Таким образом, археологические источники пока не позволяют достаточно убедительно связать татарскую культуру с афанасьевской. Значительно больше данных для сопоставления с андроновской и карасукской культурами, на что указывала и сама Н.Л. Членова (1967, с. 212 след.). Наиболее перспективны исследования, направленные на поиск карасук-тагарских связей по всем параметрам культуры и культурно-генетических корней типологически близких групп памятников. Всесторонний анализ металлических вещей тагарской культуры уже проведен (Членова Н.Л., 1967), но синхронизация выделенных типов с погребальными памятниками и создание периодизации на основе объективных стратиграфических наблюдений — дело будущего.
Другой стороной концепции Н.Л. Членовой является утверждение о возможности длительного сосуществования в Минусинской котловине (XIV–VI вв. до н. э.) нескольких культур и культурных групп (Членова Н.Л., 1972а). Вывод этот был сделан после передатировки (на основе типологии и хронологии бронзовых ножей) целого ряда памятников, которые ранее, по мнению исследовательницы, входили в сменявшие друг друга этапы (Членова Н.Л., 1963). Однако против возможности сосуществования карасукской и тагарской культур приводились серьезные аргументы (Максименков Г.А., 1975, с. 159–167). Г.А. Максименков подтвердил общую схему развития последовательно сменявшихся культур эпохи бронзы (от афанасьевской до тагарской) на примере раскопок памятников всех культур на ограниченном участке (долины рек Черновая, Карасук и гора Тепсей). Детальное исследование таких микрорайонов позволяет создать наиболее надежные хронологические колонки археологических памятников, являющиеся опорными и для больших регионов (Матющенко В.И., 1983, с. 90–93).
Последовательность развития культур эпохи бронзы подтверждается памятниками, исследованными не только в зоне Красноярского водохранилища, но и в других районах — на юге края и в западной Туве (стоянка Тоора-Даш), где представлена практически вся свита культур (отсутствуют лишь слой и керамический материал, сопоставимые с андроновскими) (Семенов В.А., 1983). Карасукский пласт Тоора-Даш синхронизируется с материалами каменноложского этапа Минусинской котловины.
В то же время полевые работы последних лет в южной части Хакасии показали, что наиболее реальное решение проблемы происхождения тагарской культуры лежит где-то посредине, между двумя крайними концепциями М.П. Грязнова и Н.Л. Членовой. Хотя была подтверждена общая схема развития культур эпохи бронзы Минусинской котловины и достоверно установлена последовательность культурно-исторических этапов (карасукский-каменноложский-баиновский), удалось, однако, выявить локальные особенности, не укладывающиеся пока в концепцию простой смены культур при однокультурности в каждый исторический период (Паульс Е.Д., 1983, с. 70–72). Поэтому не исключена возможность сосуществования в непродолжительный период некоторых памятников при сохранении общей классической тенденции их развития. Выделенный среди этих погребальных комплексов единый карасук-тагарский культурный пласт свидетельствует о зарождении ряда характерных татарских черт на каменноложском этапе, о сложности и многоплановости происходивших процессов, о необходимости по-новому подойти к рассмотрению формирования тагарской культуры.
Среди вопросов, связанных с историей племен скифо-сарматского времени Минусинской котловины, не менее дискуссионной остается проблема интерпретации позднетагарских памятников II I вв. до н. э. (соотношение могил и склепов), времени появления таштыкской культуры и ее внутренней хронологии. Начиная с С.А. Теплоухова большинство исследователей Сибири относило II–I или II — середину I в. до н. э. к позднейшему этапу татарской культуры и рассматривало как тагаро-таштыкский переходный период (Теплоухов С.А., 1929, с. 40, 50; Киселев С.В., 1951, с. 276–285; Кызласов Л.Р., 1960, с. 24, 25). М.П. Грязнов и вслед за ним М.Н. Пшеницына назвали эти памятники тесинскими и также соотнесли с завершающим этапом татарской культуры. Н.Л. Членова (1964а, с. 281, 287) отнесла памятники II–I вв. до н. э. уже к таштыкской культуре. На основе близости погребального обряда и форм инвентаря бо́льшая часть исследователей усматривает генетическую связь между памятниками тесинского и сарагашенского этапов. Но при этом они признают появление новаций (грунтовые могильники, впускные захоронения в каменные оградки более раннего времени), которые отражают сложность социальной структуры общества и, вероятно, его этническую неоднородность. Сейчас возродилась еще одна концепция, согласно которой в рамках тесинского этапа фиксируется существование двух этносов — местного, оставившего захоронения в больших курганах-склепах, и пришлого, скорее всего хуннского, хоронившего своих покойников в грунтовых могильниках (Вадецкая Э.Б., 1986б, с. 87, 88). Эти разногласия нашли отражение и на страницах настоящего тома. Видимо, окончательное решение этого вопроса станет возможным только после проведения тщательного типологического анализа инвентаря из склепов, грунтовых могильников и оград, и детального сопоставления обеих групп.
Остается остродискуссионным вопрос о характере и времени сложения таштыкской культуры. Реконструкция этих событий, предложенная Э.Б. Вадецкой (1986б, с. 141–146), представляется очень противоречивой. Неясно, почему на ранней стадии таштыкской культуры, которую она связывает с грунтовыми могильниками I в. до н. э. — II в. н. э., наблюдается механическое смешение местного татарского и пришлого населения. А период доминирования обряда захоронения в склепах (конец II — III–IV вв. н. э.) отражает эволюцию интенсивной взаимоассимиляции местного европеоидного населения и оставшегося здесь монголоидного. Процесс этот, по мнению Э.Б. Вадецкой, и привел к органическому слиянию разных культурных традиций. Хотя Э.Б. Вадецкая определяет время существования таштыкской культуры I в. до н. э. — VI в. н. э., по логике ее концепции сложение единого культурного комплекса происходит только в III в. н. э., что кажется маловероятным. Поэтому более, убедительной представляется точка зрения большинства исследователей (С.В. Киселев, Л.Р. Кызласов, М.П. Грязнов), которые считают, что к середине или концу I в. до н. э. на местной основе с включением пришлого компонента складывается таштыкская культура, которая проходит в своем развитии определенные этапы, существенно отличающиеся друг от друга. Однако и это мнение требует дополнительного обоснования и всестороннего анализа многочисленного нового материала, на основе которого будет, наконец, построена аргументированная хронологическая колонка всех таштыкских древностей.
Созданные в результате тщательного исследования археологических памятников хронологические схемы Минусинской котловины в значительной степени повлияли на историко-культурные периодизации соседних регионов.
Культуры Алтая занимают промежуточное положение между древними культурами Енисея, с одной стороны, и культурами Казахстана и Средней Азии — с другой, что, конечно, отразилось на облике самих культур. История археологических исследований на Алтае довольно подробно освещена в литературе (Грязнов М.П., 1950а; Киселев С.В., 1951; Руденко С.И., 1953; 1960; Кубарев В.Д., 1979; Мартынов А.И., 1983; Марсадолов Л.С., 1984). В дореволюционный период в основном шел процесс накопления археологических данных. Исследовательские работы на высоком профессиональном уровне начались с 20-х годов. Первую классификацию древних культур Алтая предложил М.П. Грязнов (1930, с. 5). Его схема построена с учетом изменения облика самих вещей и материала, из которого они изготавливались. Выделив три эпохи (дометаллическую, бронзы, железа), он вполне понимал условность этой периодизации. Позже М.П. Грязнов (1939а) отказался от принципа выделения культур по материалу, положив в основу ведущий способ ведения хозяйства, лучше отражающий этапы общественного развития. Памятники эпохи ранних кочевников М.П. Грязнов отнес к трем хронологическим этапам: I — майэмирский (VII–V вв. до н. э.); II — пазырыкский (V–III вв. до н. э.); III — шибинский (II в. до н. э. — I в. н. э.). Впоследствии он обосновал выделение майэмирского этапа, а затем ограничил его верхнюю дату VI в. до н. э. (Грязнов М.П., 1947). М.П. Грязнов (1949) разработал периодизацию археологических памятников земледельческо-скотоводческого населения приалтайской лесостепи. На основе изучения могильников и поселений верхней Оби и сопоставления их с памятниками карасукской и тагарской культур Енисея он предложил такую последовательность сменявших друг друга культур: карасукская X–VIII вв. до н. э.; большереченская (соответствующая эпохе ранних кочевников) с тремя этапами развития — большереченским (VII–VI вв. до н. э.), бийским (V–III вв. до н. э.) и березовским (II в. до н. э. — I в. н. э.).
