(7) У этих растений надрез делают и тщательнее, и меньше: тогда и жидкости вытечет меньше. У растений, у которых надрезают и стебель, и корень, например у сильфия, надрезают раньше стебель; сок из стебля называется «стеблевкой», а сок из корня — «кореневкой». Последний лучше: он чистый, прозрачный и более густой; «стеблевка» водянистее. Поэтому в нее, чтобы она свернулась, подсыпают пшеничной муки. Время, когда сильфий следует надрезать, известно ливийцам: они занимаются сбором этого растения.[958] Так же поступают собиратели корней и лекарственных соков: и они сначала добывают сок из стебля. Вообще же все, кто собирает корни и соки, соблюдают свои сроки для каждого растения. Таковы общие замечания. 2 (1) Смолу получают таким образом: сосну надрезают,[959] вынимают кусок смолистой древесины, и тогда в эту рану натекает множество сока; у пихты и у алеппской сосны пробуют древесину на вкус[960] и затем надрезают деревья. Выпускание смолы происходит не у всех деревьев одинаково; у теребинта, например, надрезают и ствол и ветви, но смолы из ствола[961] всегда и больше и она лучше, чем смола из ветвей. (2) Различные деревья дают и разную смолу. Самая лучшая смола у теребинта: она твердая, с очень приятным и нежным запахом, но ее бывает немного. На втором месте стоит смола от пихты и алеппской сосны: у этих смол запах нежнее, чем у сосновой. Сосна дает самое большое количество смолы; сосновая смола обладает тяжелым смолистым запахом, потому что у сосны смолистой древесины очень много. Смолу эту уносят совершенно жидкой, в мешках;[962] уже потом она в них загустевает. Говорят, что в Сирии смолу из теребинта выжигают: там есть, как мы уже говорили раньше,[963] большая гора, сплошь заросшая большими теребинтами. (3) Некоторые говорят, что также выжигают смолу из алеппской сосны и финикийского можжевельника. Это, конечно, возможно, но вряд ли это делают, так как смолы у этих деревьев немного.[964] В Македонии не выжигают смолы даже из сосен, разве что из «мужских».[965] «Мужскими» там называют бесплодные сосны. У «женских» смолу гонят только из корней, да и то по выбору, хотя у всякой ведь сосны корни смолисты. Самую лучшую и самую чистую смолу получают с мест, залитых солнцем и обращенных к северу; смола из тенистых мест мутна и более горька: на очень тенистых местах сосна вообще и не растет. (4) На смолу бывает урожай и неурожай; бывает она плоха, бывает хороша. Если зима умеренна, смолы будет много и она будет хорошей и более светлой; если зима сурова, ее мало и она хуже. Вот что определяет количество и качество смолы, а .никак не урожай на сосновые шишки. (5) Жители Иды, говорят, различают между соснами и одну сосну называют «идейской», а другую «приморской». Из идейской, по их словам, смолы получается больше; она чернее, слаще и в сыром виде ароматнее; при варке она несколько уваривается, так как в ней много водянистого отстоя, почему она и жиже. Смола от приморской сосны желтее и гуще в сыром виде; уваривается она меньше, но в идейской сосне смолистой древесины больше. Вообще же из равного количества смолистой древесины смолы получается в дождливую погоду больше, чем в засуху, но она будет водянистее. То же можно сказать относительно холодных и тенистых мест по сравнению с солнечными и теплыми. Так говорят и македоняне, и жители Иды.[966] (6) Углубления, из которых опять можно вынимать смолу, у хороших деревьев заполняются через год, у средних — через два, а у слабых — через три. Заполняются они не сросшейся древесиной, а смолой: древесина срастись вновь и соединиться не может, а выработать соответственное количество смолы за указанный срок дерево может. Кое-что, разумеется, обязательно нарастет и на древесине, так как по выемке смолистой древесины и по выжигании смолы[967] она опять начинает точить смолу. Так следует объяснять это явление.[968] (7) Жители Иды говорят, что когда они обдерут ствол, — а они обдирают его с солнечной стороны, на два-три локтя от земли, — то сторона эта, после того как смола вытечет, самое большое за год вся пропитывается смолистым веществом. Когда они вынут топором эту смолистую древесину, то оставшаяся древесина пропитывается смолистым веществом в следующем году, и то же происходит и в третьем с оставшейся частью дерева. После этого дерево валится наземь, так как оно уже подрублено снизу и подгнило от ветров. Тогда у него извлекают ядро — оно особенно смолисто — и также извлекают смолу из корней: корни, как мы говорили, полны смолистого вещества у всех сосен.