Погребальный обряд VII–VI вв. до н. э. характеризуют могильники Калачевка II и Окунево I (Могильников В.А., 1968а, с. 229; 1968б, с. 94–97), где в трех курганах исследовано шесть погребений. Характерно захоронение под земляными насыпями около уровня древнего горизонта, головой на север и северо-запад. В двух погребениях могильника Калачевка II совершены, вероятно, повторные захоронения черепа и уложенных аккуратно трубчатых костей, а один костяк покоился на спине с подогнутыми ногами. Центральное захоронение кургана 1 этого некрополя устроено на уровне древнего горизонта в деревянном срубе (один венец) и содержало останки двух человек. Такие детали ритуала, как совершение захоронения на уровне древнего горизонта, с подогнутыми ногами, было характерно для погребального обряда ирменской культуры (Молодин В.И., 1985, с. 134). С другой стороны, северная и северо-западная ориентировка погребенных предвосхищает черты погребального ритуала саргатской культуры. В Окуневском могильнике найден раннесаргатский сосуд (табл. 121, 33). Неустойчивость черт погребального ритуала отражает процесс формирования саргатской культуры из разнородных элементов.

Вещевой инвентарь памятников VII–VI вв. до н. э. характеризуют орудия труда, предметы вооружения и конского снаряжения широко распространенных форм. На поселениях Новотроицкое I и Битые Горки обнаружены костяные мотыги (табл. 121, 27), проколки (табл. 121, 29). Среди случайных находок представлены бронзовые кельты ананьинских и западносибирского типов (табл. 121, 25), кинжал с бабочковидным перекрестьем и брусковидным навершием (табл. 121, 30), бронзовые ножи с кольчатой рукоятью (табл. 121, 28), удила со стремевидными окончаниями с дополнительным кольцом и без него (табл. 121, 26, 31), каменный оселок с отверстием для подвешивания (табл. 121, 24). Среди предметов вооружения — бронзовые двухлопастные втульчатые, ромбические наконечники стрел с шипом, обнаруженные на поселении Новотроицкое I и в могильнике Калачевка II (табл. 121, 10, 11); костяные наконечники стрел с выделенным черешком или без него (табл. 121, 12, 13). Из б. Тюкалинского округа происходит бронзовый чекан (табл. 121, 14), аналогичный чеканам VI — начала V в. до н. э., распространенным на широкой территории от Ирана до Минусинской котловины (Членова Н.Л., 1981, с. 7, рис. 2, 6), что указывает на местное производство изделий такого рода. На городище Инберень VI найдены глиняные формы для отливки кельтов ананьинского типа, плоских двухлопастных наконечников стрел с шипом и ножа с кольчатой рукояткой (Абрамова М.Б., Стефанов В.И., 1981, с. 93, рис. 17, 23–25).

Ряд вещей говорит о контактах населения лесостепного Прииртышья с кочевниками степей Казахстана и Приаралья. Бронзовый нож с кольчатой рукоятью и слегка горбатой спинкой из окрестностей Омска (табл. 121, 28) имеет аналогии в комплексах VII–VI вв. до н. э. могильника Уйгарак и тасмолинской культуры (Вишневская О.А., 1973, табл. VI, 5; XXI, 11; Кадырбаев М.К., 1966, рис. 38, 5). Бронзовые удила со стремечковидными окончаниями и оселки с отверстиями для подвешивания (табл. 121, 24, 26, 31) широко известны в степях Евразии среди материалов VIII–VI вв. до н. э. — в Туве, майэмирской, тасмолинской и других культурах (Грязнов М.П., 1947, рис. 3, 7, 8, 5, 9; 1980, рис. 12, 1; 20, 2; 23, 28; Кадырбаев М.К., 1966, рис. 7, 3, 4; Вишневская О.А., 1973, табл. IX, 19; XX, 5). Бронзовый колесовидный амулет (или пряслице), найденный в Омске (табл. 121, 23), аналогичен савроматским «колесикам» VI–V вв. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1964, рис. 71, 3–5). Фиксируемые в VII–VI вв. до н. э. южные и юго-западные связи оказали большое влияние на облик культуры и этнический состав населения лесостепи Западной Сибири второй половины I тысячелетия до н. э. и, в частности, на формирование и генезис гороховской и саргатской культур.

