Но сейчас, на праздничной трибуне, встречи избежать было уже невозможно.
— Эге, старый знакомый! — сказал Геннадий. Он сунул Виктору руку: — Привет! — и снова чуть подтолкнул его плечом: — Пусти взглянуть — наши идут…
Заводская колонна приблизилась. Впереди неё шёл грузовик с откинутыми бортами. В кузове, устланном ковром, стоял небольшой и необычный на вид станок. Он был бы похож на токарный, если бы некоторые детали не делали его похожим на фрезерный. Но это не был и фрезерный станок, потому что всякий мало-мальски сведущий человек нашёл бы в нём также признаки шлифовального и сверлильного станков.
— Смотри! — хлопнул Геннадий Виктора по плечу. — Красавец, а? Фрезерует, точит, шлифует, сверлит — что тебе ещё надо?..
Виктор понял, что на машине — тот самый универсальный станок, над которым в предпраздничные дни работал почти весь коллектив завода, — газета неоднократно писала об этом. Выпуск по плану намечалось начать только в конце сорок седьмого года, но завод приступил к нему досрочно, накануне праздника… И вот на демонстрацию вывезли первый такой станок — небольшой, сверкающий тщательно отполированными деталями. Знакомый с производством, Виктор отлично представлял, насколько важен и ценен универсальный станок: где-нибудь в МТС, может быть, даже в той, которая обслуживает колхоз «Красное знамя», он заменит сразу несколько машин. Небольшой, он с успехом уместится в маленькой мастерской. Недорогой, простой по устройству — всё это ещё больше поднимало достоинства станка…
Что-то похожее на зависть почувствовал Виктор к Геннадию. Как это радостно — глядеть на новый станок, которым любуется сейчас весь город, говорить: «Красавец!» и сознавать, что в создание «красавца» вложен твой труд, что ты сам обтачивал его сверкающие рычаги, туго затягивал ключом его гайки, в первый раз, раньше всех включил его и, слушая ровный гул мотора, первым на заводе, в городе, на свете повёл резец или фрезу к болванке, зажатой в новорождённом станке… И ещё — как радостно стоять на почётной первомайской трибуне, рядом с геологом-лауреатом, рядом с депутатами Верховного Совета, генералами, стоять, как равный с равными. Правда, Виктор тоже был на трибуне, и в кармане его лежал служебный пропуск с надписью из угла в угол: «Пропускать всюду!», — у Геннадия, наверняка, пропуск был не такой, а обычный. И всё же Виктор попал сюда не за собственные заслуги, не он — так другой сотрудник редакции был бы на его месте, а Геннадий Никитин, тот самый Генка, с которым Виктор вместе работал когда-то на заводе и учился в вечерней школе, был тут потому, что его знали, уважали, ценили, выделяли…
Ощущение стыда при воспоминании о злополучном отчёте вспыхнуло вдруг с новой силой. Объясняться с Геннадием по поводу этого случая здесь было втройне неприятно. А что такое объяснение будет — Виктор не сомневался. Геннадий не мог забыть, он вспомнит, обязательно вспомнит обо всём, как только внимание его не будет отвлекаться другим.
Виктор хотел бы незаметно скрыться, но не мог: его стиснули со всех сторон, и, кроме того, Геннадий крепко держал его за плечо, повторяя:
— А где же мои, чего-то я моих не вижу…
Но тут он сорвал с головы фуражку и замахал ею изо всех сил. Видно было, что ему хочется крикнуть и не кричит он лишь потому, что несолидно всё-таки кричать с трибуны. Но его заметили и без того, — из колонны вскинулись десятки рук, отвечая на приветствия Геннадия. Виктор посмотрел: молодые ребята, знакомых нет. Только одного, невысокого, с тёмными вьющимися волосами, он узнал. Это — Кочкин, как его? Кажется, Сеня… И чуть позднее Виктор заметил ещё одно знакомое лицо — Нину Спицыну, ту, с которой Никитин был в кино.
— Она что, всё у тебя в бригаде? — спросил он Геннадия.
— Кто?.. — откликнулся тот.
— Спицына…
— Нет, сама уже бригадир, — ответил Геннадий и вновь замахал фуражкой вслед уходящей колонне.
Завод прошёл. Геннадий нахлобучил фуражку на голову и обратился к Виктору:
— Ну, как делишки?..
