— Не хочешь поменяться? — шепотом поинтересовался младший из двух троглодов.

— И доверить тебе наше сокровище? — с насмешкой отозвался его старший товарищ.

Младший обиженно отвернулся, показал рукой в сторону, где в воздухе вращалась полуобглоданная туша верблюда, и сказал.

— Нудук была права, им все равно, кого жрать, лишь бы кровь была, да мясо.

— Тише ты, — шикнул на него старший, хотя в округе не наблюдалось присутствие никого живого, — не вздумай распустить это по ветру. Нудук быстро укоротит тебе язык. И хорошо, что никто не знает, а то сюда бы толпами начали ходить жадные до сокровищ хайдарцы.

— Сокровища, — насмешливо хмыкнул младший, — они были бы разочарованы.

— Не все ищут золото, — мудро заметил второй троглод, — слышал, что салгас тратит его, чтобы найти средство продлить себе жизнь.

Он посмотрел в ту сторону, где от вращающейся туши осталось примерно треть, и заторопился, натягивая обратно капюшон:

— Двинули, а то другого верблюда у нас нет, придется тебя отдать.

— Скажешь тоже, — проговорил младший, без почтения взваливая тело аргосца себе на плечи. — А северянин на что? Вот его и отдадим.

Когда они приблизились к трапезе невидимых едоков, старший из троглодов поднял руку, предупреждая. Остановился, положил свой груз на землю. Достал из-за пазухи мешочек, потянул зубами, расслабляя завязки, и щедро сыпанул на себя, покрывая одежду тонким слоем серой, жутко вонючей травы. Лежащей перед ним девушке тоже досталось. Потом пришла очередь второго троглода. Тот наклонил голову, затаил дыхание, чтобы не вдохнуть смердящую вонь. Зато на северянина знаком попросил высыпать побольше, мол, кто их, чужаков, знает. Вдруг они пахнут сильнее, чем нормальные люди?

Запах они скрывали не от дэвов — те видели ток крови сквозь плоть, а вот их слуги вполне могли увязаться следом, учуяв вкусный аромат человеческого тела.

За мешочком из-за пазухи появилась кожаная фляга. Старший сделал глоток, передал товарищу. Тот с мученическим вздохом отпил, передернул плечами — замораживающее кровь зелье ядом неприятно поползло по венам — точно каменеть начал. Знаком показал на девушку, но старший покачал головой, показал на пальцах, что Анди и так на грани жизни и смерти, зато аргосцу пришлось разжимать челюсти и вливать зелья в рот.

Они подождали немного. Младший потрогал лоб северянина и удовлетворенно кивнул: кожа чужака была холодна, как песок на рассвете.

И двое с живым грузом на плечах молча двинулись к подъему из котловины, а за их спинами уже хрустели костьми, заканчивая трапезу, невидимые стражи.

*«Drunker sailor» вольный перевод автора.

Накануне.

— Пошли, — Орикс дернул Жарка за рукав, — их уже не видать. Значит, куда-то залезли.

Жарклан не шелохнулся. От долгого вглядывания вдаль уже резало глаза, но он пытался высмотреть хоть какое-то движение двух точек на чаше впадины.

— Или съели их.

Жарк вздрогнул, посмотрел осуждающе на наемника, проговорил с обидой, мучавшей все утро сердце:

— Почему нас не взяли? Они же пропадут. Ушли без слуги, без охраны.

— Ты еще поплачь, — язвительно предложил Орикс, добавляя: — Плохо ты своего хозяина знаешь. Не пропадет он. А за девчонку я вообще спокоен. Такая и в пасти дэва выживет. Все, — хлопнул по плечу пригорюнившегося Жарка, — хватить раскисать. У тебя вон животные не кормлены, хозяину опять же надо ужин приготовить. Раньше вечера их ждать не стоит.

Жарк вздохнул, бросил последний взгляд на опустевший кратер и отправился к лагерю. Наемник прав — животных надо кормить, но через пару часов он вернется проверить. Вдруг хозяину понадобится его помощь? И тогда Жарк спустится туда, несмотря на дэвов, только возьмет с собой пару хороших ножей.

Дело шло к закату, небо окрашивалось в яркие цвета, край неба смущенно розовел, остальная часть наливалась бирюзой.

