— А что вы хоть делать с ней будете? — подумав, спросил тот.

— Естественно что. Снимать… Дрессировать и снимать… Вот наша дрессировщица, — директор кивнул в сторону стоящей возле него девушки. — Ну как, согласны? — опять обратился он к Семену.

— Да мы что, мы не против, — смекнув наконец всю выгоду предложения, но стараясь при этом не выдать особой радости, неопределенно улыбнулся Семен, потом для очистки совести все ж предложил: — А может, вам лучше наш Дружок подойдет? Он умный пес, все понимает… Или хоть тот же петух…

— Правда, правда, — поддакнула Зинаида, испытывая, очевидно, те же чувства, что и муж, — он, если кто мимо босой пробежит, сразу за пятки клевать начнет…

— Да нет, — вздохнув, терпеливо повторил директор, — в том-то и дело, что нам свинья нужна.

— Так, может, она вам и не подойдет еще, — уже с легким беспокойством в голосе сказал Семен.

— А мы давайте посмотрим, — ответил директор и вздохнул теперь облегченно.

Все четверо вошли в низкий, темный, пахнущий навозом хлев и приблизились к загородке, за которой в углу на прелой бурой соломе лежала на боку свинья Пашка.

— Вон она, красавица, разлеглась, — смущенно засмеялась Зинаида, — ишь, вывозилась как!

Пашке, действительно, до кинозвезды было еще далеко.

— Так я и говорю, свинья есть свинья, — пробормотал Семен, — чего с нее возьмешь?!

Услышав голоса хозяев, Пашка мгновенно вскочила и метнулась к загородке. Топчась по корыту, по остаткам месива, она начала тыкаться пятачком в расщелины между досками, потом встала на задние ноги.

Директор и дрессировщица начали между собой переговариваться.

— Ну как ты считаешь? — спросил директор.

— По-моему, подойдет, — ответила дрессировщица, нагнувшись над перегородкой, — вон какая мордаха у нее славная…

— А не мелковата?

— Где ж мелковата?! — не выдержал Семен. — Я ее каждый месяц сантиметром мерю. В норме она… Это здесь, в потемках, плохо видать…

— Да нам и не надо, чтоб она особенно крупной была, — объяснила дрессировщица.

— Да что говорить, — заключила Зинаида, — свинья хорошая. Не сомневайтесь…

После знакомства с Пашкой прошли в избу. Директор записал паспортные данные Семена.

— Может, пообедаете с нами? — на радостях предложила Зинаида.

— Отметить бы надо, — подмигнул гостям Семен и, подойдя к буфету, открыл было дверцу его.

— Нет, нет, спасибо, — поспешно отказался директор, — мы торопимся…

Дрессировщица сходила к автобусу, принесла длинную толстую веревку. Журавлевы сами вызвались погрузить Пашку. Семен накинул на свинью петлю и потянул ее из хлева во двор, а Зинаида понесла перед Пашкиной мордой ведро с пойлом. По наклонной доске визжащую, упирающуюся Пашку втащили в автобус, а там Семен быстро и ловко связал ей, опрокинутой набок, ноги веревкой…

Когда с Пашкой было покончено, в автобус вошли директор и дрессировщица. Дрессировщица села за руль.

— Ну счастливо вам, счастливо! — замахали руками Журавлевы, и автобус с Пашкой уехал…

Перед сном, расчесывая на постели волосы, Зинаида, посмеиваясь, говорила:

— Нинка-то Филиппова, я видела, все из окошка своего глядела, когда Пашку в автобус тащили. Завтра, как зайдет, узнает, кто приезжал да зачем, так год со мной не будет здороваться… Я, помню, зимой кримплену в городе купила, так после этого она с неделю в мою сторону не глядела…

— Да знаю я ее, — благодушно отвечал Семен, докуривая у открытого окна последнюю папиросу, — у нее и брат, Федька, такой же — завистливый… Не дай бог, чтоб людям хорошо было…

Проходили дни, недели… Зинаида начала нервничать: а вдруг Пашку не привезут, вдруг, говорила она, «артисты эти» себе присвоят ее? Вдруг Пашка заболела или еще того хуже…

— Они ж там, если что, и не подумают ветеринара вызвать, — время от времени делилась она тревогами с мужем.

