Забота у нас простая,
Забота наша такая…
Это ведет низким голосом Гусев. И взвод подхватывает, оглушая металлическим звоном:
Жила бы страна родная —
И нету других забот.
Пауза несколько мгновений — и отчетливая сухая чеканка каблуков.
А потом снова хор выводит:
И снег, и ветер,
И звезд ночной полет…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовет…
Особое чувство испытывал всякий раз Колотов, когда шагал в строю и пел эту давнишнюю песню. Щиплющая изморось ударяла в лицо, холодный ветер покалывал щеки. А они пели, печатая шаг, шли через военный городок и пели:
Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная —
И нету других забот…
Хорошо возвращаться в казарму с победой. Будто не идешь, а летишь. Колотов пел, шагая сбоку, и молодецки поглядывал на своих орлов, которые сегодня не оплошали.
Строй повернул влево, обходя сквер. И тут же Колотов крикнул, чтоб отставили песню, побежал вперед. Полковник Клюев шел навстречу.
Почему всякий раз, когда он видел Клюева, его охватывало какое то волнение? Колотов не мог бы толком ответить, почему так происходит. Потому, может, что он видел перед собой человека, который командует огромной массой людей и техники, именуемой мотострелковым полком. Потому, что он — Герой Советского Союза. Потому, что такой спокойный внешне и умеет сдерживать в себе самые сокровенные чувства. Да мало ли почему испытываешь мальчишескую нежность к человеку, который является твоим командиром полка!
Колотов доложил полковнику, куда и откуда следует взвод.
— Отстрелялись хорошо? — спросил Клюев, выслушав Колотова, и пожал ему руку. — Молодцы! Благодарю, товарищи, за службу!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
«Лужаны, 26 ноября
Добрый день, Николай Иванович!
Вот написал «Добрый день», а за окном ночь. Машинально рука вывела.
Я часто в последнее время вспоминаю тот вечер в училище, на котором шел разговор о призвании. Верно тогда говорили: отдашь какому-нибудь делу частицу себя — вот оно и близко тебе, ты уже с ним связан.
В моем взводе служит старший сержант — я писал вам. Почти два года учился в институте, ушел, призвали в армию. Сейчас у меня заместителем. Очень хороший парень. Его на днях принимали в партию, и я узнал многое. В общем, на мой взгляд, у него отчетливо выраженное призвание быть военным, быть командиром. Видели бы вы, Николай Иванович, как он проводит занятия, как разговаривает с людьми. Умница, как сказал бы наш генерал. Но со мной несколько замкнут, хотя не могу пожаловаться, ровен и вполне дружелюбен. Много читает, увлекается тактикой. Я уверен, что он должен пойти в военное училище, и считаю, что самое подходящее для него будет наше — общевойсковое. Собираюсь поговорить с ним по душам и не выберу момента. Гордый парень — изо всех сил старается делать так, чтобы все было без сучка без задоринки. А мне, наоборот, хочется, чтобы у него были маленькие сучки и задоринки, чтобы обратился ко мне за помощью. Вот ведь какая ситуация! Даже самому смешно. Завидно, Николай Иванович, когда люди к кому-то тянутся, с кем-то стремятся поделиться. Вон замполит Варганов — я уже рассказывал про него, — к нему солдаты запросто и обо всем. Извините, Николай Иванович, за бессистемное письмо. Спасибо за чертежи. Прицельный станок такой конструкции сделать, конечно, легче. Я говорил с нашими, решили испробовать.
Привет всем в училище, а особенно нашему генералу. Благодарю за память.
Ваш Сергей Колотов.
Читать мне за последнее время удается мало. Очень много приходится заниматься со взводом. Однако книжку, про которую вы писали, я прочту обязательно. Вот бы только разгрузиться с делами».
* * *
«Дорогой мой лейтенант! Здравствуй, сынок!
