Читать "Молодой Ленинград 1981" - Сливкин Евгений Александрович, Бёттрих Каритас, Толстиков Александр Яковлевич, Юргас Готфрид, Шестаков Юрий Михайлович, Волык Владимир Степанович, Иванен Анатолий Вильямович, Ефимовский Ефим Семёнович, Чепуров Александр Анатольевич, Семёнова Татьяна Александровна, Лисняк Александр Георгиевич, Сухорукова Анна, Кириченко Петр Васильевич, Матренин Михаил Васильевич, Миропольская Вера Сергеевна, Знаменская Ирина Владимировна, Замятнин Леонид Михайлович, Хандшик Инге, Пурин Алексей Арнольдович, Широв Акмурат, Плахов Александр Сергеевич, Суров Валерий, Бутовская Татьяна Борисовна, Моисеева Ирина Сергеевна, Кононов Михаил Борисович, Андреев Вячеслав Львович, Кундышева Эмилия Ароновна, Лысов Владимир, Барсов Владимир, Носов Сергей Анатольевич, Соболь Владимир, Ковалевский Сергей Иванович, Красовицкая Татьяна, Кукушкина Елена Дмитриевна, Янсон Сергей Борисович, Яснов Михаил Давидович, Хршановский Владимир Андреевич, Володимерова Лариса, Матвеева Елена Александровна, Приходько Владимир Александрович, Холоденко Анатолий Васильевич, Мелихан Константин Семенович, Рашкович Виктор "Дальский", Попов Евгений Анатольевич, Комаров Александр Юрьевич, Штройбель Манфред - Страница 16

Содержание

Сохранить

Настройки

...

«Собачьих слез не видит человек…»

Собачьих слез не видит человек,

Он часто лишь свою смакует горесть,

И тихо плачет в новогодний снег

Щенок бездомный, словно чья-то совесть.

Он так стерег людскую тишину,

Он так старался людям быть полезным,

Что даже ночью тявкнул на луну,

Когда она в хозяйский дом залезла.

И вот, пронзенный холодом насквозь,

Среди людей он не находит близких,

И месяц в небе стынет, будто кость,

Что из собачьей выброшена миски.

«В полупустой полуденной столовой…»

В полупустой полуденной столовой,

Где фикус длинною поник листвой,

Признания немыслимое слово

Я из гортани вытолкнул сухой…

А за окном качался день обычный,

Троллейбусы катили и такси

И, видимый на фоне стен кирпичных,

Дождь тоненькими струями косил.

И приглушенно звякала посуда

На столиках за спинами у нас…

И ничего не предвещало чуда,

Покуда ты не поднимала глаз.

«Солдаты сорок первого, проснитесь!..»

Солдаты сорок первого, проснитесь!

Лугами и бескрайностями ржи

Вы хоть на час к домам своим вернитесь,

Далекие оставив рубежи.

Сквозь города пройдите и селенья,

Поднявшиеся к солнцу из углей,

Чтоб вам, не испытавшим наступленья,

Потом лежать спокойнее в земле.

Чтоб, смертной встав наперекор кручине,

Лежащие совместно или врозь,

Узнали вы, что с вашею кончиной

Все то, что после будет, — началось.

Сергей Ковалевский

СТИХИ

«Это край мелколесья…»

Это край мелколесья

И ржавой осоки.

Это край, где дожди цвета мокрого льна.

Это выдумки все,

Что березы — высоки,

Небеса — необъятны и даль — не видна.

Даль видна:

Это кромка осеннего утра,

Где туманом омыты кусты ивняка

И холодная

Ниточка сереньких уток

Бесконечно протянута издалека.

Даль видна, присмотрись:

За изгибом дороги

Притаился сиренью окутанный дом,

И тропинки от дома

Легки и пологи,

И гусиный пушок над лиловым прудом.

Это даль, это детство,

Пусть даже нечетко:

На песке отпечатанный узенький след —

И сверкнет,

Открывая калитку, девчонка

Ободочками

Солнечных

Сандалет…

«Сказывают, раньше это было…»

Сказывают, раньше это было:

На сто верст болотных — ни души.

По ночам листву в лесу знобило.

Леший кашлял, филинов глушил.

В этот край, где каменеют скулы

Валунов, затерянных во мхах,

Из глубин Руси пришел сутулый,

Продубленный ветрами монах.

Кто он был — одной земле и ведать.

Голос тех времен доныне скуп.

И приткнулся у озерной вербы

Пахнущий сосновой щепкой сруб.

Все менялось в мире суетливом:

Свадьбы, тризны, войны здесь и там,

Как в морях приливы и отливы,

То звенели песни, то металл.

Но сюда, в дремотное молчанье,

Где в низинах стыли облака,

Звук мирской с рассветными лучами

Много лет еще не проникал.

Лишь когда отшельника не стало,

Вепс-полесник из неблизких мест

Над обрывом у ручья поставил

Суковатый и тяжелый крест.

С той поры хранятся в деревеньке

Без названья, так она мала,

Горсть монет — серебряные деньги,

Туесок да ржавая пила.

А еще видали, правда редко, —

Есть у бабки, старой, как Оять,

Та икона, что, по сказу предков,

Край лесной не может покидать.

На окладе стерлась позолота,

Почернел святого старца лик,

Он стоит у лунного болота,

Немощный, беспомощный старик.

Синевой подсвечены осины,

Звезд полна тяжелая вода,

Вот и понял он свое бессилье,

От чего уходит навсегда.

Вот и понял он, что есть на свете

Лишь одно бессмертие — земли…

Триста лет… Но так же чист и светел

Тонкий ствол, белеющий вдали…

«Мы оживляем прошлое с трудом…»

Мы оживляем прошлое с трудом.

Живем по общепризнанным законам.

Но сколько раз, щемящим и знакомым,

Приходит детство в постаревший дом.

И, очищая дочке апельсин,

Вдруг вспоминаешь это же движенье

И руки матери, а память — отраженье

Ее незабываемых морщин.

«Из детства очень просто уходил…»

Из детства очень просто уходил:

Крутились у дверей военкомата,

И о мальчишках, длинных и худых,

Вздохнула бабка, проходя: «Солдаты…»

И был смешон залатанный пиджак,

Разлет ушей из-под огромной кепки.

Я был зачислен в роту «салажат»,

В шестую роту танковой учебки.

И очень быстро был приобретен

Глубокий интерес к простой капусте,

А вымытый объемистый котел

Стал азбукой солдатского искусства.

И первый бой, тяжелый, кстати, бой,

Я принял не в железном брюхе танка,

А на плацу, когда, смирясь с судьбой,

Вбивал в кирзу измятые портянки.

А через месяц я уже писал

Своим родным таким технарским слогом,

Что мать моя не верила глазам

И собиралась в дальнюю дорогу.

Ах, мама, мама! Где же ей понять

Армейский метод перевоспитанья,

Что мальчика-филолога, меня,

Она в пустой казарме не застанет,

Что вновь уйдет четвертый батальон

Лопатить грязь у танковых препятствий,

Что сын ее, быть может, и смешон,

Но, черт возьми, впервые в жизни счастлив.

Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница

Войти на сайт

Регистрация