Позднее, 11 августа 1723 года, ботик участвовал в смотре Балтийского флота. Механик Андрей Нартов писал об этом: «Ботик был отправлен в Кронштадт, где от всего флота прибытие оного пальбою и другими морскими почестями поздравлено и в память величайших от сего ботика на море успехов торжествовано». Вернувшись на берег, Пётр I произнес меткую фразу о ботике: «Смотрите, как дедушку внучата веселят и поздравляют!»

Торжественная встреча мощей Александра Невского в Санкт-Петербурге также проходила по «водному пути» 30 августа 1724 г. Согласно подготовленному церемониалу ранним утром Невский флот в полном составе направился к Шлиссельбургу. В составе флотилии был и ботик Петра. Сам император прибыл на галере к устью Ижоры, где, по преданию, в 1240 году была одержана победа Александра Невского над шведами. Здесь ковчег с мощами был перенесен на галеру Петра, и император встал у руля, повелев сановникам, сопровождавшим его, взяться за весла. Так на галере, управляемой лично Петром, «при пушечных салютах и колокольном звоне» святые мощи были доставлены в Александро-Невский монастырь, в новую церковь Св. Александра Невского, освященную в тот же день. После этого на Неве была устроена богатая иллюминация.

Самым последним торжеством, связанным с петровской эпохой, стали похороны царя-реформатора, скончавшегося в Зимнем дворце 28 января 1725 года. Торжественный перенос тел Петра I и его 6-летней дочери Натальи (умершей в начале марта) из дворца во временную деревянную церковь внутри Петропавловского собора состоялся только 10 марта 1725 года. Сигналом к началу церемонии стал выстрел из пушки. Процессия делилась на 14 отделений, во главе каждого из которых шли церемониймейстер и маршал. Шествие открывали и закрывали отряды конной гвардии. В процессии участвовали свыше 10 000 человек, в том числе 200 священнослужителей.

Перед колесницей с гробом царя несли гербы крупнейших городов и ордена царя, шли певчие, высшее духовенство и официальные лица. Сама колесница была запряжена 8 лошадьми в черных попонах. По сторонам от нее шли 60 гвардейских бомбардиров с зажженными свечами. Над гробом 10 штаб-офицеров несли богатый балдахин на литых серебряных древках с гербами. Его покров придерживали за кисти два полковника.

За колесницей несли царские регалии. За ними следовали императрица и другие официальные лица по старшинству (все в черном). Была сильная метель, но Екатерина, поддерживаемая Меншиковым и Апраксиным, шла за гробом пешком. Перед гробом цесаревны Натальи следовали два маршала с жезлами, а за ним несли ее корону, ордена и регалии.

Тело царя оставалось в деревянной временной церкви посреди строящегося Петропавловского собора целых шесть лет. Погребение в каменном соборе – «в приуготовленное нарочно к тому Императорское кладбище» – состоялось по повелению императрицы Анны Иоанновны 29 мая 1731 года. Тогда одновременно были преданы земле гробы с телами Петра I, его дочери Натальи и императрицы Екатерины I, умершей в 1727 году.

Так неутомимый реформатор, основавший на невских берегах новый Константинополь, обрел вечный покой в центре своего парадиза, в соборе,

Русский стол рубежа XVII–XVIII веков стоит рассматривать в социальном ключе: богатые ели пожирнее, бедные довольствовались скромным набором блюд. Чтобы пища попала на стол к человеку, ее сначала нужно вырастить, сохранить и приготовить. В XVII–XVIII веках Россия вместе с Европой страдала от последнего этапа Малого ледникового периода. XVII век стал кульминацией похолодания, когда в Швеции средняя температура держалась на уровне 9,3 градуса, хотя веком ранее составляла 10,7 градуса. В 1695 году в порту Архангельска остались зимовать 35 кораблей, некоторые из них вышли из строя. Зимы были длиннее и суровее. В конце апреля 1706 года на Неве «лед был так плотен, что царь не мог его пробить железным ломом, даже острым концом».

