По какой причине? — спросите вы.

Прежде всего по той причине, что юность Вергюльаги прошла без любви.

Так что посвящать такому бесцветному этапу в жизни героя целую главу, право, не следует.

Выходит, у него не было молодости?

Вы улыбаетесь, не верите? Увы! Ни одна искорка не вспыхнула больше в его груди в период, справедливо именуемый — золотые дни юности.

Безусловно, сердце есть сердце, оно не оставит вас без лирических вспышек, трепета и мечтаний. Кое-что в этом роде испытывал и Вергюльага, но он успешно погасил первое сладостное увлечение…

Если вы не забыли, у Вергюльаги была нареченная, и притом дочь старшего дяди и, самое главное, племянница младшего дяди.

А младший дядя пожелал, чтобы его племянник и племянница соединились. Мог ли Вергюльага ослушаться его? Разумеется, нет. Правда, один раз сердце Вергюльаги потребовало неповиновения чувствам, которых требовала голова.

Это интересно! — заметите вы.

Весьма интересно. И я нахожу, что об этом стоит поговорить.

Сначала, скажем, бунт сердца определили два обстоятельства. Первое — возраст героя, второе — время года.

Вергюльага находился в том возрасте, когда, в средней школе начинаются выпускные испытания, а сердце, несмотря ни на что, добавляет свое, самое опасное, самое трудное испытание.

Ее звали Серчэ-ханум. Именно она, грациозная, элегантная, гордая, заставила его сердце не поддаваться повиновению дяди. Глаза Вергюльаги (опять-таки по велению сердца) то и дело устремляли свой взор в сторону Серчэ-ханум.

Именно ее образ сотворил то, что сотворяет весна чувств с каждым, кто влюбляется во время выпускных экзаменов. Серчэ-ханум неотступно появлялась в сновидениях Вергюльаги, ею он грезил и наяву.

Вергюльага решил в свободное время, после занятий, сообщить о своем чувстве Серчэ-ханум и потребовать взаимности.

Конечно, он скажет ей о своих переживаниях, что сердце заставляет его сойти с колеи, что он теряет сон и так далее.

Вергюльага как-то вечерком нагнал девушку, прочистил горло, раскрыл рот… И увидел совершенно явственно свою нареченную… И еще более явственней своего младшего дядю.

Сердце дало осечку, ибо и оно подневольно, и вместо пылких слов Серчэ-ханум за своей спиной услышала хрипловатое:

— Ра-а-а… раз-решите ва-а-ас проводить.

Серчэ испугалась, вздрогнула (что очень влияет на ответные чувства) и, окинув взглядом чудесных глаз долговязого одноклассника, презрительно протянула:

— Да он с ума сошел!

Нет, она не сказала — ты с ума сошел. Или — вы с ума сошли. Именно — он с ума сошел. О, девушки, притом грациозные, элегантные, гордые, умеют уничтожать противника одним взглядом и одной фразой.

Вергюльага оторопел, два раза моргнул глазами и, верный себе, поставил Серчэ-ханум ультиматум, вроде того — хочу быть старостой… Но сказался возраст, Вергюльага со временем поглупел.

— Прошу вас, — сказал он, — больше не сниться мне, так как у меня есть невеста. Если узнает мой дядя, получится большая неприятность.

Серчэ-ханум сперва не поняла, она еще раз окинула более изумленным взглядом Вергюльагу, его длинную тень, отбрасываемую уличным фонарем, и хотела сказать что-то более ошарашивающее. Но они приблизились к фонарю, тень долговязого укоротилась, и гордая красавица изменила решение. Серчэ уставилась на Вергюльагу, затем, вскинув голову, рассмеялась.

— Буду сниться! — вырвалось у нее.

Вергюльага всполошился и потерял самоуверенность.

— Ради самого аллаха, не снись!

— Клянусь аллахом, буду сниться!

— Поверь, если дядюшка узнает, я погиб.

— Хоть умри, буду сниться.

Вергюльага молил. Серчэ-ханум не внимала.

Было бы полгоря, если бы испытание у фонаря кончилось категорическим капризом Серчэ-ханум.