Жарк уже успел раз сходить к впадине, вздохнуть на пустой горизонт и вернуться обратно. Дерхи требовательно закружились вокруг — пришло время ужина.

— Да подожди ты, — ругнулся Жарк на одного, ухватившегося, играя, за край халата, — вот уронишь и разольешь, что тогда есть будете? Сено? Так поди у верблюдов его еще отними.

Внезапно дерхи повернули головы в сторону и предупреждающе зарычали. Жарк так и замер с кастрюлей в руках.

— Что там? — спросил шепотом у дерхов, будто те могли ответить. — Лев? Волк?

Спросил и сам понял, какую глупость сморозил. Если кто и мог тут появиться, то только люди. В памяти всплыла погоня, от которой их спасла буря. Спасла ли?

Жарк сглотнул, попятился, оставляя между опасностью и собой ряд из трех рычащих дерхов, попытался вспомнить далеко ли до ножа, которым он резал вяленное мясо, поискал взглядом Орикса. Нашел. Но вышедший из-за скалы мужчина с увесистым посохом в руках совсем не походил на охранника. У него были красновато-бурая кожа, массивные браслеты на внушительных руках, цепкий взгляд воина, бритые виски, и татуировки, спускающиеся от лица по шее вниз.

— Мамочки! — охнул Жарк, отшатываясь и запинаясь о камень. Выпавшая во время падения кастрюля покатилась, разливая ужин дерхов по земле. Рухнувший на зад Жарк тут же вскочил, поморщился от боли, прострелившей ушибленную нижнюю часть.

А мужчина уже надвигался на него. Проговорил что-то певуче. Указал на дерхов. Явно что-то спросил, но по крайней мере не пытался сломать Жарку хребет.

— З-з-здрасьте, — закивал слуга, вспоминая о вежливости и законе гостеприимства. Даже если он ошибся и тот все-таки пришел его убивать, поздороваться стоит.

А из-за скалы выступили еще две фигуры в таких же темно-коричневых расшитых голубыми нитями накидках, с замотанными красными платками лицами по самые глаза и массивными посохами в руках.

— Как думаешь, зачем они сюда пришли? За Анди? Так сами же ее выгнали, — шептал Жарк наемнику, нервно дергая того за рукав рубашки. Орикс стоически терпел, пытаясь вслушаться в певучую речь гостей и уловить знакомые слова.

Их скромная стоянка внезапно оказалась в центре оживленного лагеря. Вокруг, окружая, вставали шатры. Разводились костры, доставались массивные котлы, в стороне освежевывали коз, и там крутились дерхи в ожидании свежих костей.

— А что с нами будет? — панически повторял Жарк. — Может, нас как этих?

Он кивал на связанных семерых мужчин: помятых, запыленных и в подранных одеждах. В шестерых легко можно было опознать хайдарцев, а седьмой, судя по цвету кожи, был издалека. Именно он выглядел хуже остальных — мертвенно бледный, на лице разводы крови, хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Орикс сказал бы: не жилец, но мужик явно цеплялся за жизнь.

— Сейчас с лагерем закончат и за нас примутся, — трясся Жарк, — и дерхов чем-то одурманили. Почему они на них не кинулись?

— Потому что угрозы нет, — терпеливо пояснил очевидное Орикс.

Их действительно не трогали. Препроводили к кострищу, там и оставили, занявшись разбивкой лагеря, но Орикс-то замечал и внимательные взгляды мужчин, и грамотно обхвативший их лагерь — нельзя пройти незамеченным, и то, что все мужчины и даже часть женщин не расставались с посохами, чье металлическое навершие запросто противостояло удару сабли. В умелых руках оно легко могло проломить голову противнику, а что руки эти умелые — он ни разу не сомневался.

Слухов о троглодах ходило много. К чужим они не лезли, перед Хайдой не выслуживались, но свое защищали так, что соваться к ним охотников не находилось.

— А они того, людей в жертву не приносят? — высказал очередную бредовую идею Жарк.

Орикс закатил глаза.

— Тебя первым и принесут, как самого вкусного, — не удержался.

Слуга обиженно засопел. Пробурчал:

— Смейся, смейся, только наши гости явно к празднику готовятся. И хорошо бы они танцами, да песнями обошлись.

Орикс вопросительно вздернул брови. Жарк пояснил: