Все потом говорили, что нам очень сильно повезло, и нам действительно повезло, как минимум, очень сильно. Нас даже на второй год не оставили. Правда, по негласному соглашению с директрисой, мы договорились всё лето пахать в школе, в которой должны были проводиться ремонтные работы.

На район меня подтянули в один пригожий день в конце мая. Помню, как, отсидев все шесть уроков и отдежурив с Федяном в классе, я с чувством огромного облегчения выходил из школы. В углу вестибюля слышались какие-то сдавленные всхлипы и звуки ударов — это восьмиклассники отрабатывали приёмы каратэ на выпускнике Филиппе Башмачкове. В школьном дворе все скамеечки у футбольного поля были заняты «Каганатовскими», многие из которых были в костюмах-троечках, при галстуках и с кожаными баулами. Они что-то оживлённо обсуждали с серьёзным видом. От кучкующихся пацанов, завидев меня, отделился Муха, мой гнусавый одноклассник, и неторопливо пошёл ко мне навстречу.

— Салам, Алик.

— Салам!

— Есть курить?

Я вытащил из кармана пачку «Медео» и протянул ему. Он, поблагодарив кивком, взял сигарету, потом вытряхнул одну себе и я. Пока мы прикуривали, он смотрел на меня своими хитрыми, прищуренными глазами, явно собираясь сказать что-то существенное. Ясно было, что есть разговор. Я молчал. Наконец, после пары затяжек, он спросил:

— Хочешь на «Каганате» прикалываться? — спросил он. Рано или поздно ты попадаешь в поле зрения одной из местных банд, или как жертва, или тебя по рекомендации подтягивают на свой район — это во многом зависит от тебя самого и твоей репутации.

И опять у меня почему-то не возникло никаких сомнений:

— Да, хочу, — это было то же самое, что сорваться в Москву. Продолжение приключений.

— Щас на район просто подтягивают новую молодёжь, и завтра будет как раз проверка. Давай тогда назавтра забьёмся на троллейбусной остановке «Аптека». Я за тебя поговорю со старшими. Только смотри, не подведи меня.

— Всё ровно будет, Муха. Рахмет тебе.

— Давай тогда завтра в шесть. Со мной на район поедешь. Я тебя со всеми познакомлю.

— Хорошо. Давай, до завтра.

— Хоп. Увидимся.

На следующий день ещё до шести я был уже на месте. У «Каганата» в городе сейчас была очень серьёзная репутация. Возможно, самая серьёзная на данный момент. Этот относительно молодой, дерзкий, амбициозный район постоянно бросал вызов любым другим городским бандам, не признавая никаких устоявшихся авторитетов. «Каганатовские» пацаны горой стояли за своих, баклан мог состояться по любому поводу, ведь и по отдельности каждый из них вёл себя дерзко и вызывающе, а что говорить о том, когда они собирались толпой в «Мираже», «Меруерте», «Льдинке» или на ЦГ, перебираясь по субботним вечерам на «Медик», лучшую дискотеку города, где, образовав большой круг в центре танцпола, они заглушали своими выкриками «Каганат!» названия всех остальных контор, включая самые известные.

Когда мы приехали на район, сборище действительно оказалось очень большим, как я об этом слышал. Около двухсот человек переполняло школьный двор. Со всеми здороваться было бесполезно, но Муха познакомил меня с довольно многими в той части двора, где мы с ним прибомбились. Атмосфера была дружелюбной, но всё равно напряжённой. Чувствовалось, что сегодня на районе особенный вечер. Шутили в основном бывалые. Нас, новых бойцов, было приличное количество, и мы все немного нервничали.

Наконец, из-за угла школы вышел Раха, местный пацанчик, который общался в основном со стариками, хотя и был нашим ровесником. Он неторопливо подошёл к нам, вытащил из кармана пачку «Медео» и пустил по кругу: «Раздайте, пацаны». Я взял свою и с удовольствием закурил. Раха, тем временем, всё так же неторопливо рассматривал новоприбывших своими спокойными, красными, накуренными глазами. Что-то про себя решив, он кивнул мне: «Пойдём, воды попьём».

Я отшвырнул сигарету и пошёл за ним. Помимо мандража теперь я уже чувствовал необыкновенную решимость. Раха медленно подошёл к кранику у стенки школы и начал пить. Потом так же медленно повернулся ко мне и спокойно сказал: «Иди сейчас туда за угол. Там тебя ждут уже». И продолжил пить.

