Поэтому, когда мы, наконец, добрались до деревянного домика, который я построил в лесистом склоне горы, я слез с мотоцикла меньше чем за секунду, и уже в следующее мгновение Лулу визжала в моих объятиях.

Она смеялась, но крепко обхватила меня руками и ногами, в стиле коалы, как она это называла, и играла пальцами в кончиках моих волос, пока я нес ее к дому, отпирал дверь и пинком закрывал ее.

— Почему ты такой нетерпеливый? — спросила она меня, в ее голосе звучали юмор и уверенность.

Я прижал ее к стене рядом с дверью, вокруг нас был темный и застоявшийся дом, и прорычал: — Десять лет ждал, пока ты вырастешь, чтобы я мог это сделать.

Затем я прижался ртом к ее рту.

Примерно через наносекунду ее губы разошлись с тихим стоном капитуляции, и ее язык высунулся, чтобы запутаться в моем. Ее пальцы в моих волосах скользнули к шее и сжались в кулак, крепко прижав меня к ней, как будто ее напряженные бедра не держали меня достаточно близко. Мне чертовски нравилось, что она отдавала так же хорошо, как получала, прикусывая мою губу, пока я не шипел на грани боли. Каким-то образом ей удалось стряхнуть с себя куртку и обнажить изящную маленькую маечку, под которой были соски, покрытые колючками от холодной езды.

Я должен был попробовать ее, я думал о ее вкусе годами, и это было чертовски близко к тому, чтобы свести меня с ума. Поэтому я поднял ее повыше к стене, обхватив одной рукой ее спину и подтянув под задницу, затем зажал зубами хрупкую левую лямку бака и разломил ее надвое. Ее вздох взъерошил мои волосы, когда мои губы проследили путь упавшего баллона. Мне нравился вкус ее гладкой загорелой кожи, соленой и сладкой на языке, когда я прижимал горячие поцелуи с открытым ртом к ее груди, к глубокой складке между ее пухлыми сиськами. Я погладил там свою бородатую челюсть, почувствовал, как она вздрогнула от резкого прикосновения, а затем отстранился, чтобы посмотреть на сладкие кончики ее обнаженных сисек, красных и пушистых, как чертова малина.

Мой рот наполнился водой.

Я зажал одну из них между зубами, чтобы сделать ее тверже, затем другую.

— Зевс, — задыхалась Лу, извиваясь у стены, к которой я ее прижал. Звук моего имени в ее устах, слетающий с ее губ, как молитва.

Звучал одновременно кощунственно и правильно. Ей надоело молиться у алтаря чужой церкви, теперь она поклонялась у моих ног и заставляла меня чувствовать себя моим тезкой, богом гребаного Олимпа.

Гром собрался в моей груди и подкатил к горлу, когда я поднял ее выше и опустился на колени, готовый благословить ее своим языком и попробовать ее святые, блять, воды.

Она задыхалась, когда я опустился на пол, зубами расстегнул ее джинсы, а затем стянул их, но, когда я грубым движением сорвал с нее маленькие трусики, она сказала:

— Лучше купи мне их побольше, а то у меня не останется ничего, чтобы ты мог их сорвать.

Я обхватил руками ее бедра и провел между золотистыми ляжками, чтобы погладить гладкую кожу по обе стороны от ее влажной щели.

— Чем меньше, тем лучше между мной и моим новым любимым блюдом, — сказал я ей, раздвигая пальцами по обе стороны ее набухшего клитора и отступая назад, чтобы грубо поласкать его языком.

Она закричала.

Я заткнул ее, плотно прижавшись ртом к ее красивой, плачущей киске. Как только мой язык раздвинул ее складочки и сладкий вишневый вкус взорвался у меня во рту, я понял, что попал в рай, стоя на коленях с моим ртом на самой сладкой киске, которую только мечтал попробовать любой мужчина. Я притянул ее плотнее к своему рту и стал пировать.

Две шумные, трепещущие минуты, затем она кончила, и кончила громко, долго и славно, пульсируя на моем языке и выкрикивая мое имя.

— Блять, Боже, нет, Иисус, — причитала она, но ее руки были в моих волосах и использовали их как вожжи, чтобы мой язык продолжал работать над ней, даже когда она кончала.

— Не прерывай мужчину, когда он ест, девочка.

— Еще, — умоляла она, практически всхлипывая.

