Складывалось такое впечатление, что Федян только меня и ждал. Он сразу припал на телефон и начал обзванивать разных музыкантов. Уже через два часа нас пригласили разогревать одну местную глэмовую группу, которая собиралась после завтра снять на вечер.

«Таганку», а после этого в течение ещё получаса мы нашли басиста и барабанщика специально под это выступление.

Времени было немного, мы собрались на следующий вечер у Федяна и отрепетировали пять вещей. Басист играл на простой акустической гитаре, а барабанщик принёс палочки и стучал по стульям. В первый раз на настоящих живых инструментах мы смогли всё прогнать уже непосредственно в зале. Правда, хед-лайнеры так и не дали нам толком всё отрепетировать и вскоре потребовали свои инструменты под генеральную репетицию. Мы вышли на улицу, присели на корточки за углом ДК, с акустической гитарой и ещё раз прогнали наши пять вещей. Басист изображал свою партию голосом, а барабанщик отбивал ритм ладошками. Вскоре нас позвали на сцену.

Я вышел к микрофону:

— Салам пацанам! Привет всей честной компании!

Но тут вмешался Федян:

— А кто не любит панк уёбывайте отсюда на ближайшие полчаса.

Не успел никто толком опомниться, как барабанщик, поймав пикантность момента начал выбивать ритм «Dead Kennedys» — «California Uber Alles», и это здорово подействовало на присутствующих. Когда подключился басист, а за ним и Федян на гитаре, видно было, что мы с первых же минут конкретно разогрели толпу. Атмосфера стала наэлектризованной.

Панкующие подростки из микрорайонов (очевидно, пришли специально на нас!) выбежали к сцене и начали танцевать пого. После «Калифорнии» мы, ускоряясь, залабали «Ruts» — «Babylon Burning», а после неё, ускоряя темп ещё сильнее, «Bad Brains» — «You, you can't hurt me. While I'm banned in D.C.». В перерывах между песнями Федян отпускал смачные комментарии матом. Я никогда не слышал, чтобы он так красочно, образно и обильно матерился. Я тоже начал материться. Издали видно было, как туда-сюда бегают переполошенные вахтёры. Мы начинаем играть «Blitz» — «Warriors». Мысленно я посвящаю её «Каганату», потому что это песня про пацанов с районов, про банды и про их жизнь. «Кровь на улицах, и эти улицы наши», вспоминаю я текст и начинаю петь: «There's blood on the streets and the streets are ours! Never forget the warriors! Warriors!!!».

Взбудораженная атмосфера в зале заряжает меня, я тоже стараюсь для публики, катаюсь по сцене, выплёскиваю эмоции, выплёвываю слова, стоя над толпой. Это ведь такие же уличные пацаны, просто чуть помладше и с другими причёсками. Краем глаза замечаю, что вахтёры привели откуда-то наряд дружинников, с красными повязками на рукавах по старинке. Очень в тему. Я объявляю последний номер:

— «4 Skins». Все. Менты. Ублюдки!!!

Федян с пацанами вступают сразу. В зале творится невообразимое. Дружинники орут: «Снимите их со сцены». Панки образовали плотное кольцо и не пропускают их в нашу сторону. Завязывается толкотня и потасовка. Мы доигрываем и ретируемся. Явно пора сваливать.

В концертном зале ДК «Химзавод» дым стоял коромыслом. Пьяная, раскумаренная молодёжь бесилась и прыгала по креслам как обезьяны. В проходах между рядами лежали штабелями бесчувственные тела ушатавшихся в дрова школьников. Кто-то стоял в тёмном углу перед сценой и, кажется, в наглую, ссал на стенку.

Федян обвёл толпу мутным взглядом. Ещё перед концертом он закинул шесть с половиной вёсел сюзьмы. Мы доигрывали «Warhead» UK Subs, когда у меня отключился микрофон. Я выругался и в сердцах швырнул микрофонную стойку с микрофоном на сцену. Микрофон высоко и протяжно загудел. Закурил сигарету. Ритм-секция, Танюха с Ерболом, работала как заведённая машина. Федян подскочил ко второй микрофонной стойке, прижал к ней струны гитары и начал водить ими вдоль стойки, как бы пилить её своей гитарой. Раздался пренеприятный скрежет, но публика от этого пришла в неописуемый восторг. Федян изголялся таким образом минут 5–7, потом повернулся ко мне.

— Давай «In Memories»!

— Давай!

Федян попробовал взять аккорд. Но то, что он услышал ему совсем не понравилось, потому что он снял свой «Урал», развернулся и побежал в гримёрную. В гримёрной от него в непритворном ужасе отшатнулись музыканты из заезжей, провинциальной группы «Канализация». Бешено вращая глазами, Федян заорал:

— Полундра! Тима, где твоя гитара?

