Анди улыбнулась. Если встала, значит, жить будет.

Ее сиятельство Элистана нервничала. И было от чего. Оба ее сына точно прилипли к дикарке.

Она прошлась по комнате. Развернулась — полы халата с силой хлестнули по ногам. Где-то в конюшне разорался мул, и собаки дружно поддержали его громким лаем по всей деревни.

Женщина потерла виски, ощущая приступ удушающей злости. Размеренная, столь тщательно выстроенная ею жизнь рушилась на глазах. Она, конечно, безумно рада возвращению младшего сына. Снятию проклятия. Не зря были долгие ночные молитвы. Поездки по святым местам. Богатые пожертвования храмам.

Огорчало лишь одно. Не могли боги найти кого-нибудь… более достойного? Будь это молодой человек — стал бы побратимом сына. Человек постарше — названным дядей. Женщина? Была бы любимой тетушкой. Элистана нашла бы чем отблагодарить ту, что спасла ее сына. Но эта «спасительница», спасая, забирала ее драгоценность.

И вот с этим графиня смириться не могла.

— Увезет ведь! — воскликнула она в сердцах. Заберет в пустыню, и не увидит мать больше свою кровиночку.

Старший… она по глазам видела, задумал вернуться на службу. Скучно ему, видите ли, в деревне. Весь в отца пошел. Она не спорила. Понимала — не удержит. Кровь императора возьмет свое. Но младший был другим. Ласковым. Нежным. Отзывчивым. Послушным. И ей мечталось, что младший-то всегда будет рядом. Женится. Появятся дети. И старший был не против передать титул брату.

Она с трудом — сердце обливалось кровью — отпустила Ирлана в Бальяру. Было закуплено лучшее оружие, собраны большие средства, послу Асмаса в Бальяре полетели десятки писем, с сыном был отправлен верный слуга, который, она точно была уверена, присмотрит и накормит. Отданы дерхи. Она сделала все, чтобы он вернулся.

И он действительно вернулся.

Но эта…. Элистана стиснула зубы. Вопль мула ударил по нервам, заставляя вздрогнуть.

Графиня шагнула к окну — закрыть. Потянула на себя створку, и рама противно заскрипела, точно проехала по мусору. Элистана провела рукой по подоконнику, и на пальцы налипло что-то мелко-колючее. Потерла пальцы. Поднесла ладонь под свет лампы. На пальцах прилипло с десяток песчинок.

Графиня удивленно вскинула брови. Песок? Откуда? Нахмурилась. Такое чувство, что с этой девчонкой к ним в гости пожаловала сама пустыня.

Надо поторопиться с приемом. Пусть сын сам увидит, насколько нелепа его идея женитьбы на дикарке. Не слушает мать, может, к совету других прислушается.

— Знаешь, я много всего повидал на службе. Чего там только не было.

Старший брат прикрыл глаза, откинулся в кресле, в руке грелся бокал ягодной настойки — любимый напиток местной аристократии.

— Пророков ловили. Смутьянов. Спасителей человечества. Великих волшебников, которые знали рецепт от всех болезней — надо лишь заплатить им побольше, да покаяться. Знаешь, очень удобная позиция с этим раскаянием. Многое можно на него свалить. Не поправился, значит, недостаточно раскаялся. А кто-нибудь мерил глубину этого самого раскаяния? Думается, нет. Вот и пользуются всякие… возомнившие себя истиной для остальных. Но твоя дикарка… Не морщись, сам понимаешь, никак иначе ее здесь не примут. Красная кожа, выбритые виски, косы, но главное: взгляд, походка и сила. Ты не чувствуешь силу вокруг нее?

Ирлан покачал головой.

— А я вот чую… И те самые «пророки», которых мы ловили, они ей и в подметки не годятся. Так что я тебе хочу сказать, брат. Верь тем, кто не требует за свои чудеса ничего взамен, а просто делает их.

И Надир выложил на стол мелкую ракушку.

— На поляне подобрал. И могу поклясться — до ритуала там ее не было. Так что береги свою дикарку. Думается мне, за ней стоят некие силы. А за матушку не переживай. Я возьму ее на себя.

Надир хлопнул по колену, точно ставя окончательную точку в этом решении.