Не успел на другой день Вергюльага войти в класс, как одна девушка громко произнесла:

— Буду сниться!

Класс взорвался. Вергюльага сел за свою парту в дальнем углу. Вошел учитель. Начался урок. Вдруг другая девушка, обернувшись, подмигнула Вергюльаге и четко произнесла:

— Буду сниться.

Можно ли удержать морскую волну, катящуюся к берегу? Еще, вероятно, трудней удержать волну молодого смеха. Класс дружно прыснул, затем расхохотался.

Вергюльага без переживаний выбросил из сердца гордую Серчэ-ханум. Он даже перестал замечать ее. Но девушки-одноклассницы не забывали его, они еще долго заставляли пылать его уши… Он постоянно слышал (в классе, на улице, в трамвае) одно и то же. Завидев его, проказницы хором кричали:

— Буду сниться!

Он шел домой безлюдными улицами, на ходу прыгал с трамвая и стремительно бежал, благо у него были длинные ноги.

Естественно, отвращение ко всяким сердечным чувствам укоренялось в нем с каждым днем… Он уже считал любовь неуместным явлением, а девушек — носителями всех злосчастий. Раз так, то им нет места в его сердце. С этим покончено.

Так вспыхнула и погасла молодость Вергюльаги. И поэтому глава эта остается без названия.

Бедняга, — возможно, скажете вы.

Может быть.

А почему «может быть»? — спросите.

Потому что Вергюльага другого мнения о своей молодости. Должен сказать — жизнь нашего героя мы будем изучать не простым глазом, а через лупу, и тогда, надеемся, вы согласитесь с нами.

Дело в том, что молодость товарища Ногталарова не прошла, как мы полагаем, абсолютно без любви.

Правда, это была не любовь в подлинном смысле, но, во всяком случае, что-то похожее на увлечение.

Разрешите, мы вывернем наизнанку молодость товарища Ногталарова, как давно сшитую, однако еще не надеванную одежду.

Юность Вергюльаги Ногталарова

Что же это было, заменившее любовь? Чем же увлекся Вергюльага? Какая страсть пленила его? А вот какая.

Незадолго до окончания десятилетки в школе созвали собрание учащихся. Цель собрания — сбор металлолома. Разбили учащихся на отряды и каждому определили его участок.

Отряд, в который входил Вергюльага, успешно опередил другие по количеству собранного металла и нашел время и возможность помочь соседним сборщикам.

На следующий день позвонили из конторы, ведавшей сбором металлолома, и попросили прислать одного из учеников отличившегося отряда.

Вергюльага выразил готовность пойти в контору. И побежал. Да, побежал. Еще не зная зачем, но чувствовал — зря не приглашают представителя лучшего отряда.

Чутье не обмануло его. Его ждал корреспондент городской газеты. Среди прочих вопросов корреспондент поинтересовался:

— Кто руководил вашим отрядом?

— Мы сами. Кто же будет нами руководить?

— Но кто-то был старшим? Как его имя, фамилия?

Вергюльага не задумался, не гадал, не припоминал:

— Его имя — Вергюльага Ногталаров.

Вскоре газета известила читателей, что «лучшим отрядом руководил товарищ Вергюльага Ногталаров». Товарищ Ногталаров!

Впервые он услышал со страницы газеты — товарищ Ногталаров! И запомнил эти два слова, как зовущие, возвышающие, весьма значимые.

Купил пятнадцать экземпляров газеты и раздал их родне, которая вновь в один голос подтвердила: «О, он далеко пойдет». Вергюльага сделал свои выводы, — популярность превыше всего. Ее надо чтить, лелеять, не дать запылиться. И приказал всем домашним отныне именовать его — товарищ Ногталаров. Не иначе.

Этот номер газеты и поныне в золоченой рамке хранится в личном музее товарища Ногталарова, как «экспонат номер один».

Товарищ Ногталаров, несмотря на молодость, понял и другое.

Популярность может дать лишь высокий пост, видное положение, управление чем-либо. И только к этому следует стремиться. Для этого не нужны знания и особые качества… Поставить тебя над другими может лишь должность.

Она — почет, уважение, слава…

Да, о руководящей должности следует мечтать.