Если бы я не была так утомлена, так сыта по горло от страха и горя, я могла бы рассмеяться, потому что наше воссоединение было таким Гарро.

Но я этого не сделала.

Жнец поднял пистолет, его рука высоко над головой, чтобы как следует прицелиться в висок папы.

— Ты кусок дерьма. Думал, что всегда заслуживал всего хорошего, никогда не думал, что кто-то другой лучше тебя. Но теперь смотри, я получила твою девчонку, — засмеялась Фарра, когда она вскочила после того, как написала еще одну фразу, потирая пальцами десны, чтобы стряхнуть остатки пудры, — И ты, гребаный крысиный ребенок.

Папины сжатые кулаки медленно разжимались, а затем сжимались, чтобы сдержать ярость, исходящую от него, как радиоактивные волны.

— Ты ни хрена не заслуживаешь, — заорал на него Жнец, — Встань на свои чертовы колени.

Я закричала сквозь кляп, когда мой отец посмотрел мне в глаза и медленно опустился на колени.

Нет, папа, нет, нет.

Жнец прижал пистолет к виску и улыбнулся мне. — Это для тебя, Фарра, детка. Для нас с тобой.

— Он убьет ее, — пророкотал папа, — Фарра, он убьет Харли за то, что она на него наплевала.

— Нет, — громко рассмеялась Фарра, — Мы собираемся переехать в Колумбию.

Ее глаза искали глаза Жнеца, и ее улыбка медленно сползла с ее лица. — Жнец, малыш?

— Мы поговорим об этом, — поколебавшись, Жнец сильнее прижал пистолет к виску папы, — После того, как я его убью.

Впервые в жизни я была счастлива, что моя мать была такой идиоткой. Шарфы на моих запястьях были достаточно шелковистыми, чтобы из них можно было вырваться, и последние сорок минут я выкручивала запястья.

Я вырвалась на свободу как раз в тот момент, когда выстрелил пистолет, и папа упал на бок.

Я закричала из-за кляпа, сорвала шарф, разорвала тот, что был у меня на лодыжках, и стянула кляп, когда заметила, как папа перекатился и присел на корточки у стены с пистолетом в руках, нацеленным на Жнеца, который смотрел так, будто увидел призрака у внезапно открывшейся двери.

Папа выстрелил ему в голову.

Я видела, как голова Жнеца откинулась назад на его шее, а затем все его тело рухнуло вперед. Сделано.

Я двинулась вперед только для того, чтобы почувствовать прохладные руки, схватившие меня сзади, и давление чего-то маленького и острого на яремную вену.

Фарра держала маникюрные ножницы у моей шеи.

— Бросай, — рявкнул на нее папа, подняв пистолет и не колеблясь нацелив его на нее.

Она повернулась к нему лицом и усмехнулась. — Нет, ты ни хрена со мной не сделаешь, пока я держу твоего драгоценного ребенка. Ты нас отпустишь.

Папа уставился на меня, его глаза наполнились тем, что я видела тысячи раз и ни разу не ослушалась, даже в дни моего самого глубокого бунта. Доверие.

Медленно он опустил пистолет.

Фарра рассмеялась и станцевала, проткнув мою кожу ножницами. Капли крови скатывались по моим волосам, когда она наклонилась вперед, чтобы прошептать. — Давай, детка, давай взорвем это место. Мы с тобой поедем в Колумбию. Все, что мне нужно, это моя девочка.

Я позволила ей проводить меня к приоткрытой двери, наклонилась вперед, чтобы открыть ее для нас, и сразу же повиновалась папе, когда он рявкнул. — Пригнись.

Я упала на землю, когда дверь с грохотом распахнулась.

Выстрел!

Так громко, прямо надо мной.

— Хах? — моя мать ахнула, а затем прокрехтела позади меня.

Я перекатилась на спину и увидела, как она схватилась за горло с дырой прямо в центре, когда упала на землю.

— Рози.

Мои глаза автоматически закрылись от обжигающих слез.

— Нет, — прошептала я, опасаясь, что у меня стрессовые галлюцинации или я вдохнула слишком много токсинов от лака для ногтей.

Но нет.

Руки с шероховатыми кончиками мягко потянулись под мои подмышки, чтобы поднять меня, а затем легли мне на плечи, чтобы развернуть меня.

И он был там.

Зеленоглазый подросток играет на гитаре в музыкальном магазине.

Полицейский-новичок позволил мне сбежать с магазинной кражи.

Байкер под прикрытием, который отказался от прикрытия, чтобы спасти меня.

Мой свирепый, верный, красивый Лев стоит передо мной, держит меня, смотрит на меня так, словно я потерянное сокровище Атлантиды, и ему больше никогда ничего не понадобится.

— Лайн, — прошептала я со всей надеждой, — Я сделала что-то плохое.

— Нечего прощать, нечего забывать. Я люблю тебя, бунтарка Роуз. Ты причинила мне боль, чтобы спасти меня. Ты разбивала себе сердце миллион гребаных раз, чтобы сохранить мне жизнь, и я так чертовски люблю тебя за это, — он взял мое лицо в свои руки и сказал мне в губы, — Моя девочка с львиным сердцем.

А потом он поцеловал меня.

Простыня медленно скользнула по согретой сном коже моей спины, поднося мою задницу к прохладному воздуху. Пальцы последовали за мной, огибая изгибы моих мышц и впадину в позвоночнике, две впадины у основания торса, словно скульптор, лепящий из драгоценной глины. Другая рука отодвинула густую завесу волос, закрывающую мое лицо, к моей голове на подушке, и теплые губы дразнили мое ухо.

— Доброе утро, моя колючая Роза, — прошептал Дэннер, закладывая слова как секрет.

Мое сердце наполнилось такой теплой благодарностью, что все мое тело залилось краской.

Лайн вернулся.

Вернулся в мою жизнь, в мою постель, в мои объятия.

Мой защитник, мой лучший друг и мой возлюбленный.

Наконец-то я получила от него все, в чем когда-либо нуждалась.

Я все еще чувствовала эхо Хиро в своем сердце, потерю его головы рядом со мной в нашей постели, но я знала, что это то, ради чего он умер. Чтобы сохранить жизнь не только мне, но и этому сну, его семье снова вместе в постели.

Моя мать умерла от непоколебимой руки Дэннера. Он, казалось, не чувствовал раскаяния, и я тоже. Но мы не вызывали полицию, пока папа не увез тело Фарры, чтобы его не очень-то мирно упокоили со свиньями на ферме Энджелвуд. Я не хотела, чтобы Дэннер попал в беду из-за моего спасения.

А папа не хотел быть там, когда появились люди в синем.

У меня болел большой палец от раны от пули, и я знала, что шрам Дэннера на груди все еще был ярко-розовым, свежим, но заживающим.

У нас были шрамы.

У нас были сражения.

Но это, наконец, было сделано, и я должна была поверить, что ужасы, через которые мы прошли, только сделали нас сильнее, как по отдельности, так и в вместе.

Я начала переворачиваться, чтобы видеть его лицо, но рука на моей спине сжалась и прижала меня к матрасу.

— Почувствовал желание сосать твою сладкую киску сзади, пока ты не растаешь на моем языке, — сказал он, затем втянул мою мочку уха в рот, отпустив ее резким прикусом зубов, — Будь хорошей девочкой и оставайся на месте ради своего Дома.

Боже, я скучала по этому.

Почти месяц без этого сильного голоса в моем ухе, этих твердых слов, вызывающих сабмиссива из глубины моей души. Я была мокрой от его первого слова.

— Да, Лайн, — я больше дышала, чем говорила, когда он переместился надо мной, одна из его сильных рук была видна и восхитительно сжата, когда он медленно опустил свой вес, а затем скользнул вниз по моему телу, чтобы лечь между моими разведенными ногами.

Он резко шлепнул меня по заднице и приказал. — Руки и колени. Наклони эти бедра и покажи мне эту великолепную киску.

Я скользнула коленями под себя и практически замурлыкала, глубоко выгнув спину, моя задница была высоко поднята, мои ноги раздвинуты, чтобы он поклонялся алтарю моей киски.

Он склонил голову и помолился.

Я застонала, когда его горячий рот встретился с моей киской, когда он облизал мой клитор и ощупал мою киску, пока я не впилась обратно в его губы.

— Пожалуйста, — умоляла я так близко к тому, чтобы кончить, что царапала и сжимала простыни отчаянными кулаками, — Позволь мне кончить.

Он отстранился, не обращая внимания на мой стон, и сел на край кровати. Я посмотрела на него, когда он похлопал себя по бедру и приказал. — Ложись, но не трогай меня.