Совсем другую картину исторического развития мы наблюдаем в сибирской лесостепи, на берегах Оби. Исследованные здесь могильники и поселения, подобно памятникам Алтая, делятся также на несколько хронологических групп, отчасти параллельных и синхронных алтайским: большереченский (VII–VI вв. до н. э.), бийский (V–III вв. до н. э.) и березовский (II–I вв. до н. э.) этапы. Весь период в целом носит название большереченской культуры.

Обращает на себя внимание бедность могильных памятников первого, большереченского, этапа. Могилы представляют собой небольшие овальные ямки глубиной всего около полуметра, куда укладывали умершего в скорченном положении, на боку (табл. 69, 1–5). Яму покрывали, видимо, жердочками, и насыпали над ней холмик из вынутой из могилы земли. Сопровождающий инвентарь крайне беден. Треть могил вообще ничего, кроме костей человека, не содержит. В другой трети найдено только по одному предмету: медная бусина, кончик клинка бронзового ножа, глиняная чашка (табл. 69, 49–53, 56, 59). В мужских могилах у пояса находится иногда бронзовый нож (табл. 69, 43–46), но обычно это вторично использованный обломок острия ножа, укрепленный в деревянную рукоять (табл. 69, 28–30). В предшествующие периоды как на Оби, так и вообще в Южной Сибири все могилы были более солидно устроены и богаче инвентарем, а погребенных всегда снабжали обильной пищей. Особенно же богаты могилы современников древних обитателей Оби, кочевников Алтая и приалтайской равнины, всегда хоронивших своих покойников с верховым конем, седлом и уздой.

И еще одна новая черта в погребальном обряде оседлого населения Оби. В 11 из 29 исследованных погребений взрослых мужчин найдены части конской сбруи, бронзовые наконечники копий, каменная булава, бронзовые и костяные наконечники стрел, остатки лука со стрелами (табл. 69, 15, 25, 32–41, 47), роговые псалии от узды (табл. 69, 31), подобные куртуским на Алтае. В предшествующее, андроновское и карасукское, время умерших никогда не хоронили с оружием. Здесь же треть мужчин погребена с оружием и уздой. Считалось, видимо, что путь в загробный мир может быть успешно преодолен только с оружием. Оружие стало одним из важнейших условий благополучного существования. Очевидно, и в реальной жизни обитатели Оби вынуждены были часто прибегать к оружию. Одним из примеров может быть могила, где погребен мужчина с вонзившимся в его бедренную кость бронзовым наконечником стрелы (табл. 69, 25, 40). Он был убит выстрелом, сделанным в упор, должно быть, в бою.

На первом этапе эпохи ранних кочевников оседлое население Оби подвергалось их неоднократным военным нападениям. Оружие было необходимо всегда иметь при себе. Настало тяжелое время, неспокойная, полная тревог жизнь.

О том же говорят и остатки поселения, исследованного на дюнах у с. Большая Речка. Раскопками здесь открыты большие землянки, подобные тем, какие строились в эпоху бронзы: площадь 200 кв. м и более, глубина 80-110 см. В таких землянках эпохи бронзы находят обычно по два-три, реже — больше, обломков каких-нибудь предметов (табл. 69, 12, 14, 19, 20, 26), по два-три горшка с обломанным верхом или трещинами на боках (табл. 69, 48, 57, 58, 63). Переселяясь на новое место, обитатели землянок все с собой уносили, оставляя лишь старые, негодные к употреблению вещи. В землянках же Большой Речки осталось много целых сосудов и различных вещей. В землянке 3, почти полностью раскопанной, сохранилось 14 целых сосудов (табл. 69, 54, 55, 60–62, 64, 65) и несколько десятков вещей. Очевидно, жители поселка покинули свои землянки внезапно, ничего с собой не взяв, и больше туда не возвращались. Так как никаких следов пожара не обнаружено, то причиной ухода обитателей поселка, надо полагать, был военный набег. Победители забрали только ценные вещи и скот, а все домашнее имущество оставили на месте. Жители были перебиты, бежали или, быть может, были уведены в плен.

