Вплоть до петровского времени в России не было специального почтового ведомства. Частную корреспонденцию доставляли ямщики и курьеры. В 1714 году на Троицкой площади был учрежден почтамт. В том же году указом Петра была введена регулярная почтовая связь между Петербургом и Москвой, ездившая в неделю два раза, а также были устроены ямы, в которые были выбраны лучшие «семьянистные лошадные люди».

В 1716 году был построен новый Почтовый двор («Почт-гаус») с пристанью для двух «почтовых фрегатов», совершавших регулярные рейсы между Петербургом, Данцигом и Любеком. Новая постройка включала ресторан, зал для ассамблей и других торжественных мероприятий. Там же работала гостиница, постояльцы которой при любой погоде выселялись при прибытии сюда царя. Согласно голландской традиции, ежедневно в полдень на окружавшую Почтовый двор галерею выходили 12 музыкантов, которые своей громкой игрой на духовых инструментах оповещали петербуржцев о наступлении полудня.

Для организации почтовой службы в Петербург пригласили почтмейстера Генриха Краусса. В 1716 году он был уволен из-за взяточничества, на место Краусса назначили Фридриха Аша. Этот человек исполнял роль не только начальника почты, но и цензора, администратора гостиницы. Для разноски почты внутри города была введена должность посыльных, которые работали во всех учреждениях и у богатых чиновников высокого ранга. В 1719 году состоялся указ о проведении из Петербурга ординарной почты до всех «знатных» городов. Почта, в зависимости от важности городов, должна была ходить в неделю один или два раза, исключительно для посылки указов и казенных бумаг.

Прямо напротив Почт-гауса в 1714 году было выстроено особое здание для первого петербургского слона. Он был подарен Петру Великому персидским шахом Хуссейном. До Астрахани слона везли на корабле по Каспийскому морю, откуда он путешествовал по России пешком. Для этого перехода ему изготовляли особые кожаные башмаки, которые надевали на ноги. Согласно бумагам, слон «износил» громадное количество этих башмаков. По свидетельству Вебера, русские крестьяне, никогда не видевшие ранее слона, почитали его за какое-то божество, встречали его, становились на колени и расстилали по дороге для его прохода полотна и сукна. Во время выгула слона по улицам Петербурга собирались толпы зевак, которые бросали в слона и его проводника палки, камни и другие предметы. В результате был издан особый указ и объявлен обывателям с подпиской о «неученении помешательства слоновщику в проважании слона».

Для ухода за слоном был определен отставной драгун Гаврила Бабаецов, который взял «на нужды» слона водки – 315 ведер, ренского вина – 315 бутылок. Стоит ли удивляться, что слон не прожил в Петербурге и трех лет? Слон пал 23 мая 1717 года. Этим числом в дневнике А. Д. Меншикова записано: «Умре слон». В расходной книге Петра I записано: «На корм мясникам 9 человекам, которые потрошили слона 8 алтын».

После кончины слона в его бывших помещениях разместили Большой Готторпский (Готторфский) глобус – глобус-планетарий, подарок царю от герцога Голштинского. Оттуда глобус был перенесен в Кунсткамеру.

Еще одним нововведением в парадизе стали общественные бани. Вообще первые петербуржцы именно в банях искали и находили свое спасение от промозглого климата Северной столицы. Камер-юнкер Берхгольц писал: «Здесь почти при каждом доме есть баня, потому что большая часть русских прибегает к ней по крайней мере раз, если не два, в неделю… Русские и чухонские женщины, прислуживающие там… превосходно знают свое дело… Они, во-первых, умеют дать воде, которую льют на раскаленные печные кирпичи, ту степень теплоты или холода, какую вы сами желаете, и во-вторых, мастерски ухаживают за вами. Сначала, когда полежишь немного на соломе, которая кладется на полки и покрывается чистою простынею, они являются и парят вас на этом ложе березовыми вениками сколько сами захотите, что необыкновенно приятно, потому что открываются поры и усиливают испарину, потом пальцами отделяют от тела нечистоту, а затем берут мыло и натирают и, наконец, в заключение всего, окатывают водой и обтирают полотенцем. По окончании всех этих операций чувствуешь себя как бы вновь рожденным». Бани сделались предметом особой заботы городских властей. Была даже основана банная канцелярия – специальное ведомство, отвечающее за состояние и функционирование бань Петербурга. Она устанавливала плату для тех, кто содержал общественные бани. У входа на банный двор сидел сборщик, который собирал входную плату – «банное».

