Ещё через пять минут один из поварят что-то крикнул нам на кантонском. Я передал тем двоим деньги под столом, и Самсон сказал мне быстрее идти за поварёнком. Я зашёл за прилавок, в служебное помещение, прошёл через кухонную суету с её запахами готовящейся пищи. Поварёнок завёл меня в коридор и показал за угол. Там был дамский туалет. Я обернулся. Он яростно затряс головой: «Быстрее, быстрее». Я вошёл, кашлянул. Из-за закрытой двери немедленно показалась голова какой-то местной мадам, потом её рука. Она перебросила мне нечто, завёрнутое в туалетную бумагу. Я развернул. Оно. Аккуратно упакованный в целлофан кирпич чистейшего героина. «Быстрее! Быстрее!», прикрикнула мадам. Я пулей выскочил в коридор, кидая унцию в рюкзак. Поварёнок чуть ли не бегом вывел меня к служебному выходу. «Метро», показал он направление. «Быстрее! Быстрее!». Дверь быстро захлопнулась за мной. Я вынырнул из подворотни на улицу и, смешавшись с основной толчеёй, спокойно, неторопливо зашагал в сторону метро. Теперь уже будь что будет. Бежать нельзя.
По словам дилеров, унции мне должно было хватить где-то на месяц. Но уже через три дня я понял, что мне пора ехать за обычным розничным товаром, чтобы ненароком не оказаться в известной неприятной ситуации. Теперь я кололся каждый час по котлам — раньше я так поступал с сигаретами, чтобы не курить слишком много, в нетерпении поджидая, когда большая стрелка дойдёт до двенадцати, чтобы, наконец-то, врезаться ещё раз, испытать хотя бы приход. Больше я ничего не чувствовал. Во мне, вслед за душой, отмирала и материя. Нагляднее всего это проявлялось в покрытых синяками и гноящимися колодцами, изъязвлённых в нескольких местах руках с исчезнувшими венами и исколотых ногах с мертвеющей кожей. Я это чувствовал. Я знал, что мне остаётся немного и только ждал, когда и как всё это прекратится. Так, наверное, чувствуют себя немощные, смертельно больные старики. Я употреблял героин № 4, получивший своё печально известное название из китайского фольклора, в котором цифра 4 подразумевает смерть. Это был чистейший продукт прямиком из местных лабораторий, квинтэссенция урожаев «золотого треугольника». Клиенты на основных рынках товара, на улицах Сиэттла или Гамбурга, возможно даже во сне не встречались с подобной чистотой и качеством продукта. Именно по незнанию, в наркоманской среде зарождаются всякие фантастические, нелепые байки о том, что чем чище продукт, тем меньше зависимость, о том, что, якобы, абстинентный синдром вызывается исключительно посторонним веществами, которыми так разбавлены все наркотики на основных рынках. Разумеется, это всё полная чушь. Уж я то, кое-что об этом знаю… Как-то, чисто для развлечения, я попробовал посчитать в уме, в какие бы суммы обошлась моя привычка там, на основных рынках, в другом полушарии, где торговлей этим товаром заправляет не уличный бродяга, а оптоворозничная сеть «коза ностра». По моим подсчётам выходило, что за время моего пребывания в Циньгуне по моим венам уже плавала стоимость хорошей яхты, с личным вертолётом впридачу. Поэтому я знал, что заходить дальше было уже некуда, подняться выше, или раскумариться сильнее было невозможно. Не в этой жизни.
С утра я собрался, натянул бобочку с длинным рукавом, свои старые короткие башмаки «Мартенсы» и уже собирался выходить, как вдруг отчётливо услышал какие-то странные голоса, о чём-то сбивчиво шушукавшиеся шёпотом. Откуда они взялись? Я остановился и прислушался. Они разговаривали обо мне. Они говорили о том, что у меня в заначке уже пару недель валяется доза, о которой я забыл. Я невольно вернулся и начал рыться в комнате, а эти дурацкие голоса всё продолжали плести о затаренной дозе, время от времени корректируя направление моих поисков, словно бы давая мне абсурдные инструкции. Через пару часов я, наконец, остановился, взглянул на котлы и обвёл взглядом свою комнату. Какой ужас! Вся комната была перерыта вверх дном, ни одна вещь не лежала на месте, так должны выглядеть только что ограбленные хаты. И, разумеется, никакой дозы в заначке. И тут вместо шёпота раздался жуткий, леденящий кровь хохот. Откуда он доносится? Я найду их и грохну. Я стремглав выбежал из квартиры, прошёл по лестничной площадке, выглянул на лестницу. Никого! Тем не менее, на улице голоса стихли. Может быть, кто-то следил за мной дома?
