См. сравнительную таблицу признаков идейской и приморской сосны на стр. 403. По этим признакам можно отожествить идейскую сосну с Pinus laricio Poir. (включая сюда Pinus nigra и Pinus Parolini, из которых последняя растет как раз в Троаде на Иде), а приморскую — с Pinus halepensis Mill., растущую в жарких долинах и по побережью Греции. Оба вида и доныне очень распространены в области восточного Средиземноморья. Приводим для сравнения характеристику Pinus laricio Poir и Pinus halepensis Mill. (см. вторую таблицу на стр. 403).

Сравнивая обе эти таблицы, мы видим, что описание обоих видов сосны у Феофраста и у современных ботаников не совпадает только в отношении шишек, а именно: у Pinus halepensis (приморской сосны) они поспевают через три года, а раскрываются еще позже, тогда как у Pinus laricio (идейской сосны) они готовы уже на втором году и сразу же раскрываются. Феофраст в данном случае ошибся. Эта ошибка не может, однако, помешать вышеприведенному отожествлению, основанному на целом ряде совпадающих признаков.

Примечание. Феофраст дает приметы то для одной, то для другой сосны, сравнивая их между собой, и ставит определения в сравнительной степени. Это дает возможность охарактеризовать и другое дерево, прямо им не названное. Такие прямо не названные признаки поставлены в скобках (здесь и далее).

Трудно сказать, что понимали македонские дровосеки и торговцы лесом под этим «бесплодным видом». Феофраст относил «бесплодную сосну», по-видимому, к диким породам; по крайней мере в § 4, противопоставляя садовой сосне дикую, он различает у этой последней мужскую, женскую и бесплодную. Но в ΙΧ.2.3, где он рассказывает о смолокурении у македонян, он пишет, что македоняне выкуривают смолу только из мужской сосны, дающей плоды. По другой рукописной традиции следует читать: «не дающей плодов». Какое бы из этих чтений ни было верным во всяком случае ясно, что для Феофраста здесь бесплодная сосна не является особым видом, а совпадает отчасти с «мужским» видом. Из этого противоречия следует, что сам он не представлял себе с полной точностью, что такое «бесплодный вид». Нельзя думать, что в качестве «бесплодного вида» просто были выделены молодые деревья, еще не дающие шишек: македонские дровосеки и вообще люди, имевшие дело с лесом, прекрасно знали, что на Pinus laricio Poir. шишки появляются в то время, когда она уже имеет возраст 15—30 лет, а на Pinus halepensis Mill. — после того, как ей исполнится 7 лет. Зенн (ук. соч., стр. 383) предлагает следующее, чрезвычайно убедительное объяснение: македоняне, имевшие дело с лесом, не обладали, конечно, ботаническими сведениями, и язык их был обыденным разговорным языком без всяких ботанических терминов. Под словом «плод» они понимали то, что дает растение в пищу человеку или животному, и под «бесплодным» видом, в противоположность садовой пинии, понимали все дикие сорта с их мелкими, относительно сухими семенами. «Бесплодный» вид был, таким образом, понятием собирательным, включавшим все виды сосен с несъедобными семенами.

В переводе Горта «бесплодный» вид включает в себя и «мужской», и «женский». Грамматически этот перевод допустим: при чрезвычайной краткости стиля пропуск поясняющего местоимения τούτου вполне возможен. Такой перевод, однако, противоречит III.3.7, где сказано, что входящие в состав одного и того же рода «мужские» виды обычно бесплодны. «Женский» вид, следовательно, не может никак входить в состав «бесплодного».

Такие иглы характерны именно для Pinus halepensis, а жесткие торчащие — для Pinus laricio. Мы имеем здесь такую же путаницу признаков, какая была уже отмечена для «приморской» и «идейской» сосны. В данном случае причину этой путаницы можно объяснить: посредники, сообщавшие Феофрасту сведения, полученные ими от македонских лесорубов, которые, конечно, прекрасно знали, каковы иглы у деревьев, известных им досконально, приписали «мужскому» дереву (приземистому, с крепкой сердцевиной) и «мужские» — твердые, торчащие иглы, а «женскому» дереву (высокий рост, мягкая древесина) — нежные, пониклые «женские» иглы. Правильные данные были изменены под влиянием предвзятой теории натурфилософского характера (см. таблицу).

Надо сказать, что по сравнению с «диагнозами» троадских греков ( = жителей Иды) «диагнозы» македонян гораздо беднее: за вычетом характеристики игл они дают только рост дерева и свойства его древесины, т. е. как раз то, что интересовало македонских торговцев лесом и их подручных. Кроме того, описания их путаны; для самого Феофраста они были не вполне ясны. Если он поместил эти сведения в свою работу, то это свидетельствует только о его стремлении к возможно большей полноте, стремлении, которое не позволяло ему отбросить даже не вполне ясные для него данные.

