Хотя я никогда не произносила этих слов вслух, он знал.

Я была его с того дня, как он купил мне мою первую розу.

2008 г.

Харли-Роуз 6 лет. Дэннеру 16 лет.

Помню, день начался с пощечины.

Мне было шесть лет, такой юная, но уже достаточно взрослая, чтобы лучше понимать, чем будить маму, когда она спала с похмелья. Однако было уже поздно, середина утра, а было воскресенье, а это означало, что пора было идти в Мега Мьюзик на Мейн-Стрит, чтобы купить новую пластинку. Это была традиция. Конечно, это начал папа, а не мама, но если его не было рядом, то он взял с нее обещание взять меня вместо него. Мама и Кинг не особо интересовались музыкой. Мама была слишком занята выпивкой и вечеринками, а Кинг был занят своими книгами, так что после музыкального магазина, хотя у нас и не было ни копейки денег, нашей следующей остановкой был книжный магазин.

Но папа и я? Мы любили музыку. Не ту дурацкую, жестяную новую музыку, которую крутили по радио и которая, по словам папы, звучала как «кучка сопливых кричащих придурков» или «чистокровных придурков», а старую музыку, вроде «Black Sabbath» и «Guns n Roses». Папа больше всего любил AC/DC, и я тоже. Я была папиной дочерью с тех пор, как научилась мыслить, и поэтому, хотя я была расстроена, что отца не было рядом, чтобы взять меня с собой, я все равно была рада пойти в Мега Мьюзик и выбрать рок-пластинку, чтобы показать ему, когда он, наконец, вернется с работы из МК Падших.

Итак, я решила бросить вызов зверю и разбудить маму.

Это было первое бедствие дня, но не последнее.

Я почувствовала запах водки, как только толкнула дверь в ее комнату. На земле валялась опрокинутая бутылка, которую она уронила, вероятно, во сне, и она залила пол вдоль края кровати. Пахло отвратительно и химически, как жидкость для снятия лака, и я затаила дыхание, на цыпочках пробираясь сквозь жижу.

— Мам, — прошептала я и положила руку ей на щеку, любуясь черным лаком для ногтей, который я украла у одной из шлюх-байкеров в клубе, — Мама, пора идти.

— Харли? — прошипел голос моего брата из дверного проема, — Какого хрена ты делаешь в маминой комнате? Она убьет тебя, если ты ее разбудишь.

Я нахмурилась. — Сегодня воскресенье. Нам нужно идти в Мега Мьюзик, меня будет ждать Старый Сэм.

Старого Сэма звали так, потому что он был действительно стар и, казалось, был таким уже по меньшей мере полвека. Он владел Мега Мьюзик, которая вовсе не была мега музыкой, но на самом деле была очень маленьким музыкальным магазином, который отказывался продавать что-либо еще, например, iPod или MP3-плееры, потому что он был таким хардкорщиком. Я любила его. Я любила его почти так же сильно, как своего отца, и это о чем-то говорило. Я не хотела заставлять Старого Сэма ждать, потому что знала, что он приготовит для меня кусок жевательной резинки Хубба Бубба и пластинку, выбранную для прослушивания.

— Если ты разбудишь ее, клянусь, Харли, мама ни за что нас не отведет туда, — шепотом сказал мне Кинг.

Ему было всего восемь лет, но он думал, что знает все. Честно говоря, я думала, что он мог, потому что он всегда читал эти толстые книги и цитировал мертвых людей. Меня не волновали мертвые люди, меня волновали только живые, такие как папа, Кинг, Старый Сэм и братья Падшие, но цитирование их, несомненно, делало Кинга умным.

— Она возьмет нас, потому что, если не возьмет, папа очень рассердится, — напомнила я ему кое-что, что он знал.

Единственная проблема заключалась в том, что папа мог разозлиться больше, чем медведь, выходящий из спячки, а мама была как гремучая змея, всего в одном рывке от того, чтобы броситься на тебя с ядовитой пастью.

Я несколько раз слегка ударила ее рукой по лицу, а когда это не сработало, я сильно толкнула ее в плечо.