Я пошёл за угол, стараясь идти также медленно, но твёрдо. Там на полянке, под сенью густого кустарника, на корточках сидела развесёлая компания — «Каганатовские» старики, бывшие зэки, и старшаки, которые заканчивали школу в этом году. Я узнал Галиева и Макса с нашей школы, двух самых отчаянных в городе парней. Судя по маяку, они только что докурили очередной косяк с отборной индюхой, наверное, совсем не первый, о чём красноречиво говорили их глаза. Я обошёл весь круг, здороваясь со всеми двумя руками.

— Да ты присаживайся, в ногах всё равно правды нет, — добродушно сказал Ринат, один из стариков. Я присел с ними в круг на корты. Все глаза были устремлены на меня. — Расскажи нам, как ты здесь оказался, и чем для района, считаешь, сгодишься.

— Меня Алик зовут, я со 128-й. Меня Муха подтянул если что. А для района я сделаю всё.

— Всё? — недоверчиво усмехнулся Ринат. — Это что, например?

— Ну, на бакланы буду ходить там, за своих вписываться.

— Да на бакланы мы все ходим, для нас это в порядке вещей. Вот он, например, району здоровье своё отдал, — продолжал Ринат, кивнув на Мару, хромого пацана со злым лицом и огромным прыщом на носу.

— А чё если мы тебя щас грохнем здесь, — перебил его Мара, хищно уставившись мне прямо в глаза. — Чё ты тогда будешь делать? Грохнем тебя здесь, топтанём толпой, под пресс пустим. Разденем, на хуй, домой в одних трусах пойдёшь — чё тогда? Чё мамке скажешь? Заложишь нас всех!

Я облизнул пересохшие губы и спокойно как мог, ответил:

— Я никогда никого в своей жизни не сдавал. Я вас не сдам, пацаны.

Все переглянулись, явно оживляясь. Тут вскочил Султанбек, и с перекошенным от бешенства лицом и выпученными глазами, словно собирался меня тут же пнуть прямо в лицо, сказал:

— А чё если я тебя сам щас, один, прямо здесь ушатаю, при всех?! А?!

Я тоже встал:

— Султа, я в курсах, что младшим на старших руку поднимать косяк, так же как и старшим на младших.

Я успел заметить только удивление на лице Султанбека, который вовсе не ожидал такого ответа, как мне в область уха со всей силы врезался кулак Айдоса, моего двухметрового ровесника, баскетболиста. У меня зазвенело в голове, и где-то в области носа появился вкус железа. Этот вкус всегда сопровождается у меня не только волной ослепляющей ярости, но и временной амнезией, потому что я всегда плохо помню, что происходит в следующие моменты. Зато я хорошо помню, как нас растаскивали, и лицо Айдоса с подбитой губой и глазами всё ещё полными дикой злобы. Правда, когда меня начали похлопывать по спине старшие, приговаривая: «Красавчик, сразу в отмах кинулся. Ещё и Айдоса зацепил», выражение его лица сразу изменилось, и мы обнялись.

В тот день проверили ещё пятерых. Одного отшили — он, хотя и отбивался, но на глазах у него выступили слёзы, а пацаны ведь не плачут.

Как-то раз на уроках английского мы читали «Moscow News» про американские банды «Bloods» и «Crips». В статье говорилось, что в американской банде, новичков прессуют всей толпой, а те должны терпеть и не отвечать. Я никогда не мог понять, зачем это нужно и какие это качества должно развивать в человеке.

Проверка, которую я в тот майский вечер успешно прошёл на «Каганате», стала для меня самой настоящей проверкой, в полном смысле слова.

Телефонный звонок раздался около половины двенадцатого ночи. Хорошо, что родители спали, и я успел перехватить его сразу. Ведь это у меня были летние каникулы в полном разгаре, а у моих-то шла вполне нормальная рабочая неделя. Трубка от радиотелефона, весьма полезного технического новшества, как часто случалось, предусмотрительно оказалась у меня, в детской, и я мог спокойно поговорить на балконе, под умиротворяющий шум листвы высоченных тополей нашего двора. Звонил Муха. Вкратце, суть была такова — только что он виделся с Галиевым, и все новости и поручения шли от старших через него. Одного из стариков, Рината, закрыли на полтора года за злостное хулиганство. На грев в зону требовалось по червонцу с человека до после завтра. Необходимо было завтра же выйти на гоп-стоп всем нашим кругом. Стрелу забили на 9 утра в школьном дворе.