У Ивана не было таких способностей, но это не мешало ему дружить с Шуркой. Иван не такой начитанный, соображает медленно и туго, зато силы у него — на четверых. Грудь Ивана, как у штангиста, квадратная. Лучшего помощника в бесчисленных проделках, которые изобретал Шурка, вряд ли можно придумать. Под пытками не выдаст. Кремень, а не человек.

Учатся друзья в шестом классе.

Недавно Шурка пришел к Ивану и говорит:

— Пойдем летом в путешествие!

— В турпоход? — не понял Иван.

— В настоящее путешествие. Смотри.

Шурка достал из кармана мятую бумажку, развернул и принялся объяснять. На бумажке чернильным карандашом был изображен маршрут будущего путешествия. Его контуры напоминали морду носорога.

— Покупаем лодку, удочки, палатку — и плывем. Из Донца в Дон, из Дона в Таганрогский залив, дальше Азовское море. Идем вдоль побережья, пересекаем Керченский пролив — и мы в Черном море!

Объясняя, Шурка даже покраснел от возбуждения, потом вскочил на табуретку и, размахивая руками, стал орать:

— Право руля! Так держать! Тридцать тысяч чертей!

— А где мы возьмем лодку? — спросил недоверчиво Иван. Он всегда соображал туго.

— Я же говорю — купим. Сколько тебе мать дает в школу?

— Тридцать копеек.

— И мне тридцать. За два месяца наберется тридцать шесть, рублей. Заведем копилку и будем собирать. Кроме того, продадим на базаре мой фотоаппарат.

— Ты что, спятил? Тебе родители голову оторвут, если узнают.

— Не оторвут. Фотоаппарат мой — что хочу, то и делаю.

— А кто нас одних отпустит? — упорствовал Иван. Но Шурка видел — идея приятелю понравилась и сопротивляется он по-привычке.

В воскресенье пошли на базар. Народу — не протолкнуться. Чем только не торговали здесь! В длинных павильонах с треугольными крышами продавали мясо, желтых общипанных кур, пласты белого сала. Друзья двинулись дальше — на толкучку. На толкучке торговали одеждой, обувью, продавали мотоциклы, бочки, полосатые тюфяки, голубей, аквариумных рыбок, живых: поросят, которые визжали и бултыхались в завязанных мешках. На брезенте старик-инвалид разложил топорища и грубо раскрашенные деревянные ложки.

— Кто будет кричать? — спросил Шурка.

— Что кричать? — вылупил глаза Иван.

— Ты что, с луны свалился? Кто же у тебя товар возьмет, если кричать не будешь? Кричи: «А вот фотоаппарат, кому фотоаппарат, зверь, а не фотоаппарат, навались, не ленись…»

Кричать Иван решительно отказался, и Шурка понял — уговаривать бесполезно. Так и стояли они молча, держа в руках старенький «ФЭД».

Стояли долго. Они уже совсем потеряли надежду, но тут подошел высокий толстый дядька и спросил:

— Неворованный?

Долго вертел в руках, клацал затвором. Шурка махнул рукой, и отчаянно сказал:

— Берите за двадцать! — Помолчал и неуверенно добавил: — Себе в убыток…

Дядька расхохотался и отсчитал серые морщинистые рублевки.

Здесь же подвыпивший мужичок продавал гипсовые копилки. Копилки разные — коты, свинья, белые медведи, лежащие на ярко-зеленой траве.

— А почему белый медведь лежит на траве? — строго спросил Шурка.

Мужичок долго соображал, раздумывал и наконец неуверенно ответил:

— А он это… зелень любит.

Медведя Шурка забраковал, и они купили кота с глупой и удивленной физиономией. Бумажки разменяли в ларьке с газированной водой и мелочь загрузили в копилку. Копилка сразу отяжелела.

Шурка путем каких-то сложных обмеров и расчетов установил, что в копилку, если ее наполнить доверху, влезет ровно двести рублей, копейка в копейку.

Они перестали завтракать в школе. Деньги, которые родители выдавали в воскресенье на кино, тоже сыпались в гипсового кота.

Будущее путешествие содержалось в строжайшей тайне, и, чем больше сыпалось в копилку гривенников, тем сильнее эта идея захватывала приятелей. Шурка не жалел красок, расписывая соблазнительные картины их летней жизни.

