Речь идет, по мнению Брецля, об авицениях, которых греки видели в дельте Инда. Огромные деревья авицении достигают там 25 м высоты — с белой корой, раскидистые, с очень толстым стволом, разделяющимся на множество толстых сучьев, они напомнили им одновременно и платан, и осокорь. Араб Ибн аль-Бейтар, ученик крупнейшего арабского ботаника Абуль Аббас Эн-Набати (XIII в.), также сравнивал авицении Оманского залива с платанами за белизну их коры и толщину ствола. Принять эти «большие деревья» за Bruguiera gymnorhiza Брецль считает невозможным потому, что, по его мнению, нельзя было бы умолчать о ярких, красных цветах этого дерева, которое как раз стоит в цвету в сентябре — в начале октября, т. е. именно в то время, когда греческий флот находился в дельте Инда. Осторожнее было бы оставить вопрос открытым: мы не знаем, что представлял собой источник, которым Феофраст пользовался для описания этих дальних, никогда им не виданных стран, и не знаем, как он его использовал. Параграф этот дает во всяком случае полное право думать, что Феофраст составлял его как описание одного дерева, между тем как дальнейшие подробности, сообщаемые им, относятся к Rhizophora mucronata Lam. Это дерево — «пионер среди манглей, мужественно бьется с волнами и отваживается так далеко заходить в море, что часто даже при самом сильном отливе ствол его до середины остается в воде*. Деревья эти образуют как бы опушку мангровов, и за их ветви во время прилива, а при отливе за их обнажившиеся корпи удобно было привязывать причалы. Листья ризофоры, с их явно выраженной ксерофильной структурой, темнозеленые, глянцевитые, ланцетовидные, с сильно выступающим главным нервом и слабо выраженными боковыми, очень напоминают лавровые. Белые цветы о четырех крестообразно расположенных лепестках похожи на левкой (у Феофраста «белая фиалка» = левкой) и душисты; плоды — в той ранней степени развития, в какой видели их греки, действительно сходны с маслиной. Греки видели ризофору поздней осенью (конец сентября — конец октября), когда, по их мнению, листья должны опадать, между тем дерево стояло в полном цвету, с плодами; заключение — «весной [листья] осыпаются» — было выведено самостоятельно: весной этого года греческий флот, с которого спутники , Александра наблюдали эти диковинные леса, находился уже под Сузой, вдали от области мангровов.

__________

A. F. W. Sсhimper, ук. соч., стр. 426.

Это Aigiceras maius. См. примеч. 123 к этой книге.

Кармания — область древней Персии: береговая страна, тянувшаяся от пустынного оазиса Исазады (Иезд) на севере до берегов Персидского залива, на котором стоял знаменитый торговый порт Гармоза.

Это авицения. Следует отметить, что авицении в Красном море и греки, и арабы сравнивали то с лавром, то с маслиной. Авицении Персидского залива напоминали им по своим размерам скорее платан или земляничное дерево (Arbutus andrachne L.), с листьями которого листья индийской авицении имеют большое сходство. Зрелые плоды ее напомнили миндаль и грекам, и голландскому ботанику Рееде*, который отметил и большое плодородие дерева («плодов много» — у Феофраста), и сходство его плодов с миндалем.

Авицения — Avicennia officinalis L.

^{1 — ветка с листьями и плодами; 2 — росток; 3 — поперечный разрез ростка; 4 — развернувшиеся семядоли.}

__________

* Rhееdе. Hortus Malabaricus. Amstelodami, 1682, ч. IV, стр. 95.

Брецль выбрасывает слово «окраской» — τῷ χρωματι потому, что основанием сравнивать плоды авицении с миндалем была, по его мнению, не зеленая окраска шелухи у обоих плодов, а их форма. Вряд ли он прав. Плоды авицении по форме можно было сравнивать, как мы видели, и с маслиной, но зеленая кожистая шелуха, в которую они одеты, — в соединении с формой плода — вызывали представление о миндале. Греки хорошо на этот раз рассмотрели плоды диковинного дерева: они разломали их и увидели, что эти «миндали» состоят из двух семядолей, причем одна из них выдается над другой. Основываясь на этой форме плода, Б. Кейль предложил исправление явно испорченного и бессмысленного текста: вместо πασι следует, по его мнению, читать πυξίον («таблички для письма»): греки сравнивали новый для них плод с двумя половинками захлопнутого диптиха (таблички для письма, состоявшие из двух половинок, которые закрывались, как закрывается развернутая книга).