Она проснулась в то же время, когда бросилась на меня. В одну секунду она была мертва для мира, а в следующую она надвигалась на меня, как та гремучая змея, яд шипел на ее языке и сквозь зубы, чтобы отравить меня. Ее рука оказалась на моей щеке так быстро, что казалось, будто она даже не соприкоснулась, только боль, которая взорвалась после этого мгновенного прикосновения, заставила меня отшатнуться от кровати.

Моя рука полетела к жгучей боли на щеке, но я не позволила слезам выпасть из моих глаз, потому что мама ненавидела, когда я плакала, особенно когда она была с похмелья.

Кроме того, это был не первый раз, когда мама поднимала на меня руку, и, вероятно, не последний.

Кинг выругался со своего места в дверях, но не шевельнулся. Сделав шаг, мама только разозлилась.

— Блять! Что ты делаешь, пытаясь разбудить меня? Ты настолько эгоистична, что не можешь позволить своей маме поспать хотя бы раз в это время? Ты до сих пор такая маленькая девочка, что тебе все еще нужно, чтобы я вытирала тебе задницу или что-то в этом роде?

Я прикусила уголок нижней губы, — Нет, мама. Но уже почти полдень, а сегодня воскресенье, так что это день Мега Мьюзик.

Мама была хорошенькой. Я знала, что она была хорошенькой, даже будучи маленькой девочкой, потому что папа говорил, что она ловила комплименты от всех и всегда возвращалась с жирным уловом, так что я слышала, что так говорило больше людей, чем я могла сосчитать. Только тогда ее красивое лицо было кислым от раздражения, и она часто смотрела на меня, так что я больше не думала, что она самая красивая.

Я не была похожа на нее, и я думаю, что это беспокоило ее, потому что, хотя мои волосы были золотыми, они были темными, скорее карамельного цвета, чем настоящий блонд, как у нее и Кинга. В остальном я выглядела как женская версия Зевса Гарро. Я также вела себя как женская версия папы, и это, по какой-то причине, часто выводило ее из себя.

Как сейчас.

Она закатила глаза так сильно, что я подумала, что это больно, и оттолкнула мою руку от своего плеча, чтобы она могла откатиться от меня в постели. — Мега Мьюзик — это дерьмо, Харли, и я устала. Иди посмотри телевизор или что-нибудь в этом роде, и если у твоего гребаного отца хватит приличия помнить, что он должен брать тебя с собой по воскресеньям, он тебя заберет.

— Мам, — я попыталась еще раз, — Пожалуйста.

— Закрой за собой дверь и включи телевизор на минимум, хорошо? — проворчала она уже в полусне.

Я посмотрела ей в затылок. Ее волосы были накручены и спутаны, как старое крысиное гнездо. Я уставилась на нее, радуясь пятну уродства на ней. Я смотрела на нее и ненавидела так сильно, что мое маленькое тело тряслось от этого.

— Я тебя ненавижу, — прошептала я, но мама уже снова спала.

— Ненависть еще никому не приносила пользы, Харли, — пробормотал Кинг, взяв меня за руку и вытащив из вонючей комнаты, мягко закрыв за нами дверь. Когда он повернулся ко мне, его лицо было серьезным, как у взрослого, — Ты должна быть умнее ненависти, хорошо? Тебе не нравится мама? Не могу тебя винить, но не позволяй этому управлять собой.

— Почему бы и нет? — я надулась.

Кинг ухмыльнулся и потянул меня за конец моего спутанного хвоста. — Потому что я не хочу брать с собой сварливую девчонку в Мега Мьюзик.

— Мы все равно пойдем? — я чуть не закричала.

— Если ты будешь тише, мы пойдем, — приказал Кинг резким шепотом, — А теперь надевай туфли и пошли.

Я начала разворачиваться на каблуках и бежать к своим армейским мини-байкерским ботинкам, но остановилась на полпути, потеряла равновесие, выпрямилась, а затем снова повернулась лицом к брату.

— Ты меня любишь, не так ли? — спросила я его уверенно.

Он ухмыльнулся той улыбкой, которую девушки уже любили. Кингу было всего восемь лет, но, черт возьми, он был кокетливым. — Да, Харли, я чертовски люблю тебя.

— Насколько? — я потребовала, потому что знала, что могу.

Может, у меня и была дерьмовая мать, но мои мужчины любили меня, мой брат, может быть, больше всех.