Спасибо тебе за письмо. Я рада, что у тебя все хорошо, а насчет моих зимних каникул — ты же знаешь, как проходят у педагога каникулы. Но я загорелась твоим предложением и, может, добьюсь отпуска, приеду.
Ты пишешь, что у вашего командира полка погиб сын, летчик. Какое горе! Читала и думала: а матери-то каково, каково матери пережить такое?! Вдруг представила: и ты мог оказаться в подобной ситуации! Мне стало страшно. Очень страшно! Береги себя, Сережа! Береги себя и помни, что ты у меня один.
Праздники прошли обыкновенно. Заходили мои приятельницы, наши учителя, ты их знаешь: Светлана Васильевна и Мария Николаевна. У обеих сыновья служат действительную. Интересовались: не очень ли суровая дисциплина в армии? Беспокоятся за сыновей. А я же знаю этих ребят и думаю, что дисциплина им пойдет только на пользу. Они считают, что быть офицером легко. Попробовали бы, какая это легкость — другими командовать! Вот только никак не могу представить, как ты командуешь.
Приходили ко мне папины однополчане, знакомые еще по фронту. Один из них уже генерал. Свалились как снег на голову. Я говорю: хоть бы предупредили. А они смеются: предупредишь — будете готовиться, а мы хотим запросто. О тебе много говорили. Хорошие люди, душевные. Ходили на могилу отца, постояли, всплакнули. Уходят ветераны, все меньше и меньше их остается. Очень мне недоставало в тот день тебя, Сережа. Так бы хотелось жить поближе. Ну да ладно об этом, знаю сама, что дело военное, куда пошлют, там и живи.
Твой Саруханов мне очень понравился. Я его так и представляю: смуглый, худощавый, умный и гордый. Вот бы приехали оба в гости! Илюшечкина тоже представляю. Маменькин сынок, таких в школе сейчас очень много, навалом, как ребята выражаются. Скворцов твой просто прелесть, стихи любит и пишет, может, станет поэтом. Видишь, как я твоих подчиненных знаю! Пиши мне и дальше про них и вообще про все, что тебя волнует. Бабушке Насте передавай от меня поклон.
Да, маленькая просьба к тебе, Сережа! Петр Никанорыч наш уходит на пенсию, пятьдесят лет в школе, здоровье стало сдавать, а какой добрый человек, сколько он хорошего отдал людям! Может, напишешь ему, ты у него учился. Старику будет приятно.
Послала тебе посылкой теплые вещи, потому что у нас сейчас холода, каких уж давно не было. А у вас, наверно, еще холоднее. Смотри не застудись.
Любящая тебя мама. 24 ноября».
* * *
За успехи в боевой и политической подготовке объявить благодарность:
Старшему сержанту Саруханову М. Т.
Сержанту Гусеву К. И.
Сержанту Аникееву Ф. В.
Рядовому Блинову А. И.
Рядовому Лавриненко П. К.
Рядовому Скворцову И. В.
(Из приказа по мотострелковому батальону).
* * *
Развод на занятия — и длинный стол в классе. Схемы на стенах. Ряды узеньких столиков, черная доска — почти так же, как в студенческой аудитории. Колотов принимал у солдат зачеты по материальной части. Тускло поблескивала вороненая сталь ручного пулемета, лежавшего на столе.
— Расскажите о порядке смазки пулемета.
У стола Илюшечкин. Торопясь, начал говорить. Смутился, поправил ремень на гимнастерке.
— Не спешите, — остановил его Колотов. — Давайте по порядку. С чего начнете?
— Сначала нужно разобрать пулемет, — сказал Илюшечкин.
— Правильно. Начинайте.
Глухо позвякивала вороненая сталь. У Илюшечкина что-то не получается. Пот выступил у него на лбу. Безуспешно попытался отделить какую-то часть в казеннике. Ничего не выходит. В классе разносится шорох. Скворцов пригнулся над столом, приложил ладони к губам — шепчет, что и как надо сделать.