— Но ты же… — удивился брат.

Надир усмехнулся, пояснил:

— Найду себе непритязательную невесту, которая не станет требовать сидеть с ней дома или вывозить на бал каждую неделю. Еще обещаю — не рисковать на службе до появления наследника. Матушку устроит наследник от любого из нас, но ты, как мы уже поняли, немного не подходишь на эту роль. Моя очередь отплатить за снятие проклятие. Забирай свою жену и живи так, как хочешь. Наш род продолжу я.

Ирлан отставил бокал. Встал. Наклонился и неловко обнял брата.

— Спасибо.

— Ваше величество.

Айсхат поднял голову от бумаг. Потер уставшие глаза. Кивнул склонившемуся в поклоне секретарю.

— Давай, что там у тебя.

Потянулся коснуться стоящей в вазе лилии. Последнее время потребность вновь и вновь ощутить под пальцами гладкость лепестка стала навязчивой. И слуги, заметив его одержимость, старались угодить. Сладкий, приторный аромат плыл по коридорам, копился в комнатах, набрасывался из-за дверей. Дворец словно погрузился в лилейную слащавость. Придворные дамы и те сменили наряды на бело-желтые и пахли чем-то похожим.

В один момент цветок проклятия стал символом избавления.

Айсхат не возражал. Этот аромат ему никогда не надоест.

— К вам глава гильдии проводников, господин Лигдарский.

— Пригласи, — махнул рукой император.

Встал, одернул сюртук, пригладил топорщившиеся волосы. Вздохнул о собственной молодости. Для соседей он был неприлично юн для трона. И если раньше ему не приходилось волноваться о крепости собственной власти — какой идиот захочет забрать проклятый престол? — то теперь… желающие могли найтись.

Скольким людям испоганила жизнь месть одной стервозной бабы! Взять хотя бы его отца. Всю жизнь любил лишь одну женщину, которая подарила ему двух сыновей, но не смог ни жениться на ней, ни видеться с ней.

В детстве Айсхат не понимал холодности отца к матери. Злился. Переживал. Хотя матушка и пыталась его успокоить, говоря, что уважение императора — великая вещь, и она счастлива этим. Узнай наследный принц раньше, в чем причина такого поведения — возненавидел бы и графиню Тырнгаеву, и ее отпрысков. Но у смертного одра месть теряет вкус. Да и жизнь к тому времени успела научить, что не бывает белого и черного. Истина… она где-то в серой середине.

И он простил. И даже поклялся не вредить сводным братьям, оказавшимися вполне себе нормальными парнями. В другой жизни Айсхат горло перегрыз бы за таких старших братьев, но в этой… он был вечно одиноким императором, которому суждено дожить лишь до сорока лет.

Его предки по-разному пытались обойти проклятие. Не испробовали лишь одно — посадить женщину на трон. Так уж повелось, что в роду Ромлейских рождались исключительно пацаны. Девочек по пальцам за всю историю правления пересчитать можно. Им завидовали соседи, называя благословленными. Но боги любят пошутить, и благословение стало проклятием.

Жену на троне никто бы не потерпел.

— Вот если бы дочь, — вздыхали сановники, — вырастили бы всем миром, воспитали… Тогда да… Сменили бы порядок наследования. А так… Пусть до сорока лет правят, раз уж предок связался с дурной женщиной и навлек на себя проклятие.

Вот и правили… Перекидывая право наследования от племянника к дяде, а тот к внуку.

Айсхат вдохнул лилейный аромат. Раньше тот напомнил ему о смерти. Сейчас это была жизнь. Белоснежная. Не осыпающаяся серым пеплом, стоило ему коснуться цветка.

Мысль снова вернулась к братьям. Младшего однозначно наградить. Титул пожаловать. Поместье. Старший скорее всего на службу обратно попросится. Такая уж у них порода… Айсхат знал по себе. Ту, что сняла проклятие — старший, наведя тумана, лишь назвал пол спасительницы — удостоить особой награды. Пусть просит все, что захочет.

Ну и клятву с братьев взять о неразглашении родства и об отсутствии желания занять трон. Это, конечно, так себе гарантия, но другой нет.

— Ваше величество, — в кабинет с поклоном прошел господин Лигдарский.