У населения гороховской культуры роль охоты была несколько меньше, чем в саргатской культуре. По особям доля диких животных в фауне городища Чудаки составляет 16,3 %. Однако при этом доля пушной охоты была выше, особенно на южных памятниках культуры (Стоянов В.Е., 1977, с. 153, 154), что объясняется, по-видимому, добычей пушнины для обмена с южными соседями.

Подсобным занятием было рыболовство. Кости щуки, окуня, язя и других рыб найдены в небольшом количестве на городищах Богдановском, Каргановском, Карташовском и др. Величина рыб соответствовала размерам этих видов в настоящее время (Могильников В.А., Цепкин Е.А., 1968, с. 58, 59).

Большое развитие получили обрабатывающие ремесла, особенно косторезное дело, прядение и ткачество. Деревянные перекрытия и срубы в отдельных погребениях указывают на развитую деревообработку и знакомство со строительством срубных жилищ.

Определенные традиции сложились в гончарстве, единообразные приемы которого указывают на консолидацию населения лесостепи Западной Сибири во II в. до н. э. — II в. н. э.

Следы металлургического и медеплавильного производства в гороховской и саргатской культурах выявлены слабо. На городище Чудаки обнаружены обломки глиняных форм для отливки кельтов с валиковым орнаментом (табл. 119, 55, 56) (Сальников К.В., 1965, рис. 2, 12, 13). Кельт с таким орнаментом найден в Тютринском могильнике (табл. 123, 58) (Матвеева Н.П., 1985, рис. 2, 34). На городище Рафайлово в двухкамерном жилище саргатской культуры обнаружены остатки бронзолитейного производства. Был найден обломок гороховского сосуда, использовавшийся в качестве тигля. Однако бронзолитейное дело у населения гороховской и особенно саргатской культур было развито слабо, поскольку отсутствовала собственная меднорудная база. Бронзовые наконечники стрел поступали, вероятно, в основном от населения иткульской культуры. Часть наконечников стрел из Прииртышья отлита из меди месторождений Южного Урала (Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., 1984, с. 179).

Высокоразвитая экономика племен лесостепи и прежде всего развитое скотоводство обусловили сложность социальной структуры. Общество находилось, вероятно, на стадии разложения первобытно-общинного строя. Крупные размеры отдельных курганов, содержащих одиночные погребения, и сложность конструкции их погребальных камер (курганы Царев; Шмаково 5, 6; Язево 3; Богданово II, 4, 5; Богданово III и др.), в отличие от большинства мелких курганов с простыми ямами, указывают на развитие социальной дифференциации и обособление родо-племенной аристократии от рядовых членов общества. Кроме того, выделяется группа наиболее знатных и богатых воинов, вооружение которых говорит о возможном появлении катафрактариев. В отдельных погребениях (Богданово I, курган 1, погребение 5; курган 4, погребение 4; Сидоровка и др.) представлен полный комплект предметов вооружения, состоящий из лука, стрел, меча и копья, в отличие от большинства других захоронений, снабженных только луком со стрелами. Примечательно, что захоронения тяжеловооруженных воинов открыты как в основных, так и во впускных погребениях.

Отдельные поселения, по-видимому, были поселками родовых общин, делившихся на ряд больших семей, состоявших в свою очередь из нескольких малых семей, связанных близким кровным родством и, возможно, единым хозяйством. Этим семьям соответствовали большие жилища, разделенные перегородками на отдельные помещения для малых семей (городище Чудаки, поселение Рафайлово). Небольшие изолированные жилища на поселениях, вероятно, также служили для проживания малых семей. Несколько таких жилищ, соединенных переходами (табл. 118, 7; 121, 6), вмещали большую семью. Курганы саргатской культуры принадлежат, вероятно, выделившимся из рода большим семьям и являются как бы семейной усыпальницей. Центральное захоронение, имевшее как правило, наибольшую могильную яму, содержало погребение главы семьи, а впускные — ее членов. Видимо, семейными были небольшие гороховские некрополи, состоящие из нескольких компактно стоящих курганов с одиночными захоронениями. При этом один курган, вероятно главы семьи, выделялся большей величиной (Воробьево).