— Я думал, ты хорошая девочка, малышка Лу, так где же твои манеры? — спросил я, обводя большим пальцем ее вход.

Мой член был таким твердым, что болел, как ублюдок, но мне нужно было это, нужно было увидеть, как эта девушка, которую я хотел еще до того, как это стало законным, умоляет меня и при этом произносит мое имя. Итак, она точно знала, кого приглашает в свое тело и в свою постель.

— Зевс, пожалуйста.

Я наклонил ее бедра, чтобы провести языком по ее крему от красивой розовой попки до набухшего клитора. Она трещала, как клетка, вокруг меня, так чертовски близко.

— Блять, ты мне нужен. Пожалуйста, я хочу кончить на твоем члене. Пожалуйста, пожалуйста, — умоляла она, дергая меня за волосы, чтобы отодвинуть меня от своей киски.

Блять, но это звучало как хорошая идея, чувствовать, как эта уютная девственная пизда кончает вокруг моего члена. Я попытался сосредоточиться, попытался вспомнить, почему я не должен брать семнадцатилетнюю девственницу на полу кухни в холодном, темном доме, который она не знает.

Пытался и, блять, не смог.

Я опустил ее вниз, чтобы мы снова оказались лицом к лицу, затем поменял свой дразнящий большой палец у ее киски на два пальца и вошел прямо в нее. Ее бедра дернулись вверх, пытаясь опуститься на мою руку, в то же время она смотрела вниз, чтобы увидеть, как я расстегиваю ремень одной рукой.

— Да, — шипела она, и ее глаза сверкали. — Покажи мне.

— Ты мечтала об этом члене, не так ли? — спросил я, все еще трахая ее пальцами, натыкаясь на девственность, которую я собирался уничтожить. Я расстегнул пуговицы и спустил джинсы вниз по заднице настолько, чтобы показать ей твердую длину моего члена, прижатого к бедру за боксерами.

— О Боже, — вздохнула она, ее глаза стали такими тяжелыми, что было удивительно, что она могла, блять, видеть меня. — Такой большой.

— Хочешь, вынимай.

Ее нетерпеливые руки принялись возиться с моими боксерами, и хотя они были неуклюжими, я прикусил язык, чтобы не кончить, когда они скользнули под ткань и обнажили мой член. Было охуенно жарко видеть ее глаза широкие, полные страха и возбуждения, когда она пыталась обхватить рукой основание моего члена и не смогла.

— Руки мне на шею, Лу, — прохрипел я, заменяя ее руку своей, чтобы я мог тереться кончиком члена о ее горячую бархатную киску.

Она застонала и задвигала бедрами, но я держал ее неподвижно, положив руку ей на бедро. Я прижался лбом к ее лбу, а членом к ее тугой дырочке.

— Вот и все, — предупредил я ее, — После этого я для тебя все.

— Ты всегда был для меня всем, — пробурчала она.

Затем, поскольку я не был святым и продержался достаточно долго, я накрыл ее рот своим и проглотил ее резкий стон, когда я вошел в ее капающую киску.

Мой разум раскололся. Только так можно было объяснить, что монстр во мне вырвался из своих оков и схватил Лу сильнее, чем следовало, крепко за бедра, за волосы, водя ее мокрой, сырой пиздой вверх и вниз по моему члену, пока мои бедра не превратились в месиво из ее соков, а пот не потек по спине. Только так можно было объяснить, как наслаждение срывало крышку с моей головы и я не обращал внимания на то, что целую ее до тех пор, пока она почти не могла дышать, кусаю ее шею, пока она не расцветала цветущими засосами.

Это был единственный способ описать, как я трахал ее так жестко, я помечал ее всеми языческими способами как свою.

И ей это нравилось.

Моя семнадцатилетняя бывшая девственница стонала и охала, царапала мне спину, как дикая кошка, и умоляла меня, когда у нее хватало дыхания, трахать ее сильнее. Это должно было причинять ей боль, то, как мой большой член растягивал ее и заставлял кровоточить, но она любила это так яростно, что ей даже нравилась боль.

Мы были потными, хрюкающими животными на полу кухни. Мы уже давно перестали трахаться, мы были просто жадными зверями.

Ее пальцы скользнули в пот на моих плечах, затем погрузились во влажные волосы у висков, чтобы удержать мой взгляд.