Полная свобода! Захотел искупаться — пожалуйста! Раздевайся догола и прямо с лодки — бултых! Лодку покрасить в ярко-зеленый цвет, по борту пустить белую полоску, на ней название — «Вихрь» или «Романтик».

Иван, как обычно, заупрямился. Он хотел назвать лодку «Водолаз».

В их воображении уже виделись берега, поросшие лесом, билась и трепетала пойманная рыба, струился желтый дым от костра, в котелке аппетитно булькала уха. Днем они будут плыть, а вечером приставать к берегу, разбивать палатку и ночевать. Утром будут купаться в прозрачной, как стекло, воде.

Копилка наполнялась медленно. Друзья слонялись по лодочным станциям и спрашивали — не продается ли лодка? Лодки не продавались. В спортивном магазине стояли большие металлические катера, но стоили они так дорого, что об этом нечего было и думать…

После тщательных раздумий выяснилось, что поездка по двум рекам и морю займет не меньше тридцати дней. Все это время нужно есть и пить. На одну провизию уйдет около шестидесяти рублей. Да еще палатка, удочки, охотничий топорик, подводное ружье, не говоря уж о главном — лодке. Кастрюли и ложки можно взять из дому.

Гипсовый кот мяукнул и развалился под мощным ударом молотка. В копилке оказалось всего сорок рублей.

В конце концов они плюнули на все и купили подводное ружье. Потом приобрели спиннинг, охотничий топорик и ласты.

Ружье красивое — малиновый ствол и ручка из нержавеющей стали. Тяжелое, остроконечное копье.

Пробовали ружье в саду у Ивана. К великому их огорчению, копье пролетало не больше десяти метров, и то как-то нехотя. На суше оно оказалось совсем бесполезной штукой, и друзья приуныли. Топорик и спиннинг тоже негде было применить.

Но белобрысая Шуркина голова работала безотказно.

— Лодку угоним, — заявил он. — То есть, конечно, не насовсем. Пригоним ее обратно и поставим потихоньку на место. Никто и не узнает.

— А ты знаешь, что за такие штуки бывает? — насупился Иван. — И посадить могут. В трудовую колонию, как малолетних преступников.

— Я тебе говорю: это будет не воровство, просто возьмем на время, а потом вернем, понимаешь? Лодочную станцию в Ильинке помнишь?

— Помню.

— Ну вот. Лодок там — видимо-невидимо. Вечером садимся на автобус и едем в Ильинку. Дождемся темноты и, когда никого вокруг не будет, столкнем лодку в воду — и айда. За ночь сделаем по течению километров тридцать, вытащим лодку на берег, замаскируем в лесу и будем ждать. Когда придет время ехать — не хотите ли прокатиться? — Шурка поклонился и развел руками, и получилось это так уморительно, что Иван не выдержал и покатился со смеху.

— А как мы на ночь из дому уйдем? Кто нас одних отпустит?

— Ты скажешь своим, что будешь ночевать у меня, а я — у тебя. Никто и не подумает проверять.

Нашли в Ивановом саду две легкие, сухие доски, смастерили весла — грести. Зимой на лодочной станции весла прячут в сарай и закрывают на замок, чтобы не украли лодку. Весла получились легкими и удобными, и, если обернуть их газетой, никто не догадается, что у них в руках.

Как-то счастливо получилось, что их ни в чем не заподозрили и отпустили друг к другу ночевать. Это была удача.

И вот они уже стояли на автовокзале, втянув шеи в поднятые воротники. Конец марта, снега почти нет. А тот, что еще остался, лежал на земле синими ноздреватыми лепешками и медленно умирал. В воздухе висели чернильные сумерки.

На остановке ждали автобуса несколько пожилых женщин с мешками, сетками, зелеными ведрами. Стояли дед и два молодых парня.

Шурка отвел Ивана в сторону и шепотом предупредил:

— Про лодку — ни слова. Не исключена слежка.

— Кто следит? — изумился Иван. — Что ты выдумываешь?

— А я тебе говорю, могут следить, — настаивал Шурка. — Если кто спросит, куда едем, имей в виду — к родственникам. Понял?

Поехали. Маленький автобус тарахтел и подпрыгивал, как телега. Скоро кончились огни города, дорога пошла через поля, окрестные рощицы, только мелькали огоньки заправочных станций да иногда маленьких деревенек.