Читать "Молодой Ленинград 1981" - Кундышева Эмилия Ароновна, Матвеева Елена Александровна, Матренин Михаил Васильевич, Шестаков Юрий Михайлович, Попов Евгений Анатольевич, Янсон Сергей Борисович, Кириченко Петр Васильевич, Бёттрих Каритас, Холоденко Анатолий Васильевич, Плахов Александр Сергеевич, Мелихан Константин Семенович, Волык Владимир Степанович, Моисеева Ирина Сергеевна, Кононов Михаил Борисович, Носов Сергей Анатольевич, Чепуров Александр Анатольевич, Лисняк Александр Георгиевич, Ковалевский Сергей Иванович, Пурин Алексей Арнольдович, Володимерова Лариса, Замятнин Леонид Михайлович, Толстиков Александр Яковлевич, Приходько Владимир Александрович, Сухорукова Анна, Иванен Анатолий Вильямович, Миропольская Вера Сергеевна, Знаменская Ирина Владимировна, Ефимовский Ефим Семёнович, Кукушкина Елена Дмитриевна, Соболь Владимир, Широв Акмурат, Яснов Михаил Давидович, Барсов Владимир, Андреев Вячеслав Львович, Лысов Владимир, Семёнова Татьяна Александровна, Сливкин Евгений Александрович, Красовицкая Татьяна, Хршановский Владимир Андреевич, Комаров Александр Юрьевич, Хандшик Инге, Рашкович Виктор "Дальский", Суров Валерий, Бутовская Татьяна Борисовна, Штройбель Манфред, Юргас Готфрид - Страница 16

Содержание

Сохранить

Настройки

...

«Собачьих слез не видит человек…»

Собачьих слез не видит человек,

Он часто лишь свою смакует горесть,

И тихо плачет в новогодний снег

Щенок бездомный, словно чья-то совесть.

Он так стерег людскую тишину,

Он так старался людям быть полезным,

Что даже ночью тявкнул на луну,

Когда она в хозяйский дом залезла.

И вот, пронзенный холодом насквозь,

Среди людей он не находит близких,

И месяц в небе стынет, будто кость,

Что из собачьей выброшена миски.

«В полупустой полуденной столовой…»

В полупустой полуденной столовой,

Где фикус длинною поник листвой,

Признания немыслимое слово

Я из гортани вытолкнул сухой…

А за окном качался день обычный,

Троллейбусы катили и такси

И, видимый на фоне стен кирпичных,

Дождь тоненькими струями косил.

И приглушенно звякала посуда

На столиках за спинами у нас…

И ничего не предвещало чуда,

Покуда ты не поднимала глаз.

«Солдаты сорок первого, проснитесь!..»

Солдаты сорок первого, проснитесь!

Лугами и бескрайностями ржи

Вы хоть на час к домам своим вернитесь,

Далекие оставив рубежи.

Сквозь города пройдите и селенья,

Поднявшиеся к солнцу из углей,

Чтоб вам, не испытавшим наступленья,

Потом лежать спокойнее в земле.

Чтоб, смертной встав наперекор кручине,

Лежащие совместно или врозь,

Узнали вы, что с вашею кончиной

Все то, что после будет, — началось.

Сергей Ковалевский

СТИХИ

«Это край мелколесья…»

Это край мелколесья

И ржавой осоки.

Это край, где дожди цвета мокрого льна.

Это выдумки все,

Что березы — высоки,

Небеса — необъятны и даль — не видна.

Даль видна:

Это кромка осеннего утра,

Где туманом омыты кусты ивняка

И холодная

Ниточка сереньких уток

Бесконечно протянута издалека.

Даль видна, присмотрись:

За изгибом дороги

Притаился сиренью окутанный дом,

И тропинки от дома

Легки и пологи,

И гусиный пушок над лиловым прудом.

Это даль, это детство,

Пусть даже нечетко:

На песке отпечатанный узенький след —

И сверкнет,

Открывая калитку, девчонка

Ободочками

Солнечных

Сандалет…

«Сказывают, раньше это было…»

Сказывают, раньше это было:

На сто верст болотных — ни души.

По ночам листву в лесу знобило.

Леший кашлял, филинов глушил.

В этот край, где каменеют скулы

Валунов, затерянных во мхах,

Из глубин Руси пришел сутулый,

Продубленный ветрами монах.

Кто он был — одной земле и ведать.

Голос тех времен доныне скуп.

И приткнулся у озерной вербы

Пахнущий сосновой щепкой сруб.

Все менялось в мире суетливом:

Свадьбы, тризны, войны здесь и там,

Как в морях приливы и отливы,

То звенели песни, то металл.

Но сюда, в дремотное молчанье,

Где в низинах стыли облака,

Звук мирской с рассветными лучами

Много лет еще не проникал.

Лишь когда отшельника не стало,

Вепс-полесник из неблизких мест

Над обрывом у ручья поставил

Суковатый и тяжелый крест.

С той поры хранятся в деревеньке

Без названья, так она мала,

Горсть монет — серебряные деньги,

Туесок да ржавая пила.

А еще видали, правда редко, —

Есть у бабки, старой, как Оять,

Та икона, что, по сказу предков,

Край лесной не может покидать.

На окладе стерлась позолота,

Почернел святого старца лик,

Он стоит у лунного болота,

Немощный, беспомощный старик.

Синевой подсвечены осины,

Звезд полна тяжелая вода,

Вот и понял он свое бессилье,

От чего уходит навсегда.

Вот и понял он, что есть на свете

Лишь одно бессмертие — земли…

Триста лет… Но так же чист и светел

Тонкий ствол, белеющий вдали…

«Мы оживляем прошлое с трудом…»

Мы оживляем прошлое с трудом.

Живем по общепризнанным законам.

Но сколько раз, щемящим и знакомым,

Приходит детство в постаревший дом.

И, очищая дочке апельсин,

Вдруг вспоминаешь это же движенье

И руки матери, а память — отраженье

Ее незабываемых морщин.

«Из детства очень просто уходил…»

Из детства очень просто уходил:

Крутились у дверей военкомата,

И о мальчишках, длинных и худых,

Вздохнула бабка, проходя: «Солдаты…»

И был смешон залатанный пиджак,

Разлет ушей из-под огромной кепки.

Я был зачислен в роту «салажат»,

В шестую роту танковой учебки.

И очень быстро был приобретен

Глубокий интерес к простой капусте,

А вымытый объемистый котел

Стал азбукой солдатского искусства.

И первый бой, тяжелый, кстати, бой,

Я принял не в железном брюхе танка,

А на плацу, когда, смирясь с судьбой,

Вбивал в кирзу измятые портянки.

А через месяц я уже писал

Своим родным таким технарским слогом,

Что мать моя не верила глазам

И собиралась в дальнюю дорогу.

Ах, мама, мама! Где же ей понять

Армейский метод перевоспитанья,

Что мальчика-филолога, меня,

Она в пустой казарме не застанет,

Что вновь уйдет четвертый батальон

Лопатить грязь у танковых препятствий,

Что сын ее, быть может, и смешон,

Но, черт возьми, впервые в жизни счастлив.

Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница

Войти на сайт

Регистрация