флоры земель, известных античности, различал Феофраст. Чтобы подойти к этому, следует несколько остановиться на том, как понятие «вида», зародившись в практике, потом перешло в науку. Не только древние эллины, но несомненно и более ранний человек (собиратель зерен, земледелец, знахарь, мастер) из своего повседневного опыта уже умели узнавать многие растения, отличающиеся своими полезными или вредными свойствами или особенностью своего облика. Очень многие растения, особенно культурные, обладают настолько характерными признаками, что их легко отличает любой человек. Такие характерные растения, как держи-дерево, арбутус, лавр, мандрагора, легко выделялись в окружающей растительности, обычно представляя в условиях Средиземноморья один вид. Некоторые другие, хотя далеко не всегда, представляющие немного видов в каждом роде (как ильмы, липы, ясени), с одной стороны, и в практике были объединяемы («род»), а с другой-отличались (как «виды») по своим свойствам. Поэтому, еще не задумываясь о понятии вида, не только Феофраст, но и его современники знали уже немало растений. Сам Феофраст, по-видимому, настолько хорошо знал около 500 видов (или их групп), что из его описаний в большинстве случаев мы уже с несомненностью устанавливаем, о каких растениях он говорит, тем более, что его описания растений сопровождаются указанием на их применение человеком и их географическое распространение.
Понятия рода и вида, в первоначальной форме, конечно, не всегда правильное, начало складываться задолго до того, когда над этим вопросом стали задумываться европейские средневековые ботаники и зоологи. В отношении вида Феофраст высказывал мнение, что определенное растение, как правило, дает потомство с теми же признаками, что и у родителей. Но он допускал, что в некоторых случаях из семян одних растений могут вырасти формы, не сходные с родительскими.
Введенная Линнеем бинарная номенклатура позволяет различать растения, о которых идет речь. Если этого не сделал Феофраст, то этого не сделали и в течение последующих 2000 лет и все ботаники до Линнея. Поэтому у Феофраста чаще можно узнать растения по описанию, чем по их названиям. Особенно ярко это видно из его описания «лотосов», среди которых он приводит и древесные и травянистые растения, хотя тут же добавляет, что они не имеют между собою ничего общего. Использование им бытовой номенклатуры создает часто большие трудности при переводе сочинений Феофраста на научный язык. Он часто употребляет слова «genos» и «eidos», соответствующие нашим терминам «род» и «вид», но без точного разграничения понятий.
В настоящее время во флоре Греции насчитывается 3450 видов, а во флоре всего Балканского полуострова свыше 6500. Крайне любопытно выяснить, сколько же отдельных растений различал Феофраст? Правда, он не ограничился описанием растений одной Эллады, характеризуя немало растений Египта, Сирии, Палестины, Аравии и даже далекой Индии и Персидского залива, сведения о которых принесли походы Александра Македонского (333—323 гг. до н. э.).