2 марта 1720 года Девиер издал распоряжение, которое гласило: «Подлым отнюдь бань строить не позволять». Для них были предназначены «мыльни» на берегу реки Мьи (Мойки) «числом до 30, из которых половина была назначена для мужчин, а другая, отдельно, для женщин». Был положен конец древнему русскому обычаю смешанных бань, после которых «и мужчины, и женщины, чрезвычайно разгоряченные, выбегали вдруг нагими из очень жаркой бани и с ходу прыгали в холодную воду или какое-то время катались, остывая, сколь бы ни был силен мороз».

Регулярная столица при жизни Петра так и не состоялась. Несмотря на отдельные успехи, управление Петербургом при Петре отличалось чрезвычайщиной, тотальным полицейским контролем, коррупцией и излишним бюрократизмом. Одни ведомства функционировали исключительно на бумаге, другие сосредоточили в своих руках диктаторские полномочия. Такая нестройная система могла функционировать только в режиме ручного управления со стороны неутомимого капитана. Именно поэтому уже в ближайшее время после кончины Петра она была подвергнута серьезным реформам.

Морская торговля всегда играла для Петра исключительную роль. Еще в начале своего царствования он принимал энергичные меры к расширению торговли. Именно это стремление стало главной целью Северной войны. Петербург задумывался прежде всего как город-порт и город-верфь. Тотчас же после основания новой крепости Пётр озаботился тем, чтобы привлечь сюда иностранных торговцев. Одновременно с основанием крепости по указу Петра I на Заячьем острове были возведены первые портовые сооружения. Тогда же, в мае 1703 года, Пётр назначил награды: пятьсот золотых первому иностранному судну, которое бросит якорь в Неве, триста – второму и сто – третьему.

Всё лето 1703 года вход в Невскую губу был перекрыт шведским флотом, и первые торговые судна смогли прийти в Санткпитербурх только после того, как шведы ушли в Выборг. В № 37 московских «Ведомостей», вышедших 15 декабря 1703 г., сообщалось: «В ноябре месяце пришел к Санктпитербурху карабль галанской с товары, с питьями, и с солью, на котором был шипер, и неколико матросов, и тот карабль по повелению господина губернатора принят по обыкновению и за приход подарено вышепомянутому шиперу за столом в дому его губернаторском пять сот золотых, а матросом кои с ним были по триста ефимков коемуждо, и при том сказано ему во обнадеживание других, естли по том другой карабль туда придет, и тому, кто на том карабле, дано будет триста золотых, такожде есть ли и третий карабль придет дано будет сто пятьдесят золотых, и с тем тот вышепомянутой карабль от Санктпитербурха отпущен в надлежащий ему путь со удоволствованием, а товары все которые на том карабле были куплены повольною ценою».

Этому событию придавалось очень большое значение, и оно достаточно скоро обросло преданиями. Одно из них привел Голиков: «В 1703 году, в начале Ноября месяца, прибыл в С.-Петербург первый торговый Голландский корабль; сколько же сему обрадовался Государь, то докажет следующий анекдот. Монарх узнал о сем корабле накануне прибытия его к Котлину острову (так называли тогда тот остров, на котором построен Кронштадт); но так как в заливе между Петербурга и того острова находятся мели, то Его Величество, вместо того, чтоб послать кого провести его, принял оное на себя.

Он, нарядяся матросом, как и все на шлюбке его одеты были, встретил его у мелей залива, взошел на корабль, и поздравя Шипора по Голландски с прибытием его перваго в заводящийся новый порт, объявил, что прислан он от Губернатора проводить его до пристани, предупреждая тем, чтоб не наехать ему на мель где, и сказав сие, сел паки в свою шлубку, и велел Шипору корабля следовать за собою.