Однако жизнь на Оби не прекращалась. Памятники последующих периодов показывают, что население Оби продолжало развивать экономику и культуру. Если на большереченском этапе все орудия и оружие были еще бронзовыми, то на бийском наряду с бронзовыми кельтами, ножами, стрелами (табл. 70, 29, 32, 38–43) стали изготовлять железные ножи, кинжалы и чеканы (табл. 70, 44, 45). На березовском этапе из железа делали уже не только орудия труда, оружие и конские удила, но также обоймы для ремня, крюки для колчана и другие вещи (табл. 70, 10, 11, 21).

По могильникам березовского этапа можно наблюдать заметное повышение благосостояния оседлого населения Оби. Умерших стали хоронить в глубоких могилах с прочно сделанным бревенчатым срубом, часто заложенным сверху, до краев ямы, несколькими рядами продольных бревен (рис. 70, 1). Каждый раз при похоронах совершалась тризна — резали барана, и лучший кусок мяса, всегда курдюк с прилегающей частью туши, давали в могилу умершему. Вместе с мясом клали и железный нож даже в тех случаях, когда на поясе погребенного нож уже имелся. Вообще вещей в могиле стало больше, наряд погребенных более богат украшениями.

В ряде случаев мужчин хоронили с верховым конем.

Улучшение обеспечения основной массы населения, очевидно, было результатом существенных изменений в отношениях между кочевниками и оседлым населением Оби. Надо полагать, что от хищнического разорения оседлых поселений кочевники перешли к какой-то более выгодной для них системе экономических отношений — регулярной дани или чему-нибудь подобному. Избавленное таким путем от частых грабительских набегов кочевников пастушеско-земледельческое население Оби получило возможность в более спокойной обстановке вести хозяйство и иметь более или менее постоянный минимум своей экономической обеспеченности.

Изучение археологических памятников в Туве началось значительно позднее, чем в Южной Сибири, первоначально как продолжение и расширение исследований, проводившихся в Минусинской котловине. Первым этапом были раскопки А.В. Адрианова в 1915–1916 гг. (в северных районах) и С.А. Теплоухова в 1926–1927 и 1929 гг. (в разных районах). Значительная часть раскрытых ими курганов относилась к эпохе ранних кочевников. Результаты этих работ получили отражение только в информационной статье, где отмечалось своеобразие памятников и предлагалась возможная их датировка (Теплоухов С.А., 1929). Детальному анализу полученные материалы подверглись лишь через десятилетие (Сосновский Г.П.), публикация же их последовала еще позднее (Полторацкая В.Н., 1966).

После войны сложились новые условия, способствовавшие началу планомерных археологических работ с целью воссоздания древней истории края и его населения. Наряду с местными исследователями активную роль в этом сыграли центральные научные учреждения и в первую очередь Академия наук СССР.

В 1947 г. часть территории Тувы была обследована Саяно-Алтайской экспедицией АН СССР во главе с С.В. Киселевым. В 1953–1954 гг. разведки продолжил Институт этнографии АН СССР (А.Д. Грач); одновременно учет памятников и небольшие раскопки начал Тувинский краеведческий музей (С.И. Вайнштейн).

С 1955 г. раскопки приобрели систематический характер. Они велись ежегодными экспедициями Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории (С.И. Вайнштейн, М.Х. Маннай-оол), Тувинской археологической экспедицией Московского государственного университета, возглавляемой Л.Р. Кызласовым (1955–1960, 1962 гг.), Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедицией Института этнографии АН СССР, руководимой Л.П. Потаповым (1957–1963, 1961–1966 гг.), и Саяно-Тувинской археологической экспедицией Института археологии АН СССР (с 1965 г. руководитель А.Д. Грач, с 1972 г. — С.Н. Астахов). Наиболее крупные исследования памятников ранних кочевников проведены последней преимущественно в зоне затопления водохранилища Саяно-Шушенской ГЭС.