Я доехал до Вонг Кока и прошёл в парчок. Люди там были, были и знакомые, но что-то там было не так. В знойном, банном воздухе было разлито чувство паранойи. Я прошёл по парчку и спросил глазами у одного из знакомых, есть ли доза. Он вполголоса проскрипел мне сквозь зубы: «Ты уходить… Полиция… Облава…». Я почувствовал отчаяние. В первый раз я наткнулся на облаву вечерком, когда метался здесь в поисках дозы без денег. «Нет денег, нет диди», захихикал беззубый барыга, и тут же отвернулся к проходящей через парк парочке. «Не желаете ли чего?», и он разинул свою вонючую пасть набитую пакетиками с герой. Мужчина тут же схватил его за нижнюю челюсть, запихнув ему меж зубов фонарик, а женщина защёлкнула на нём наручники. Это были агенты в штатском на рейде. Правда, как только меня отпустили, я сразу же за углом встретил ещё одного знакомого, который без проблем тусанул мне дозняк бесплатно. Повезло в тот раз. Были потом и другие облавы. Разок я даже получил от агентов по фанере за просто так, пока меня обыскивали с толпой местных наркош на третьем этаже парковки. Но в этот раз я просто не мог уйти отсюда без дозы. Мне надо было подлечиться. Я быстро прошёл через парк. Вышел на улицы и свернув за угол, углубился в район. Пройдя квартал по Рекламейшн-стрит до Нельсон-стрит, я остановился и стал дожидаться, не покажется ли кто из знакомых, пытаясь вычислить шнырявших повсюду агентов в штатском. Где-то через четверть часа я завидел двух знакомых. Они, кажется, просто шатались по району. Один из них ел арбузную дольку. Я устремился за ними, и, когда они увидели меня, махнул им рукой. Они остановились. Я нагнал их: «Нужна доза. Хоть одна». Чувак с арбузом кивнул мне: «Иди за мной». Я пропустил его вперёд и неторопливо пошёл за ним. Через пару-тройку кварталов, мы завернули за угол и забежали в ближайший подъезд. «Быстро». Я передал ему стольник. Он зажал одну ноздрю, натужился и начал выдувать воздух из другой, словно сморкаясь. Наконец, оттуда вылетел целлофановый шарик с герой. «Ты положить в рот». Ага. Щас. Я сунул пакет в карман штанов и выбежал из подъезда.
Целый вечер я никак не мог найти подходящее место, чтобы уколоться. Домой я идти не решался из-за тех голосов, а на улицах мне всюду мерещились менты. Один раз я присел было под мостом на корточки, чтобы приготовить себе дозу, но вид проносившейся мимо полицейской машины разубедил меня. Цзиньдаосский парк, Кантон-роуд, Цзиньдао-парк-драйв, Сэлисбери-роуд, Чим-ча-шуи. В сумерках я вышел на берег океана. Здесь была какая-то свалка, огромная мусорная куча у полосы прибоя. Прямо перед набегавшими волнами стояло выброшенное кем-то кожаное кресло. Я уселся в него. Видимо здесь я скоротаю ночь. Неспешно приготовив дозу, я сжал руку ногами и стал отыскивать в лучах заката какой-нибудь кровеносный сосуд. Наконец, я нашёл его на ладошке. Я не в первый раз кололся в ладошку. Эта операция требовала ювелирной тщательности и терпения. Получив свой приход, я откинулся на спинку кресла и стал любоваться закатом. В таком умиротворённом состоянии я заснул.
Проснулся я посреди ночи из-за отвратительно шушукавшихся голосов. Теперь они морализировали со мной, корили, припоминали все мои самые мизерные недостатки, ошибки прошлого, отсутствие будущего, смешивая меня с дерьмом, выводя из себя и приводя в состояние бессильного бешенства. Я огляделся вокруг в свете алеющей луны. На свалке не было ни души. Кроме шума набегающих волн у своих ног и писка нет-нет перебегающих с места на место крыс, слышны были только эти ужасные голоса. Тогда я окончательно убедился в том, что у меня помутился рассудок. Я встал и отправился бродить по пустынным улицам Цзиньдао. В ночное время эти улицы, залитые холодным, искусственным красно-синим цветом неоновой рекламы, без единой души, казались больше и шире обычного.
