Модель его понимания жизни была, конечно, условна и в чем-то даже наивна. Но самое важное, что он извлек из своих размышлений, — это совершенно четкое, ясное сознание необходимости найти себя, определить свое место в жизни, свое главное дело. Чтобы в общей структуре частиц (Сергею импонировал язык физиков) его роль и его рабочая нагрузка были наивысшими.
Он думал. Он взвешивал.
В конце мая Сергей решил окончательно: он поступает в военное училище.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Второй день длилось ненастье. Нудный дождик часами брызгал, превратив поля в чавкающие при ходьбе болотца, а дороги, разбитые танками и бронетранспортерами, — в жидкие грязевые потоки. Лейтенант Колотов демонстрировал солдатам свою закалку: ходил прямо по лужам и не шарахался, если с ветки обрушивался на него холодный душ. В серых глазах Колотова и на всем лице его было такое выражение, точно он говорил: «Какая чепуха — дождь! Мы видали и покрепче штучки». Старший сержант Саруханов стоял перед ним, держа руки по швам. У Саруханова отношение к дождю под стать колотовскому: «А что, в самом деле? Не сахарные, не растаем… Подумаешь, дождь!»
— Товарищ лейтенант, ну как? Какие новости?
Колотов только что вернулся от Богачева. Подразделения полка были теперь разделены на две части и действовали друг против друга. В палатке у Богачева собрались командиры приданных подразделений. Капитан Богачев развернул на столике карту и начал сразу с обстановки — никаких обсуждений, что было ночью или утром, никакого, анализа.
«Может, так и надо? — подумал Колотов. — Мне, новичку, хочется знать, что да как, а им все ясно, для них вчерашний день — что прошлогодний снег».
Против них действовал второй батальон полка. Полоса обороны из трех опорных пунктов, один из них — в роще Голубая. Богачев позвал лейтенанта-артиллериста, и тот рядом с картой Богачева расстелил свою, расчерченную красными линиями. На разбор этой схемы, на сверку ее с картой ушло минут пять, потом Богачев подзывал по очереди командиров взводов и обсуждал с каждым его боевой участок. Колотову было достаточно выслушать несколько вопросов, чтобы понять: командир роты знающий, деловой человек. Все было у Богачева предусмотрено, все выверено, и, кажется, самый придирчивый и строгий начальник не мог бы обнаружить малейшего изъяна в его наметках и планах.
— Где сейчас ваши люди?
— Взвод отдыхает. За исключением дежурных наблюдателей.
— Оружие, снаряжение?
— В порядке.
— Не раскисли под дождем?
— Нет.
— Смотрите, чтобы готовность… Я проверю.
Богачев разговаривал в своей обычной суховато-резкой манере; он разговаривал тем же тоном и с другими офицерами, не было никакой разницы. Но Колотова, однако, неприятно возбуждали интонации ротного командира. «Я теперь свой, но еще не могу привыкнуть», — подумал он.
* * *
Старший сержант Саруханов, без плащ-накидки, в легкой ватной куртке, вышагивал рядом с Колотовым.
— Ну как там, товарищ лейтенант? Что нас ожидает?
Его лицо дышало молодостью, веяло от всей его фигуры здоровьем и энергией привычного к походам, к условиям полевой жизни человека. Из-под козырька фуражки поблескивали влажно глаза.
— Новостей особых нет, — произнес задумчиво Колотов. — Держать пока оборону. Но предполагается атака на опорный пункт «противника». — Он рассказал Саруханову все, что слышал у командира роты в палатке; они вместе спустились по склону и посмотрели на скрытую в моросящем дожде, темным пятном выступавшую на горизонте рощу.
— С километр, пожалуй, отсюда будет, — кивнул Саруханов в сторону рощи. — Интересно, кто там из наших?
— Это не имеет значения, — думая о чем-то своем, сказал Колотов.
На минуту разговор у них оборвался: Саруханова уколола категоричность лейтенанта.
— В настоящем бою — другое дело, — продолжал Колотов. — А мы учимся. Для нас важен элемент неизвестности, потому что он помогает тренировать ум, волю. И вообще скажу: сильный и незнакомый «противник» приносит больше пользы, даже если ты и проиграешь.