Стабилизация саргатской культуры во II в. до н. э. — II в. н. э. и унификация основных категорий инвентаря на обширных пространствах Зауралья и Западной Сибири, а также довольно однородный облик гороховской культуры позволяют предполагать существование больших союзов племен, центры которых выделяются по концентрации наиболее крупных курганов знати и поселениям с относительно богатым инвентарем, в том числе с предметами импорта, попадавшими прежде всего к верхушке общества. Исходя из этого критерия, можно думать, что центры саргатских племенных объединений располагались на Иртыше — в районе Богданово-Новопокровка (городище и курганы Богданово-Новопокровка), на Оми — близ устья Тартаса (Усть-Тартасский могильник и городище Чуланкуль), на Исети — в районе Рафайлово — Красногорское (Красногорские курганы; городища Ботники III; Рафайлово). На Ишиме такой центр пока не выявлен. Для гороховской культуры такой центр может быть локализован в районе Скаты-Ачикуль-Шмаково. Такие центры были, очевидно, подобны племенным центрам у саков в долине Или (Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, с. 25), в верховьях Иртыша — Чиликтинская долина (Черников С.С., 1965), на Алтае — Пазырык и др.

Отсутствие больших скоплений крупных курганов в лесостепи Зауралья и Западной Сибири говорит, очевидно, о кратковременности существования крупных племенных объединений у населения гороховской и саргатской культур.

Вопрос о происхождении гороховской и саргатской культур находится пока в сфере рабочих гипотез. Проблема осложняется тем, что население Притоболья и Приишимья предыдущего времени, оставившее памятники иткульского, Воробьево кого, носиловского и баитовского типов, не может считаться основным генетическим предшественником гороховского и саргатского этносов, хотя в какой-то мере оно влилось в них как субстратный элемент. В Прииртышье облик культуры VII–VI вв. до н. э. плохо выявлен.

Можно предполагать, что саргатская культура формируется в VII–VI вв. до н. э. на основе двух компонентов периода поздней бронзы — южного степного, представленного памятниками саргаринской культуры, границы которой на востоке доходили до Иртыша в районе Омска (Генинг В.Ф., Гусенцова Т.М. и др., 1970, с. 49, 51), и северного, лесостепного, характеризуемого главным образом памятниками розановского типа на Иртыше и карьковского — на Ишиме, в которых выступают выраженные сузгунские черты (Генинг В.Ф., Евдокимов В.В., 1969, с. 63, табл. 23; 24; Генинг В.Ф., Гусенцова Т.М. и др., 1970, с. 42–44). Слияние этих двух компонентов обусловило формирование саргатской культуры (Могильников В.А., 1970, с. 181). Развитию процесса взаимодействия южного и северного компонентов способствовало продвижение в VIII–VII вв. до н. э. северного лесного населения к югу (Косарев М.Ф., 1981, с. 193). Близкие точки зрения о двухкомпонентности саргатской культуры высказаны также В.Ф. Генингом, Л.Н. Коряковой (Генинг В.Ф., Корякова Л.Н. и др., 1970, с. 214, 215), В.Е. Стояновым (1970, с. 250, 251) и А.Я. Труфановым (1986, с. 61). В Барабинской лесостепи, на р. Омь, в формировании саргатской культуры в качестве субстратного элемента участвовало также население ирменской культуры (Молодин В.И., 1983, с. 24; 1985, с. 161, 162, 173–175; Полосьмак Н.В., 1985, с. 12). При этом прослеживается проникновение черт саргатской культуры в позднеирменские комплексы. Так, в жилищах поселения Туруновка 4 вместе с позднеирменской керамикой найдены сосуды саргатского облика (табл. 121, 17, 19, 20, 22, 32). Конструкция наземных жилищ площадью до 100 кв. м. и более, открытых на саргатских поселениях Барабы (Полосьмак Н.В., 1985, с. 12, 13), демонстрирует традиции домостроительства ирменской культуры. Саргаринская культура выступала здесь в качестве суперстрата. Таким образом, можно считать, что саргатская культура формировалась одновременно в VII–VI вв. в Прииртышье, Барабе и отчасти, возможно, в Среднем Приишимье.