— Знаешь ли ты, как называется подобный поступок, товарищ Ногталаров? — возвысила голос Гая-хала.
— Называется… политикой, товарищ местком!
— Нет, не политикой, а преступлением, товарищ заведующий!
— Что ты сказала? — спросил Ногталаров, вскочив. — Может быть, ты думаешь, что, задерживая эту дрянь, я собираюсь отвезти ее к себе домой? Имей в виду — товарищу Ногталарову придется выполнять план не только в этом месяце, но и в будущем.
— Значит, бойцы наши на фронте против врага могут стоять невооруженными, пока мы здесь забавляемся игрой в выполнение плана? Немедленно прикажи точкам, чтобы они сдали весь лом. Фронт не может ждать. Народ жаждет, как бы скорее закончить войну, он хочет задушить, разгромить врага в этом году, в этом месяце, сегодня, но не завтра. Пока не поздно, отдай распоряжение, исправь свою ошибку, а то мы сами, без тебя, разрешим этот вопрос, и разрешим его иначе. Да так разрешим, что тебе, товарищ Ногталаров, не поздоровится.
— Без меня?! Вы? То есть кто именно? — Товарищ Ногталаров, задыхаясь, едва мог выговорить эти слова.
— Мы, работники конторы, профсоюз, районный исполнительный комитет и районный комитет партии… Сейчас же звони, чтобы сдавали! — указав на телефон пальцем, сказала Гая-хала.
Товарищ Ногталаров посмотрел в широко раскрытые страшные глаза женщины. Он поднял ручку телефона и под диктовку Гая-халы стал давать указания местам. Только после этого Гая-хала покинула кабинет заведующего. Товарищ же Ногталаров долго ворчал про себя:
— Без меня! Сами! Райком, исполком!..
Холодный пот выступил на его лбу. До этого дня он ни разу не представлял себе свое учреждение без себя. Подумать только, что она посмела сказать… А вдруг и вправду так случится, что без него обойдутся.
Страх охватил товарища Ногталарова. В этот день он не выходил из конторы, даже не ночевал дома, а просидел в кабинете в мягком кресле за своим спальным столом. Лучше ему лечь в гроб, чем видеть в своем кресле другого человека.
Днем товарищ Ногталаров нередко чувствовал себя, словно сидит на иголках. Ночью же ему чудилось, будто холодные струи проливного дождя обдают его ледяной водой. Но его не трогали.
«По-видимому, товарищ Гая-хала не такой уж плохой человек, не сообщила руководящим органам», — думал он.
Охватившее товарища Ногталарова лихорадочное беспокойство иногда утихало, но всякий раз при встрече его с председателем месткома оно давало себя чувствовать. Наконец не покидавшая его тревога привела к дядюшке.
— У меня к тебе дело, дорогой дядя. В аппарате моем есть женщина, с которой я не могу справиться. Помоги мне избавиться от нее.
Остановив на племяннике водянистые глаза, дядя состроил гримасу:
— Я считал тебя мужчиной… — И, пробормотав еще что-то, дядя высокомерно засмеялся.
Племянник понял: тут даже дядя помочь не может.
С этого дня товарищ Ногталаров расценивал Гая-халу как посланное ему коварной судьбой испытание.
«Аллах специально создал эту женщину, чтобы испытать меня и подготовить к продвижению вперед, — решил Ногталаров, успокаивая себя. — Но зачем он сделал ее матерью-героиней?»
На этот вопрос товарищ Ногталаров ответил так:
«Не мог же он послать мне жалкую, заурядную личность. Герою должна противостоять героиня!»
Сделав такое заключение, товарищ Ногталаров оставил Гая-халу в покое. И даже стал прислушиваться к советам председателя местного комитета.
Товарищ Ногталаров и товарищ Мирмамишев
Как-то Гая-хала вошла в кабинет товарища Ногталарова и сообщила:
— Заведующий седьмой точкой ведет себя недостойно, обманывает сдающих утиль. При помощи спекулянтов продает на базаре продовольствие, отпущенное государством для тех, кто сдает лом.
Товарищ Ногталаров вскочил с места.
— Этого быть не может! Такое безобразие в руководимом мною учреждении?! Сейчас же расправлюсь с ним! Но понять не могу, почему эти сведения доходят до месткома, а не до руководителя учреждения?
Товарищ Ногталаров нажал кнопку звонка. В дверях показался Абыш.
— Я здесь, товарищ Ногталаров, — сказал он.
— Беги в точку семь и тащи за ухо ко мне заведующего, товарища Мирмамишева!
— Слушаюсь! — Заместитель, пожав плечами, выскочил из кабинета.
Товарищ Ногталаров позвонил секретарше. На пороге появилась Серчэ-ханум.
— Что прикажете, товарищ Ногталаров?
— Дайте мне анкетные данные Мирмамишева!
— Сию минуту!
Гая-хала оставила взъерошенного товарища Ногталарова и, улыбаясь, вышла из кабинета.
Тут же товарищ Ногталаров подписал приказ об увольнении заведующего седьмой точкой Мирмамишева.
На следующий день Мирмамишев, войдя в кабинет Ногталарова, стал умолять его:
— Нехороший проступок я совершил, родной мой! Прости меня, вспомни о моих детях! Верни меня на мою работу, в мою точку.
— Замолчи, враг народа! — воскликнул товарищ Ногталаров. При этом он так стукнул кулаком по столу, что настольное стекло треснуло. — Тьфу! Так ты приносишь пользу мне и государству?! Вчера я внимательно ознакомился с твоей автобиографией, трудовой книжкой, характеристикой. Твоя биография такая темная, что я читал ее днем при свете электричества. На каждой странице я поставил по двадцати вопросительных знаков. Зачем ты родился — неизвестно, как ты появился на свет — неясно, знания твои — туманны, профессия — загадочна! Почему ты в настоящее время не на фронте, а в тылу — сплошной мрак. Быть может, ты дезертир или шпион? Ты скрыл, что за растрату и воровство сидел в тюрьме. Почему ты скрыл — тоже важный момент. Вся твоя жизнь — сплошной вопрос. Прямо не пойму, как это случилось, что я принял тебя на службу? Конечно, вина в этом моего отца — он так надоедал мне своими просьбами, что я вынужден был исполнить его желание. Как хватает у тебя нахальства, укрывшись моим авторитетом, лезть ко мне в карман? О чем ты думаешь? Может быть, ты вздумал запятнать меня, товарища Ногталарова, чтобы меня сняли с должности? Завидуешь мне, а?!
— О чем ты говоришь, товарищ Ногталаров? Мы ведь родственники.
— Ошибаешься! У меня нет родственников, спекулирующих на базаре государственным продовольствием. Не вздумай писать о родстве со мной в своей темной автобиографии!
— Прости, я допустил ошибку.
Мирмамишев, оглянувшись на дверь, быстро вытащил из кармана пачку денег и положил ее перед товарищем Ногталаровым.
— Я же не присвоил всех денег. Твою долю я сохранил, родной мой. На, получи!
— Что?! Мне взятку?! Хочешь опорочить мое чистое, как лепесток розы, имя? Чтобы меня свергли со стула, на котором я сижу?!
Товарищ Ногталаров, словно увидя скорпиона, отскочил от лежавших перед ним денег и, открыв дверь своего кабинета, возбужденный, взволнованный, стал звать:
— Слушай, Серчэ-ханум! Скорей собери сюда моих работников! Немедленно зови товарища Гая-халу, местком. Быстрее! Беги!
Затем вернулся в кабинет и, схватив растерявшегося Мирмамишева, бросил его на диван.
— Теперь я тебя наконец проучу как следует. Негодяй, шпион!
Мирмамишев, опомнившись, стал вырываться из рук руководящего родственника.
Пока между товарищами Ногталаровым и Мирмамишевым шел жаркий бой, Серчэ-ханум панически бегала по комнатам и коридорам и не своим голосом звала:
— К товарищу Ногталарову! Скорей, скорей!
Кабинет директора тотчас заполнился людьми.
Товарищ Ногталаров наконец оставил Мирмамишева и, заперев сперва дверь, с чувством гордости взял со стола деньги и указал на них окружающим.
— Смотрите! Любуйтесь. Знайте и будьте свидетелями! Этот негодяй предлагает мне взятку. Вздумал опорочить меня, мои принципы. Товарищ Абыш-киши, сейчас же беги в прокуратуру, зови следователя, чтобы составил протокол. Нет! Сначала вызови милиционера! А вы, товарищ председатель месткома, и вы, товарищи мои сотрудники, будьте свидетелями! Товарищ секретарь видела, что при входе в мой кабинет у этого подозрительного субъекта карманы оттопыривались от денег.