[969] (8) Естественно, разумеется, что сильные деревья, как уже сказано, можно подвергать такой операции подряд из года в год, а более слабые — через длительный промежуток времени. Если с деревом обращаться по-хозяйски, оно продержится дольше; если забирать всю смолу, то меньше. Оно может выдержать, по-видимому, самое большее, три таких выемки. Сосны плодоносят и дают смолу не одно временно: плодоносят они совсем молодыми, смолу дают значительно позже, уже войдя в возраст. 3 (1) Выкуривают смолу таким образом. Приготовив место, выровняв и устроив его, как ток, со скатом к середине,[970] смолокуры утрамбовывают его и затем, наколов поленьев, укладывают их такой кучей, как угольщики, но только не в яму.[971] Наколотые поленья ставят стоймя, полено к полену; чем больше дров, тем выше подымается куча. Рассказывают, что она бывает или в 180 локтей окружностью, а высотой в 60, реже в 50 локтей, или же, если дерево богато смолой, то в 100 локтей и по окружности, и в высоту. (2) Сложив таким образом эту кучу и прикрыв ее хворостом, смолокуры совсем засыпают ее зймлей, чтобы огонь никоим образом не мог пробиться наружу: если это случится, то вся смола погибла. Кучу поджигают снизу, в проходе, для этого оставленном; затем, заложив его деревом и засыпав землей, взбираются наверх по лестницам, смотрят, не пробивается ли где дым, и все время набрасывают земли, чтобы не вспыхнуло огня. Через кучу устроен проход для смолы, которая и стекает в яму, отстоящую локтей на 15 от кучи. Вытекшая смола оказывается наощупь холодной. (3) Куча горит самое большее два дня и две ночи; бывает, что и на следующий день, перед заходом солнца, костер этот вспыхивает и рушится: происходит это в том случае, если смола уже не течет. Все это время смолокуры не спят, следя за тем, чтобы не показалось огня; приносят жертвы и молятся, чтобы смолы было много и она была бы хороша. Так выкуривают смолу в Македонии.[972] (4) В Азии сирийцы, говорят, не вырубают смолистой древесины, а выжигают смолу прямо из дерева с помощью особого прибора,[973] который они приносят с собой и с помощью которого зажигают дерево. Вытопив смолу из одного дерева, смолокуры переносят свой прибор к другому. Вытопке этой ставится предел, и смолокуры знают по определенным признакам, когда ее надо прекратить: самое ясное указание, если смола перестает течь. Выжигают они ее, как уже было сказано раньше, из теребинта:[974] сосны в тех местах нет. вернуться Подробно о сильфий и его сборе см. VI.3. вернуться У нас собирают смолу, подвешивая под разрез, сделанный на дереве, особой формы кувшинчик или жестяной сосуд. Судя по описанию Феофраста, роль кувшинчиков выполняли углубления в самих деревьях, оставшиеся после выреза куска древесины и наполнявшиеся смолой, проступавшей и сверху, и снизу, и с боков. вернуться Зачем? Чтобы определить, какую смолу дает дерево? Шпренгель, который, вообще говоря, был больше ботаником, чем филологом, можег быть, прав в своем объяснении этого места: глагол γεύομαι имеет значение не только «пробовать», но и «трогать» в значении «испытывать», У сосны вынимают кусок древесины, приготовляя таким образом внутренний резервуар для смолы; у пихты же и у алеппской сосны (которые вообще бедны смолой) только «касаются» древесины, т. е. только разрезают ее. вернуться Считалось, что чем ниже на стволе сделать надрез, тем лучше будет смола. вернуться Конечно, кожаных, такого же типа, как винные меха. вернуться И не стоит, следовательно, губить дерево. Замечание интересное: источником Феофраста по вопросам, касающимся леса, были преимущественно лесопромышленники и лесорубы. Феофраст получил от них не только ряд фактических данных, но — меткий наблюдатель — познакомился и с их психологией: рассчетливые, осторожные люди, тщательно взвешивавшие все возможности, сулящие наибольшую выгоду. Может быть, не будет опрометчивостью утверждать, что Феофраст собирал нужные ему сведения не только через учеников и доверенных людей, но и сам непосредственно входил в соприкосновение со своими «лесными источниками». вернуться О «мужских» и «женских» деревьях см. примеч. 46 к кн. III. вернуться Об «идейской» и «приморской» сосне см. III.9.1—3 и примечания к этому месту. Характеристика смолы, получаемой из «идейской» сосны, целиком совпадает с ΙΙΙ.9.2. О македонянах и греках с троадской Иды как главном источнике знакомства Феофраста с лесными породами-см. главным образом III.8 и 9 и соответственные примечания. вернуться Выжигание смолы производилось, разумеется, не на самом дереве (ср. эту же книгу, 3.4) и к образованию новой смолы не имело никакого-отношения. Наличие этого замечания, здъсь можно объяснить только тем, что в представлении Феофраста мелькнул весь процесс добывания смолы-как нечто цельное. вернуться В этом описании Феофраста следует отметить два момента: 1) вырубленное отверстие постепенно заполняется смолой и 2) до некоторой степени («кое-что нарастет...») наплывами, образовавшимися по-краям раны. Феофраст совершенно правильно указывает, что зарасти целиком такая большая рана не может. Ἡ εργασία δ\α τοσούτου χρόνου γι νεται της πιττης. Шнейдер переводит: «Вырезка же смолистой древесины для добывания смолы происходит именно через этот промежуток времени», и тот же смысл дает и перевод Шпренгеля. Оба ошибаются: речь идет не о выемке смолы (о ней речь будет дальше), а о том, что происходиг с деревом после того, как в нем вырубили первое углубление. То обстоягельство, что слово εργασία применяется обычно к человеческому труду в смысле «выработка», «производство», вряд ли может служить достаточным основанием для оправдания шнейдеровского перевода: мы неоднократно встречаемся у Феофраста с новым, чисто техническим смыслом слова — тем, который вкладывали в него в ремесленной и рабочей среде, откуда Феофраст черпал свои сведения. вернуться Любопытную параллель к этому месту представляет рассказ о томг как добывали смолу в XVIII в. в Остерботнии: в мае, в новолуние, в ясную погоду с сосен обдирали кору до высоты человеческого роста; с северной стороны оставляли полосу коры шириной пальца в три. Деревья выбирали взрослые и высокие; чем дольше простоят они, тем больше, считалось, наберется в них смолы. Через три-четыре года сдирали и оставленную полосу коры, и глубокой осенью того же года деревья валили и разрубали их на чурбаки, которые и складывали в кучу для выкуривания смолы. Греческие смолокуры поступали почти таким же образом, с той только разницей, что они ежегодно вынимали какую-то-часть дерева, из которой потом смолу выжигали. Смола, следовательно, добывалась двумя способами: или она натекала сама в вырубленное углубление, или же ее выжигали из дерева, ею пропитанного. Несомненно, что в сосне с ободранной корой после выемки пропитанного смолой куска (он был, вероятно, в 1 м самое меньшее: кора была снята на высоте около 1½ м, но до самой земли кусок, разумеется, не вырубали, чтобы не лишить дерева устойчивости) в образовавшееся углубление натекало много смолы: часть ее, вероятно, вынимали, а часть оставляли, чтобы она, отвердев, образовала как бы пробку, задерживающую новый, приток смолы в самом дереве. вернуться Греческий ток отличался, следовательно, от италийского, который представлял собой широко расползшийся приплюснутый конус, верхушка которого и была серединой тока. вернуться О том, что дрова, пережигаемые на угли, укладывали в яму* Феофрастом в соответственном месте ничего сказано не было. См. V.9. вернуться Размеры складываемых куч поражают своей величиной: в XIX в. в Германии складывали для выжигания смолы кучи, меньшие раза в четыре, а то и в шесть. Соотношение между окружностью кучи и ее высотой дано совершенно правильно: если дерево не очень смолисто, то высота кучи никоим образом не должна превышать ее окружности, потому что сила огня по мере подъема ослабевает. Если куча слишком высока, то смола будет вытапливаться из нижних слоев кучи и в гораздо меньшем количестве из верхних. Если дерево очень смолисто, то правила этого можно не соблюдать, так как в этом случае сильного жара для верхних слоев кучн не требуется. Как угольщики (V.9), так и смолокуры закрывают свою кучу хворостом — он горит легким, жарким огнем — и землей: такая покрышка обеспечивает медленное и равномерное горение. Куда, однако, выходил дым и разные газы, образующиеся при горении? Прохода, о котором говорит Феофраст, для них слишком мало, да к тому же, по его словам, этот проход и закрывали после того, как огонь был подложен. При таком устройстве куча должна была разлететься по воздуху: ее неминуемо должно было разорвать. Описание Феофраста, очевидно, неполно: не представляя себе тех процессов, которые происходят при горении, он не задал соответственных вопросов сведущим людям, а те пропустили этот пункт. Если рассказ Феофраста страдает технической неточностью, то в другом отношении он совершенно замечателен. Греческие пахари нашли человека, который рассказал об их жизни и об их труде, об их радостях и горестях; у греческих ремесленников не оказалось своего Гесиода. Величайшей заслугой Феофраста является его внимательный и сочувственный интерес к работе именно ремесленного люда. Македонские смолокуры, иочи напролет не смыкающие глаз, работающие и молящиеся об успешном завершении своей работы, — это маленькое полотно, но оно жизненно и живо. вернуться Относительно этого прибора (если ои вообще существовал) современные читатели Феофраста находятся совершенно в том же положении, что и он: ии у них нет, ни. у него не было никакого представления об этом предмете. |