Из этих строчек совершенно ясно, что при делении деревьев на «мужские» и «женские» о разнице пола у них нет и речи. Мы имеем здесь дело с обывательским взглядом людей, которые по аналогии с окраской мужского тела (в представлении греков обязательно темной, так как мужчине полагалось быть загорелым) и его структурой (мускулистой — твердой) называли «мужскими» деревья с твердой свилеватой древесиной темного цвета, а деревья с древесиной мягкой — «женскими». Представления эти, не имеющие никакого научного значения, господствовали в ботанике до конца XVII в., когда Камерарий открыл пол у растений.

Исходя из качества древесины, Тайзельтон-Дайер в «Указателе» Горта отожествил «мужскую» сосну с Pinus halepensis, а «женскую» — с Pinus laricio. Этому отожествлению противоречит, однако, то обстоятельство, что в «женской» сосне смолы меньше, чем в «мужской» (на это указывают два прилагательных в сравнительной степени: «менее смолиста», «меньше пропитана смолой»), тогда как Pinus laricio смолой как раз очень богата, причем именно сердцевина ее вся пропитана смолой.

Что такое эти «винные ягоды» — так называемые* «спящие почки» или очень сочные наросты-на стволе, как полагал Шпренгель (ук. соч., т. II, стр. 102), — сказать трудно.

Дело идет, очевидно, просто о другом имени: pitys, которым в аркадском диалекте обозначали те же деревья, которые в других местах Греции называли peuke. Из слов Феофраста ясно, что пинию, Pinus pinea L., они также называли pitys. Это обозначение пинии в Греции было, видимо, довольно распространено: мы встречаем его у Дио-скорида и в Геопониках. Когда говорится, что ствол этих сосен очень похож на ствол pitys, то под последней разумеется, конечно, пиния, с которой как с деревом общеизвестным естественно было сравнивать деревья менее знакомые. Даем таблицу признаков для сравнительной характеристики pitys и peuke.

Из сравнения этой таблицы с таблицей на стр. 403 ясно, что peuke аркадяи — это идейская сосна, Pinus laricio. Не подходят к ней только пониклые иглы, характерные для Pinus halepensis. Здесь опять та же путаница признаков, которую мы видели уже и в «диагнозах» идейцев и — особенно — македонян. По сходству остальных признаков можно все же считать, что peuke — Pinus laricio, a pitys аркадян — это Pinus halepensis.

Следует обратить внимание на это указательное местоимение: оно встречается у Феофраста неоднократно (I.6.8 и 6.12; II.6; III.7.3 и 18,11; IV.7.1; VI.3.1; VII.2.5; «Причины растений», VI.17.8): его принимают как указание на то, что произведения Феофраста если не целиком, то по крайней мере в некоторых своих частях представляли лекционные записи, сопровождавшиеся показом материала, в данном случае — ветки «этого шишконоса», сорванной с Pinus halepensis для демонстрации слушателям. Ср. примеч. 39 к этой же книге.

Элида — северо-западная береговая область в Пелопоннесе. Pinus halepensis хорошо растет только в теплом морском климате; Аркадия, I с ее континентальным и горным климатом (в городе Триполи, например, абсолютная минимальная температура равна — 17°), для этого дерева была мало подходящим местом. Область распространения pitys, указанная Феофрастом, еще раз подтверждает, что это действительно теплолюбивая Pinus halepensis.

Феофраст подводит итоги тому, что он слышал о peuke и pitys от аркадян и жителей Иды, давая сравнительную характеристику обеим. Приводим ее в таблице.

Сравнивая эту таблицу с таблицей на стр. 403 (данные жителей Иды) и таблицей на стр. 406 (данные аркадян), мы видим, что Феофраст принял их данные о росте, древесине и характере игл pitys. Характеристика шишек взята у жителей Иды. Неизвестно, откуда почерпнул он сведения о том, что обгоревшая Pinus halepensis дает новые побеги, a Pinus laricio нет. На самом деле ни та, ни другая сосна побегов от обгорелого пня не дают, но семена Pinus halepensis особенно хорошо принимаются и идут на пожарищах, так что места, засеянные этими семенами, удобряют обычно пеплом сожженных деревьев или дерна. Появление нового леса на Пирре объясняется тем, что занесенные ветром на пожарище семена Pinus halepensis, получив свое любимое удобрение, очень хорошо пошли.

Тот факт, что семена pitys смолистее семян peuke, составляет, видимо собственное наблюдение Феофраста, проверить которое, за отсутствием литературных данных, не удается. Ему же принадлежит и совершенно правильное наблюдение, что иглы у pitys (Pinus halepensis) отличаются большим блеском, чем иглы peuke (Pinus laricio).

Сравнительную характеристику pitys (Pinus halepensis) и peuke (Pinus laricio), сделанную Феофрастом, следует признать в общем правильной. Из нее мы видим, что Феофраст в своей работе использует преимущественно данные своих источников, добавляя к ним собственные наблюдения.