— Проигрывать неприятно. Да и начальство сердится, — заметил машинально Саруханов.
— Конечно, неприятно, кто спорит, — ответил Колотов, пропустив мимо ушей замечание насчет начальства. — Надо стараться не проигрывать. Между прочим, отделение Аникеева действовало вчера неуверенно. Будто что-то мешало ему. Какая-то неслаженность ощущалась.
Саруханов молчал.
— Вы говорили с Аникеевым?
— Нет.
— Почему?
Саруханов потер ладонью лоб, как бы собираясь с мыслями.
— История весьма короткая, товарищ лейтенант.
— Чья история?
— История Аникеева, — повторил Саруханов, искоса поглядывая на Колотова. — Сержант Аникеев служил раньше во взводе Жернакова. Там у него с первого дня не заладилось. Возникли сложности. Аникеев тогда попросился во второй батальон. Парню, видно, стало невмоготу. Но замполит Варганов сказал: «Никуда от нас не уйдешь». И его оставили в роте. Только перевели к нам во взвод.
— Понятно, — кивнул Колотов. — И давно Аникеев в нашем взводе?
— Около трех месяцев.
— Какое же у вас впечатление? Справляется он со своими обязанностями?
— Справляется, в общем, — Саруханов на мгновение закусил верхнюю губу. — Понимаете, товарищ лейтенант, Аникеев — парень, в принципе, не плохой, только вот характером мягковат. А иногда я думаю: может, он после Жернакова никак не войдет в колею?
— В каком смысле «не войдет»?
— Да в самом прямом — в житейском. Вот, к примеру, вы прибыли к нам — Аникеев сразу заволновался.
Колотов от недоумения даже крякнул: смотрите какие круги пошли при его появлении!
— Что же забеспокоило Аникеева?
Саруханов хитровато усмехнулся, но тут же погасил усмешку.
— От характера, наверное, все зависит, товарищ лейтенант. Был у нас прапорщик Иванько, при котором Аникеева перевели во взвод. Стал Аникеев вроде привыкать помаленьку, а Иванько возьми да и отправься на учебу. Я остался за командира взвода; ко мне привыкать нечего, но все же… А теперь вы — новый человек. Как в народе говорят: «Новая метла по-новому…» В общем, ясно. Вот Аникеев и занервничал. Может, от неуверенности. Когда уверенности нет, то по пустякам человек горит. Разве не так?
— Да, это правда, — согласился Колотов, взглянув быстро и с любопытством на своего заместителя. — Насчет уверенности — это точно, — добавил Колотов и неожиданно подумал о себе, о том, что осторожничает, боится, как бы не попасть впросак. Ну как с первого шага возникнет о нем невыгодное впечатление. Потом долго не избавишься. Первое впечатление, известно, самое яркое.
— Ладно, — сказал Колотов, перехватив улыбку Саруханова. — Не затянулась бы только эта акклиматизация. Три месяца — мало это или много?
В голосе лейтенанта послышались железные нотки. «Три месяца — мало это или много?» Вопрос поставлен ему, Саруханову. Лейтенант считал его главным ответчиком. Впрочем, так оно и было: при нем Аникеев пришел во взвод, при нем слабохарактерность свою проявлял. Все правильно. Только разные бывают люди — один быстро входит в форму, приобретает нужные навыки, а другому требуется время — три месяца, полгода, год…
Вслух же Саруханов сказал, стараясь быть спокойным:
— Я считаю, что Аникеев будет хорошим командиром. Помогать ему надо.
— Понятно, — произнес Колотов, как бы подытоживая беседу. — Мне понятно, почему вы решили не говорить с Аникеевым о вчерашних просчетах. — Колотов окинул цепким взглядом худощавую, фигуру своего заместителя: «Этот Саруханов, видно, неплохой психолог». И добавил одобрительно: — Давайте подождем с разговорами.
Зашуршали рядом кусты, послышался кашель. Отводя руками мокрые сучья, подошел сержант Гусев.
— Ты чего, Гусев? — спросил Саруханов.
— Да так, ничего, — ответил сержант. — Тут сейчас танкисты приходили. Местность смотрели.
— Значит, танки будут, — сказал Саруханов.