Тима помявшись достал аккуратный футлярчик и бережно расстегнул его.

— Здесь есть влажные салфетки для пальцев, — начал было он, но Федян, ловко выхватив инструмент, уже ломился на сцену.

Публика роптала. Какой-то писклявый девичий голосок прокричал:

— Давайте, ребята! Вы молодцы!

— А молодцы в конюшне стоят… Все ждём Федяна, — я затоптал бычок и сплюнул на сцену. — А вот и он!

Федян воткнул шнур, и мы с ним начали, чуть ли не в унисон. «Oh my sisters and brothers…».

«In memory of Saturdays and strangeways», продолжали орать мы в обнимку на улице у ДК «Химзавод». По домам в эти чудесные летние сумерки идти всё никак не хотелось. Аппаратуру уже вывезли, народ разошёлся, а мы с Федяном и Танюхой, нашей новой, постоянной бас-гитаристкой, так и оставались сидеть на скамеечке перед ДК.

— Щас бы пива, — мечтательно протянул я, прикуривая новую сигарету от бычка. Как назло в этот момент, со стороны гастронома показался мордатый сельчанин с авоськой полной звякающих бутылок.

— О-о пиво-пиво! — как ненормальный завопил Федян. Он соскочил со скамейки, перегородил дорогу тому, рухнул перед ним на колени и схватился обеими руками за авоську с вожделенной прохладой, продолжая орать. — Как я хочу пива. Ну, дай пива, а? Дай пивааа!

— Эй. Ты что. Ну-ка встань. Будь мужчиной, — только и нашёлся что сказать мужик. При этих словах Федян встал. Щёлк-щёлк! Два удара кулаками по широкому лицу и сразу по тапкам. Тот, просто обомлев от такой реакции на свои слова, лишь минуты через полторы пришёл в себя и бросился вдогонку. В это время мы с Танюхой скорчились пополам и помирали со смеха. Минут через пять жертва федяновского нападения, не догнав обидчика, возвращалась бодрой спортивной трусцой в нашу сторону.

— Слышь, братка, давай отойдём.

— Ну давай отойдём.

— Это друг твой был?

— Ну. И чё?

— Ты мне щас ответишь за своего друга.

— Базару нет. Я отвечу за своего друга, — сказал я. В этот момент мы зачем-то выходили на тротуар. Там у лотка с лимонами стояло ещё двое сельчан. Типок крикнул им что-то на своём. Они сразу же двинули в мою сторону, с мрачными, угрожающими рожами. К ним по ходу примкнуло ещё двое прохожих выходцев из аулов. Диалога, как и следовало ожидать, не получилось.

— Ты ещё и не говоришь по-нашему? — спросили они меня.

У меня в мозгах промелькнуло дежа вю. Опять «Химзавод». Только бы не оступиться в арык, в сторону которого меня оттесняли, обступавшие меня люди. Я понял, что у них на уме сейчас может быть только одно — развлечение от того, как они будут меня пускать под пресс, запинывать и калечить ненавистного лежачего городского. И ещё в то же мгновение я понял, что этого развлечения я им не могу предоставить. Я понял, что я не могу позволить этим людям сделать то, что они задумали, хотя бы ценой собственной жизни.

— Ты охуел что ли, ой-бой? — и меня крепко схватили за руку.

— Руки, оу! РУ-КИ!!! — крикнул я, проваливаясь с головой во всепоглощающее чувство ярости, как всегда сопровождающееся временной амнезией. Наверное, это всё-таки специфическая реакция организма на ситуацию — в такие моменты отключаются какие-то центры в мозгах, в сознании, с тем, чтобы дать волю действия телу. Потому что следующее, что я помню, это повисшие у меня на руках Федян с Танюхой, кричащие мне в оба уха, что надо убегать от ментов, и приближающийся звук сирен. Едва успев оглядеться, я заметил, что стою посреди проезжей части, что дорожное движение остановилось, и что люди из автобуса и водители машин изумлённо смотрят на меня во все глаза, как на диковинного зверя. Потом я побежал за своими друзьями, мы нырнули в спасительную темень парка, а оттуда напрямки в зияющую дыру «Химзаводовских» дворов с их тусклыми фонарями. Там мы наобум забежали в подъезд одного из домов, сели в лифт, доехали до последнего этажа и выбрались на крышу. Только на крыше, в родной стихии, мы смогли отдышаться. Потом Федян с Танюхой рассказали мне, как всё это выглядело со стороны, пока Федян, опорожнив бумажный пакет на ладонь, приколачивал косяк.