Семен как мужчина виду, что беспокоится, не показывал — крепился, молчал, но, когда жена вспоминала про Пашку, закуривал и двигал скулами — болело у него за свинью сердце: осенью он за нее, месячного поросенка, сорок пять рублей отдал, с мая крапиву для нее в огороде косил — специально для росту давал, к Новому году Пашка должна была пудов девять потянуть…

Но вот прошел приблизительно месяц, и на имя Семена почтальон принес денежный перевод на сумму пятьдесят восемь рублей семьдесят семь копеек, а вечером в тот же день, когда Журавлевы сидели в избе за самоваром, чай пили, к дому подъехал знакомый «рафик».

— Никак Пашку привезли?! — заглядывая в окно, обрадовалась Зинаида.

Они вышли с Семеном во двор. Дрессировщица уже шла им навстречу.

— Принимайте свою Прасковью, — засмеялась она, показывая рукой на роющуюся у забора Пашку, — в целости и сохранности вам доставила.

Семен с Зинаидой поспешили к Пашке и принялись ее гладить, шлепать, почесывать. За прошедший месяц, обнаружили они, Пашка явно похорошела — выглядела чистой, гладкой («Никак ей щетину побрили?!» — удивился Семен), даже копыта были почищены и, не поверила своим глазам Зинаида, чем-то вроде розового лака покрашены. И при этом — Пашка раздобрела. «Около пуда прибавила», — прикинул Семен. У него как камень с души свалился…

Дрессировщица прошла в избу. Там она попросила Семена расписаться в каких-то бумагах, поинтересовалась, получил ли он перевод, сообщила, что съемки закончились и завтра киносъемочная группа уезжает в город.

— Ну а как хоть там наша Пашка вела себя? — улыбаясь, спросил Семен.

— Прекрасно, — ответила дрессировщица. — В нескольких эпизодах снялась. Очень способная она у вас, легко с ней было работать. Другие свиньи такую программу обычно за полгода усваивают. Вот, пожалуйста, могу продемонстрировать…

Она приоткрыла в сени дверь и позвала:

— Паша! Паша!

Тотчас на крыльце раздался топот копытец и в горницу вбежала Пашка.

Дрессировщица достала из кармана брюк кусочек сахару, поднесла его к Пашкиному пятачку и произнесла:

— Паша! Вальс!

Пашка подняла пятачок к сахару и завертелась.

— Господи! — всплеснула руками Зинаида.

— А еще мы вот что умеем делать, — сказала дрессировщица.

Она скатала в рулон лежащий на полу у порога половик и положила его перед Пашкой. Толкая рулон пятачком перед собой, Пашка быстро его развернула.

— Во дает! — удивился Семен.

Затем по просьбе дрессировщицы Семен придвинул к столу стоящий в углу сундук, а Зинаида поставила на стол блюдце с молоком.

— Але! — крикнула дрессировщица, ударив ладонью по сундуку.

Пашка тотчас вспрыгнула на сундук и, упершись на передние ноги, поерзав, села на зад. Дрессировщица попросила у Зинаиды ее белую косынку с головы и, приговаривая: «Мы едим опрятно, не как какие-нибудь свиньи», повязала ее вокруг Пашкиной шеи. После этого Пашка приблизила морду к блюдцу и с хлюпаньем его опорожнила.

— Ну умора! — ахнула Зинаида.

Семен от изумления только покрутил головой.

Потом Пашка, получая от дрессировщицы легкие шлепки по заду, прыгнула несколько раз туда и обратно через скамейку.

— Браво, Паша, браво! — похвалила ее дрессировщица и вздохнула: — Ну, мне пора. — Голос у нее дрогнул. — Прощай, Паша! Не рассталась бы я с тобой, если б все от меня зависело… — она похлопала Пашку по шее и решительно, с отчаянием сказала: — Все.

Затем, попрощавшись с Семеном и Зинаидой, быстро, без оглядки вышла из избы. Слышно было, как она с силой хлопнула дверцей автобуса и нажала на полный газ…

Журавлевы взглянули на стоящую перед ними посреди избы свинью.

— Это надо ж, — улыбнулся Семен, — даже не верится…

Он взял из вазочки на столе конфету, поднес ее к Пашкиному пятачку и неуверенно произнес:

— Ну-ка, Паша, потанцуй… вальс!

Пашка закружилась. Семен с Зинаидой засмеялись. Потом под хохот хозяев Пашка разворачивала половик и прыгала через скамейку.

— Ты смотри, смотри, что делает! — хохотал Семен.

— Ой, не могу! — держась за живот, стонала от смеха Зинаида.