Чтобы судить об исследовании Феофраста относительно видов Pinus в северо-восточной области Средиземноморья, надо помнить, что среди его современников господствовало полное разногласие относительно наименования отдельных видов. Феофраст пробился все-таки через эту путаницу сбивчивой и туманной номенклатуры: для него было ясно, что pitys аркадян = приморской сосне троадских греков (Pinus halepensis), peuke аркадян = идейской сосне (Pinus laricio). Мы указывали уже, что ему было неясно, какие виды разумели под «мужской», «женской» и «бесплодной» сосной. Им описаны три вида сосны, которые преимущественно и распространены в Греции и северо-западных областях Малой Азии: Pinus pinea L., Pinus laricio Poir. и Pinus halepensis Mill.

По характеру описания молено думать, что Феофраст получил его от македонян: дальнейшее упоминание их подтверждает эту догадку. Кроме описания игл (их свойства, видимо, специально интересовали Феофраста — он относился с большим вниманием к листу и, можно полагать, давал специальное задание тщательно его обследовать) даны только высота дерева и качество его древесины: как раз те пункты, которые интересовали деловых македонских лесопромышленников. Относительно признаков, по которым происходит разделение пихты на «мужской» и «женский» вид, см. примеч. 74 к этой же книге.

Текст, видимо, испорчен; буквально — «лист имеет крылья»: хвои 1 на ветвях пихты расправлены гребенчато на обе стороны: не напоминало ли такое расположение Феофрасту, первому, создавшему термин для перистого листа πτερυγώδες — «перовидное», большие маховые перья у птицы? Он рассматривал, очевидно, каждую хвою не отдельно, как он делал это у разных, только что описанных видов сосны, а считал каждую веточку как бы отдельным листом: короткие, широкие иглы вызывали представление о едином перистом листе. Виммер после слова φύλλον предполагает пропуск; Шнейдер считает слово φύλλον («лист», «хвоя») испорченным и думает, что речь идет о шишке, чешуйки которой расположены одна над другой, как перья в крыле птицы.

Lousson — слово одного корня с λευκος — «белый».

См. III.7.1.

Основанием для сравнения с пихтой послужили и прямой ствол с гладкой серой корой, и сводообразная густая крона (о пихте Феофраст писал: «Дерево настолько густо, что через него не проходит ни снег, ни дождь»). Листья бука действительно напоминают грушевые, они «цельные» (буквально — «не расщепленные»), заостренные на конце. Что касается орешков бука, то они заключены в деревянистую плюску с мягкими колючками. Лучшая рукопись Феофраста U дает ούκ ἀνακάνθω; Виммер зачеркнул отрицание, по-видимому, напрасно. Вспомним, что отрицание α («отрицательная альфа») имеет у Феофраста часто значение смягченное: не отрицание какого-либо качества, а наличие его в малой степени; ἀπευκος (ΙΙΙ.9.5) нельзя по ботаническим свойствам алеппской сосны перевести «лишенная смолы»; это слово означает только, что она-«бедна смолой». Ἀχυλος — значит не «без сока», а «с малым количеством сока». Доказательством такого толкования служит то, что это прилагательное употребляется у Феофраста в сравнительной степени. Ἀνακανθος — в данном случае не «без колючек», а буквально «с неколючими [т. е. с мягкими] колючками». Из орешков бука сейчас делают масло. Шпрен-гель (ук. соч., т. II, стр. 104) пишет, что эти орешки сушат, размалывают и делают из этой муки нечто вроде мамалыги, которую затем пекут У горного бука, по словам Шпренгеля, древесина белая, у растущего по равнинам в тени — коричневая или красная.

Тисе (Taxus baccata L.): листьями он действительно похож на пихту: они у него линейные, острые, темнозеленые и действительно более блестящие. Он обладает очень густым шатром, «более ветвист»; древесина у него желтовато- или буровато-красная, иногда настолько темная, что ее можно назвать черной. Она очень тверда и прочна. Употреблялась она на тонкие работы: кусочками тиссовой фанеры отделывали ножки сидений и кроватей и стенки сундуков. В глубокой древности из тисса делали луки: греческое τοξον — «лук», латинское taxus — «тисе» и славянское «тисе» стоят несомненно в близком родстве. Кора действительно шероховата. Зрелое семя тисса заключено в разросшемся мясистом присемяннике (кровельке), круглом, яркокрасного цвета. «Кедр», который торговцы подменяют тиссом, Горт (I, 223) считает красным можжевельником Iuniperus oxycedrus L., древесина которого, очень прочная и не гниющая, употреблялась резчиками для статуй. Тисе считался,; в древности ядовитым: Цезарь рассказывает, что Кативолк, царь эбуро-нов, отчаявшись в своем положении, отравился ядом тисса («Записки о галльской войне», VI.31.2). Диоскорид уверяет, что некоторые могут есть его семена без вреда для себя.