__________

* «Semen unicum ... interne cotyledonibus duobus, carnosis... versus ]eundem marginem complicatis, uno extra alterum». Petrus Forski.1 Flora Aegypto-Arabica, 1775, II, стр. 37.

Великолепное по своей реалистической ясности описание. И авицении, и ризофоры стоят словно на подставке из мощных воздушных. корней; стволы их часто бывают не видны до половины: они как бы выгрызены морем. Объяснение Брецля «во время отлива кажется, что вода смыла и выгрызла тонкий слой ила между корней» (ук. соч., стр. 321, примеч. 34) совершенно не вяжется с текстом. Вытянутые корни манглей напоминали грекам щупальцы огромного осминога.

Мангровы.

Описание это чрезвычайно подходит к острову Оаракта (ныне Кишм) у самого входа в Персидский залив, куда греческий флот под командой александрова адмирала Неарха направился из Гармозы. В узком канале, отделяющем этот остров от материка, находится множество-маленьких островков, покрытых манглями: Во время отлива между этими островками остаются только узенькие полосы морской воды — «каналы», составляющие пути сообщения для местных жителей.

Греки до сих пор знали деревья, которым большое количество соли в почве вредило; тут они увидели в море целые леса и должны были притти к заключению, что некоторые растения питаются соленой водой.

Речь идет о молодых авицениях, которые растут под водой w которым осевший на них желтовато-коричневый ил придает сходство с водорослями. Правильно отмечено единство этих «водорослеобразных растений» со взрослыми авицениями

См. примеч. 123 к этой книге.

Остров Тил в Персидском заливе, у аравийского берега, — один: из островов, входящих в группу Барейнских или Авальских островов. Аравийский залив — Персидский залив. Сведения об этом острове Феофраст черпал из произведения Андросфена, которому Александр поручил обследовать западную часть Персидского залива. Барейн окружен многочисленными мелями; судя по нынешнему фарватеру, Андросфен мог пристать только к северной части острова, заросшей финиковыми рощам» и цветущими садами. Остров и представился ему земным раем: он невидел пустыни, тянущейся в южной части острова.

Основная масса деревьев состояла, следовательно, из рослых авицении, росших так густо, что они производили впечатление палисада.

Определить это растение позволяют два признака: очень душистые цветы и стручкообразные несъедобные плоды, напоминающие стручки лупина. Это Aigiceras maius Gaertn. Греки видели, следовательно, это дерево в Персидском заливе, у берегов Кармании и на острове Тиле.

Прекрасное описание хлопчатника, гораздо более ясное и ценное, чем фрагментарное сообщение о хлопчатнике из долины Инда (IV.4.8). Небольшие, но очень похожие на виноградные, листья хлопчатника определяют его вид: это Gossipium herbaceum L. Заявление Феофраста «плодов нет вовсе» превосходно объяснил Брецль (ук. соч., стр. 137): греки, привыкшие к сочному мясистому плоду или к ореху с зерном внутри, никак не могли счесть плодом коробочку, которую они к тому же видели впервые. Описание ее живо и ярко.

Это Tamarindus indica L. Дерево это появилось на Барейне очень рано, так как торговые сношения между этим островом и Индией завязались очень давно: уже Андросфен любовался изящными тросточками из индийского бамбука, с которыми прогуливались жители Тила. «Со множеством листиков» означает перистый лист тамаринда, на котором Андросфен и его товарищи впервые наблюдали движение в растительном мире. Обозначение πολύφυλλον («многолистное» «со множеством листиков», «лепестков») введено было Феофрастом для характеристики перистого листа. Тот, кто впервые описывал тамаринд, прибавил для ясности еще «как роза». (Лист розы, перистый, с яйцевидными листочками, был хорошо знаком грекам). Ежедневное движение тамариндовых листиков описано с большой точностью и живостью. Наблюдатель обратил внимание на связь этих движений со временем дня и выбрал удивительно точные и живописные слова, которые трудно поддаются переводу: συμμύειν — «смыкаться» говорится о смыкающихся веках («дерево спит»): им выражено постепенное складывание отдельных листочков; διοιγνυσθα; и συναγεσθαι передает медленное раскрывание и собирание листочков, а Βιεπτυχθαι — третью стадию их движения — полное развертывание.