В. В. Милов в объемном труде «Великорусский пахарь» показал, что условия земледелия в России отличались крайней суровостью. «Теплое и влажное», идеальное для русских крестьян лето, выпадало нечасто. Пшенице и гречихе не хватало тепла. «Но особой бедой в Нечерноземье были и дождливая затяжная непогода, когда замедлялся рост растений, и нередкие засухи», – пишет ученый. Урожай при этом колебался на уровне сам-два и сам-три, т. е. на каждое посаженное зернышко сельский труженик получал лишь 2–3 зерна.

Важнейшей составляющей русского стола был хлеб. Исследователь А. А. Титов писал в XIX веке: «Русские в XVII столетии ели преимущественно ржаной хлеб. Он был принадлежностью не только убогих людей, но и богачей. Наши предки даже предпочитали его пшеничному и приписывали ему (да и теперь также) больше питательности. Название „хлеб“ значило собственно ржаной. Пшеничная мука употреблялась на просфоры, а в домашнем быту – на калачи, которые вообще для простого народа были лакомством в праздничные дни. От этого и поговорка „калачом не заманишь“ – самым редким кусом не привлечешь к себе того, кто испытал в чужих руках горькую долю, суровую нужду»[1]. В. В. Милов утверждает, что в XVIII веке обычная норма потребления хлеба составляла 24 пуда на взрослого человека. Особенное место занимало питание воина, защитника государства. Петр в 1716 году четко говорит о важности приоритетов в этой области: «А особливо надлежит того смотреть, чтоб как хлеб так и мука гнилая и вонючая не была, дабы из того никакой болезни в войске не произошло». Ю. Веремеев подсчитал, что в среднем каждый солдат получал в день чуть более 800 г хлеба и 400 г мяса, 200 г крупы и около 3 л пива. Картофель и макароны как главные поставщики калорий и углеводов на Руси еще не были известны, поэтому наши предки спасались кашами и супами.

Крестьяне готовили хлеб раз в неделю, потому что свежеиспеченный продукт считался «тяжелым» для желудка, да и печь топить приходилось только один раз в «седмицу», что экономило драгоценное топливо. В. В. Милов подробно описывает процесс приготовления теста: «В зимнее время дополнительно накрывают шубой и ставят квашню возле печи. Все эти операции крестьянка делает с вечера, оставляя накрытую квашню до утра. Утром идет замес собственно теста: сгребают прочь муку, снимают холстину и льют опять-таки горячую воду („чтоб терпела рука“) в середину закваса. Тщательно размешивают, не оставляя комков и комочков». Каждому «хлебу» придавали нужную форму, отделяли один от другого с помощью кусков ткани, после чего отправляли в печь. Через три-четыре часа продукт был готов. Обязательно оставляли часть теста от предыдущей выпечки – т. н. «заквас», который равномерно распределяли во время следующей процедуры. Русские в XVIII веке могли есть темноватый хлеб, даже если он не был ржаным: во время процесса обмолачивания на юге страны зерно часто покрывалось пылью. Ячменный хлеб пекли на севере России, в Архангельской губернии. Во время неурожая в муку приходилось добавлять мякину, лебеду, толченую кору. Для быстрого приема пищи отлично подходили блины, шаньги, оладьи, лепешки, хотя А. С. Пушкин отмечал: «Не скоро ели предки наши». На зиму крестьяне обычно заготавливали много кислой капусты, хрена, редьки, соленых огурцов.

Выручали сезонные грибы. Почиталось за большое счастье, если селение стояло на реке или на море, что позволяло ловить рыбу и пользоваться водными дарами. Повезло жителям Поволжья, Астрахани, Русского Севера, тем, кто обитал возле больших озер вроде Селигера. Спасали крестьян и ягоды с фруктами – черника, клюква, брусника, рябина, отечественные яблоки и груши. Такие продукты можно было заготовить впрок, поэтому ягоды и фрукты терпеливо засушивались и хранились весь сезон. Они попадали во всевозможные взвары и кисели, хотя основой киселя долго оставался овес. Крестьянское, а порой и аристократическое хозяйство старались вести так, чтобы все могло в нем сгодиться. С дерева упали яблоки? Приготовить уксус. Осталось немного черного хлеба? В квасе наше спасение! Портится сливочное масло? Перетопить его! На кухне скопилась ботва, хлебные корки, помои? Заведи поросенка, он все слопает!