Среди культур лесостепи Западной Сибири саргатская культура наиболее изучена. Впервые материалы, относящиеся к ней, были добыты в конце XIX в. в основном местными краеведами. Но соответствующего хронологического и культурного определения они в то время не получили. В 80-х годах М.С. Знаменский раскопал Савинский курган на левом берегу Иртыша, напротив г. Тобольск, а тобольский купец А.И. Дмитриев-Мамонов провел раскопки Потчевашских курганов. Часть материалов из этих раскопок была опубликована финским археологом А. Гейкелем (Heikel А., 1894, pl. I; II; V). В 1893 г. А. Гейкель раскопал также курганы саргатской культуры у д. Томилова под Ялуторовском и Тюменью (Heikel А., 1894, pl. XXVII; XXVIII; XXX). В 1894–1896 гг. С.М. Чугунов исследовал курганы на р. Омь, у устья Тартаса, близ с. Спасское (ныне Венгерово) (ОАК за 1895 г., с. 41, 42; ОАК за 1896 г., с. 100–102). В 1897 г. А.П. Плахов (1899, с. 58–63) вскрыл восемь курганов у с. Николаевка близ Омска и дал общую топографическую характеристику расположения курганов на правобережье Иртыша от с. Чернолучья до Омска с его окрестностями. В 1911 г. В.П. Бирюков исследовал курганы у сел Долговское и Бакланское близ устья р. Миасс в Притоболье. Вещи из них поступили в Шадринский музей и остались неопубликованными. В 1916 г. В.Н. Пигнатти раскопал курган у д. Тюкова под Тобольском (Мошинская В.И., 1953а, с. 217–219).

Материал, добытый в дореволюционный период, представляет несомненный интерес для общей характеристики культуры, но, к сожалению, он плохо документирован и частично утрачен. Культурная и хронологическая принадлежность его, а также анализ были даны уже в советское время, когда параллельно с накоплением проводилось научное осмысление полученного материала.

Свое название культура получила по курганам у с. Саргатка на левобережье Иртыша, в 100 км к северу от Омска, раскопанных В.П. Левашевой в 1927 г. и давших выразительный комплекс материала этой культуры. Помимо них, В.П. Левашева раскопала два кургана у с. Коконовка, в 25 км к северу от Омска, на правобережье Иртыша, а также провела рекогносцировочные раскопки на ряде городищ на р. Омь в Барабинской лесостепи (Абрамовское; Преображенское; Вознесенское), на которых среди прочих представлены комплексы саргатской культуры. Материал раскопок курганов у сел Саргатка и Коконовка был издан В.П. Левашевой лишь частично (Левашева В.П., 1928, с. 159, 160; 1948, с. 86–88). Она определила эти памятники как характеризующиеся круглодонными сосудами с резным орнаментом, вещами «скифского» типа, преобладанием овальных могильных ям, вытянутых с севера на юг, в которых находятся преимущественно одиночные, но встречаются и парные захоронения, подметив, таким образом, типичные черты культуры, хотя особая саргатская культура еще не была выделена. Тогда же П.А. Дмитриев раскопал Мысовские курганы под Тюменью и впервые выявил общие черты в культуре курганов лесостепи Западной Сибири. Он указал также на преобладание в них северной ориентировки погребенных и на близость их материальной культуры культуре сарматских курганов Южного Приуралья, считая при этом, что курганы лесостепи Западной Сибири оставлены одной из ветвей сармат (Дмитриев П.А., 1928, с. 187, 188). По сути дела, работами В.П. Левашевой и П.А. Дмитриева ограничился довоенный период изучения памятников саргатской культуры.

Наиболее активный период исследования этих памятников приходится на 60-70-е годы. Открывают его работы В.И. Мошинской и В.Н. Чернецова. В.И. Мошинская (1953а) ввела в научный оборот материал дореволюционных раскопок Потчевашских и Тюковского курганов, но ошибочно причислила их к потчевашской культуре, присовокупив сюда материал Потчевашского городища, относящегося, как было доказано впоследствии, к раннему средневековью. В.Н. Чернецов (1953б, с. 224, 240) отметил своеобразие культуры, представленной в Среднем Прииртышье курганами типа Саргатки и Коконовки, и, в отличие от П.А. Дмитриева, утверждал, что оставлена она не сарматами, а кочевыми угорскими племенами.