Описание тамаринда у Феофраста разорвано, «...другие деревья с цветами, похожими на левкой...» — это тоже тамаринд, насколько можно судить по его цветам. Брецль (ук. соч., стр. 130) объясняет этот «разрыв» случайной неполнотой заметок, хранившихся в государственном вавилонском архиве.

Перистый лист тамаринда.

^{Вверху — лист начинает свертываться; внизу — свернувшийся лист.}

Финиковые пальмы и теперь являются главным деревом Барейна.

Греки понимали все значение, которое имеет вода для растительного царства. Этот урок неустанно повторяла им и их собственная, бедная водой родина; пустыни, которые они повидали, закрепили его. Но вода, в которой нуждались их родные деревья и травы,-была пресная ключевая вода; на Тиле греки получили новый, неожиданный урок: оказалось, что есть места, где соленая вода предпочтительнее для растений, чем дождевая. Слова о поливке растений ключевой водой, которой как бы стремятся смыть дождевую, объяснил сам же Феофраст («Причины растений», II.5.5): «Если правду говорит Андросфен, то на острове Тиле... ключевая вода полезнее для деревьев и всех растений, чем дождевая, так как она солоновата, почему после дождя и производят поливку именно ею. Объяснить это можно привычкой, ибо привычка становится как бы природой».

«Речных» добавлено по смыслу; в тексте, видимо, пропуск.

Папирус (Cyperus papyrus L), которого в Египте было так много, теперь там почти не растет; он встречается только в Нубии и Абиссинии, и то изредка. Древние в Европе его не знали; папирус, растущий в Сини», лии около Сиракуз, — это сирийский папирус (Cyperus syriacus Pari.), привезенный в X в. арабами из Сирии. Папирус может расти только в стоячих неглубоких водах, в затонах, болотах, у берегов реки («где воды бывает локтя в два» — около 1 м). Он укрепляется в иловатое дно с помощью нитевидных корешков («тонкие густые корни» Феофраста); корневище имеет большое распространение в горизонтальном направлении («длина больше чем в четыре локтя» — около 2 м). Стебель достигает 5 м высоты; он трехгранный, белый в своей подводной части и буро-зеленый в надводной. Корневище папируса в молодости мягко, сочно, ароматно и нежного приятного вкуса; Диодор Сицилийский (I.80) рассказывает, что оно было главной статьей детского питания в Египте. В старости оно деревенеет и тогда употребляется как топливо и для разных поделок. Геродот пишет, что нижняя часть папируса (т. е. стебель над корневищем) высотой в полметра тоже идет в пищу. «Если кто желает иметь особенно вкусный папирус, то печет его в пылающей печи» (II.92). Он же рассказывает, что Ксеркс велел египтянам заготовить из папируса снасти для своего флота; при переброске моста через Геллеспопт использованы были канаты из папируса (VII.25.34.36). Челноки из папируса осмаливали, чтобы сделать их водонепроницаемыми; они считались очень прочными и были самым распространенным типом судна по всему Нилу. Еще в конце XVIII в. челны эти были в большом употреблении в Абиссинии. Наиболее известен был папирус за пределами Египта как растение, из которого делали бумагу.

Антигон — один из знаменитейших полководцев Александра Македонского, захвативший после смерти Александра всю верхнюю Азию и Сирию.

Sari — Cyperus auricoraus Sieber.

Mnasion — Cyperus esculentus L., земляной миндаль, чуфа (растение сем. осоковых). Он развивает на подземных побегах небольшие клубни, которые и посейчас употребляют в пищу в сыром, вареном и поджаренном виде.

Это Ottelia alismoides Pers.