«Вот оно», — мелькнуло в голове у Виктора. Ему казалось, что он слышит иронию в словах Никитина — как, мол, делишки, попрежнему врёшь? И Виктор решил: надо итти напрямик, за последнее время он всё чаще убеждался — итти напрямик самое лучшее.
— Дела ничего… Я вот что хотел тебе сказать… — Виктор помялся. — Получилось всё тогда по моей глупости. Ну, начинал ещё, толком и не знал всего…
— О чём ты? — недоуменно посмотрел на него Геннадий.
— Да со слётом как вышло…
— А! — расхохотался Никитин. — Это верно, здо́рово вышло — я и на заводе был, я и на слёте выступал. Что твой метеор — везде поспел… Одним словом, вышел порядок! Мы тебе даже по телефону хотели звонить — благодарность вынести за помощь…
Теперь удивляться настала очередь Виктора.
— За помощь? — переспросил он.
— А то? Ещё как помог!
— То есть… чем помог? — Виктор не понимал — издевается над ним Геннадий или говорит всерьёз.
— Да с конструкторами… Забыл, что ли? Там в речуге моей было, что конструктора задерживают чертежи. Ну, хоть на слёте я и не выступал, а как в газете напечатали, они зашевелились. Сразу всё дали, как из пушки…
Виктор растерянно опустил глаза: какая всё-таки необычная вещь — газетная работа! Даже ошибка иной раз может быть не то, что полезной, но…
— Как ваши дела в бригаде? — уже без стеснения посмотрел он на Геннадия. — Может, новое что-нибудь есть, для газеты?
— Новое?.. Нет, вроде ничего особенно нового, — пожал плечами Никитин.
— Рационализация? — добивался Виктор.
— Так, мелочь пока, — проговорил Геннадий, потом вдруг сжал кулак: — Есть одна очень интересная мысль, только…
Журналистская жилка проснулась в Викторе:
— Какая мысль?
Никитин нахмурился:
— Тут не хвалить надо, а бить. Мы бы сейчас такое сделали, если бы…
— Расскажи, это тоже интересно, — продолжал настаивать. Виктор.
— Коротко всё не расскажешь. В общем, думаем мы со сменщиками, у них Спицына бригадир, — ты спрашивал…
Докончить Геннадий не успел. К нему пробилась смуглая девушка с живыми чёрными глазами:
— Товарищ Никитин! Вы куда скрылись? Хотите нам всё сорвать?
— Здравствуйте, Маргарита! — сказал Виктор.
— О, приятель, физкульт-ура! — воскликнула девушка и схватила Геннадия за рукав: — Скорей!.. Выступление с вами?..
Протащив его шага два, Маргарита остановилась и поманила Виктора:
— Вы тоже! У меня к вам важное дело…
Виктор отправился следом. Они подошли к горисполкому. Маргарита распахнула массивную дверь и, указав на спутников, заметила милиционеру:
— Это — со мной!
Милиционер посторонился…
На площадке второго этажа девушка прижала к губам палец и прошептала:
— Теперь — тише…
На цыпочках они вошли в просторную приёмную и по знаку Маргариты опустились в кресла. Из-за двери кабинета доносился мужской голос:
— Завод за заводом проходит по площади… Рабочие, инженеры, техники, как и весь советский народ, полны горячего желания досрочно выполнить послевоенный пятилетний план…
Где Виктор уже слышал этот голос?
— Следом за станкостроителями идут металлурги, обувщики, кирпичники…
Виктор сообразил: по радио. Конечно же, чуть не каждый день он слышит этот голос по радио. И понял, что из кабинета, откуда хорошо должна быть видна площадь, ведётся радиорепортаж о праздничной демонстрации.
Раздалась музыка. Дверь кабинета приоткрылась, и оттуда высунулась взлохмаченная голова:
— Рита! Ну?..
Маргарита потянула Геннадия за рукав:
— Вот он!
Голова кивком пригласила Никитина в кабинет. Дверь захлопнулась, музыка оборвалась, и диктор заговорил снова:
— Сейчас у нашего микрофона выступит…
Маргарита шепнула Виктору:
— Идёмте в другую комнату, там поговорим…
В соседнем кабинете она водрузилась за письменный стол и строго пригласила:
— Садитесь, подсудимый!..
Переждав, пока Виктор усядется, Маргарита тем же тоном продолжала:
