Дождь Яснеют очертания двора, Где дождь проходит, морося над садом. Или прошел?.. В сырые вечера Минувшее родней всего, что рядом. С ненастьем возвращается пора, Когда завороженным нашим взглядам То, что зовется «розой», мнилось кладом И явь была, как праздники, пестра. Вот за окном, которое все мглистей, Дождинками обласканные кисти Чернеют у далекого крыльца На сгинувшей окраине. И снова Я слышу голос моего живого, Вернувшегося моего отца. К портрету капитана из войск Кромвеля Не овладеть твердыней крепостною Внимающему горней литургии. Другие зори (и века другие) Пронзает взгляд, воспитанный войною. Тверда рука, застыв на рукоятке. В зеленых долах – кровь и рокот боя. Британия во мгле перед тобою, Сиянье славы, конь и век твой краткий. Мой капитан, труды бесследней дыма. Назначен срок и рвению, и латам, И всем нам, исчезающим с закатом. Все кончено и впредь необратимо. Сталь твоего врага давно истлела. Ты тоже пленник своего удела. Старинному поэту Пустынными кастильскими полями Проходишь ты и, погружен в туманный И неотступный стих из Иоанна, Почти не видишь, как тускнеет пламя Закатное. Бредовый свет мутится, И от Востока дымно и кроваво Грядет луна, как скорая расправа Его неукоснительной десницы. Ты смотришь на нее. Из давних былей Вдруг что-то поднимается и снова В ничто уходит. И, седоголовый, Ты вновь сникаешь и бредешь разбито, Так и не вспомнив стих свой позабытый: «И кровь луны – словами на могиле». Другой тигр And the craft that createth a semblance. Morris, «Sigurd the Volsung»[8] (1876) Мне снится тигр. Ложится полумрак На кропотливую библиотеку И раздвигает полки и столы: Безгрешный, мощный, юный и кровавый, Вот он, бредущий лесом и зарей, След оставляя на зыбучей кромке Реки, чьего названья не слыхал (Он ни имен не знает, ни былого, Ни будущего – только этот миг). Он одолеет дикие просторы И различит в пьянящем лабиринте Пахучих трав дыхание зари И несравненный запах оленины. Я вижу сквозь бамбуковый узор — Узор на шкуре и костяк под этим Сокровищем, ходящим ходуном. Но понапрасну линзы океанов Сменяются пустынями земли: С далекой улицы большого порта Америки я исподволь слежу За полосатым тигром гангских плавней. Во сне смеркается, и понимаю, Что хищник, вызванный моей строкой, — Сплетенье символов и наваждений, Простой набор литературных тропов И энциклопедических картинок, А не зловещий, неизбежный перл, Что под луной и солнцем исполняет В Бенгалии и на Суматре свой Обряд любви, дремоты и кончины. И против тигра символов встает Живой, гудящий колокольной кровью И расправляющийся с бычьим стадом Сегодня, в этот августовский день, Пересекая луговину мерным Видением, но только упомянешь Или представишь этот обиход, Как снова тигр – создание искусства, А не идущий луговиной зверь. Еще попытка. Думаю, и третий Останется всего лишь порожденьем Сознания, конструкцией из слов, А головокружительного тигра, Вне мифов рыщущего по земле, Мне не достигнуть. Может быть. Но что-то Толкает снова к странному занятью Без смысла и начала, и опять По вечерам ищу другого тигра, Недосягаемого для стиха. Blind Pew[9]
Вдали от моря и сражений – рая, Каким всегда рисуется утрата, Бродила тень ослепшего пирата, Английские проселки вымеряя. Облаян злыми хуторскими псами, Обстрелян метким воинством ребячьим, Он спал растрескавшимся и горячим Сном в пропыленной придорожной яме. И знал, что там, где берег блещет златом, Судьба его ждет с сокровенным кладом — Отрадой в беспросветной круговерти. Так и тебя в краю, что блещет златом, Судьба ждет с тем же неразменным кладом Безмерной и неотвратимой смерти. Напоминание о тени тысяча восемьсот девяностых годов Прах. Лишь клинок Мураньи. Лишь размытый Закат над выцветшею стариною. Не мог я видеть этого бандита, Чья тень с закатом вновь передо мною. Палермо, невысокий той порою, Венчался канареечным порталом Тюрьмы. И по отчаянным кварталам Бродил клинок, пугающий игрою. Клинок. Лица уже за дымкой серой Как нет. И от наемника отваги, Который ей служил такою верой, Остались тень и беглый блеск навахи. Пятная мрамор, это начертанье Не троньте, времена: «Хуан Муранья». вернутьсяИ мастерство, творящее подобья. – Моррис. Сигурд Вёльсунг (англ.). |
